Мрак воспоминаний
С таким подходом действительно неважно, где он умрет, если он уже собрался. Но смотреть на него – исхудавшего, с запавшими глазами, где уже нет жизни, потому что человек сам себя похоронил раньше срока, просто невыносимо. Куда более гнетуще то, что в моменты, когда боли слишком сильные, и таблетки Гришаевых не помогают, отец начинает сильно пить. Слышать среди ночи его стоны, а потом и пьяное бормотание непонятно с кем, тоже как-то из ряда вон. Бежать отсюда надо – вот что. Но как сбежать от родного отца, на то ведь и нужны дети, чтоб подать стакан воды. Это пока он ходит, но Гришаев с ним разговаривал, говорил о том, что скоро может быть отказ опорно-двигательного аппарата, и отец сляжет, после чего уже никогда не встанет, тогда за ним нужен будет постоянный уход. Хотя отец так бухает, что непонятно до конца, что может послужить причиной его смерти.
Однажды, когда Миша поздно вернулся с работы, он услышал странные вещи. Стараясь заходить в квартиру как можно тише, чтоб не разбудить отца, молодой человек увидел, что свет в ванную горит, однако звуков воды не слышно. Сначала он перепугался от того, что отец пошел в душ, ему стало плохо, и он упал, потеряв сознание, но за этим чувством пришло другое, более страшное. Отец с кем-то разговаривал. Не с человеком – в прихожей не было чужой обуви, а телефон валялся на тумбочке. С кем же он говорит?
III
Добравшись к месту работы за пятнадцать минут до своей смены, Миша позволили себе покурить ещё разок. Пока он курил, его сзади хлопнул по плечу подкравшийся Даня Барковский. Они весте работали в Butcher’s son по приглашению их общего знакомого, лучшего друга Миши – Харькова, а в миру – Сергея Харьковского. Даня играл в созданной полгода назад группе, в которую Давыдов-младший верил больше, чем кто бы то ни был. Не имея особых музыкальных навыков, кроме чувства ритма, его определили в ударники и благодаря интернету за короткое время Борковскому удалось научиться играть несложные, не сильно быстрые партии и даже не сбивать ритма.
– Ты чё крадёшься, непутёвый?
– А ты знал, что с древнегреческого языка имя Миша означает «говно собаки»?
– Конечно знал, мне твоя мамаша рассказала, когда я её в кино водил.
После этого высокоинтеллектуального диалога они обменялись рукопожатиями и пошли к черному входу.
Харьков был сыном известного в городе ресторатора, который поднялся благодаря связям в лихие девяностые и вовремя переобулся в нулевые, от чего его бизнес не пострадал ни от шоковой терапии, ни от рейдерских захватов, ни от кризиса в период «стабильности». Сына он готовил себе в преемники и делегировал ему важные задачи, с которыми последний справлялся вполне себе неплохо. В этом ресторане он выполнял роль одновременно и бухгалтера, и кадровика, и маркетолога и даже порой управляющего, поэтому двум раздолбаям Борковскому и Давыдову стоило труда, чтоб оправдать доверие друга детства, который по старой памяти помог им пристроиться. Даня, как человек более резкий и склонный к передразниванию собеседника, был отправлен подальше с глаз долой в заготовочный цех, требующий более рутиной и монотонной работы, прямо как барабанная установка, которая находится дальше всего от публики и всё, что требуется от сидящего за ней – долбить в такт песне и желательно не сбиваться с заданного ритма.
Миша же, как человек более сдержанный, но более творческий был отправлен в зал к гостям, работать официантом. Периодически от переработок у него так же, как и у любого живого человека, протекала будка от впечатлений, которыми его наградили люди, то ли слишком требовательные к сервису, то ли совсем не разборчивые выпендрёжники, которые ничего не понимают в гастрономии, но им просто НЕОБХОДИМО показать всем вокруг то, какие они утонченные и какой необычный подход для них требуется.
Харьков, кстати, был на редкость хладнокровным молодым человеком, ведь он никак не мог выйти из себя, что бы ни случилось. Те, кто работают с ним давно, помнят весьма интересный случай, когда в погожий летний вечер под закрытие ресторана к дверям подошёл самый обыкновенный оборванный, пахнувший всеми оттенками гнилья и при этом пьяный в дрова бомж, который стал ломиться внутрь и вот-вот прорвал бы кордон из бросившихся ему наперерез девочки-хостеса и щуплого парня, который стажировался на бармена и в моменте оказавшегося неподалеку, если бы рядом не появился Сергей Харьковский собственной персоной. Как он там оказался – уму не постижимо, потому что официанты видели его в офисе сдающим инкассацию, повара – в холодильной камере с бланком пересчета продуктов, а сотрудники клининга получали от него выговор за то, что не пополнили в туалете покрытия для унитаза. Так или иначе, появившись у входной группы в своем шикарном костюме от Бринелле Кучинелли, одним только видом остановил возникшую там возню и толкотню.
– Что здесь происходит? – спросил он, скрестив руки на груди и слегка наклонив голову, как всегда делал в случае возникновения рутинных проблем, решения которых у него всегда было припасено заранее.
– Да тут… это… – начал было лепетать стажер-бармен.
– Пусти на горшок, начальник! – прогнусавил бомж и сделал последнюю тщетную попытку прорваться в холл.
– У нас приличное заведение, где в пачкающей одежде и состоянии алкогольного опьянения вход противопоказан, – начал нарочито официально объяснять Харьков.
– Да насрать мне на ваше заведение! Если не пустишь, начальник, я тебе прям на ковёр отолью! – уже в конце фразы бомж стоял с высунутым нараспашку членом, готовый подтвердить сказанное сделанным. Хостес и стажер заохали и отвернулись, мечтая развидеть увиденное и уйти под землю от захлестнувшего их испанского стыда. Но Сергей Харьковский был непрошибаем, он даже глазом не моргнул, и ни один волос на жопе не зашевелился от происходящего в его ресторане происшествия. А ведь на шум стали обращать внимание гости и остальные сотрудники. Если это смущало двух его коллег, то его самого – абсолютно не трогало. И ответ прозвучал твёрдо, уверенно, даже можно сказать, что отрепетировано.
– Если ты свой обрубок не завернёшь туда, откуда достал, я тебе так по шарам въебу, что ты устанешь свои ошметки по веранде собирать.
Услышанное заставило задуматься нашего нарушителя спокойствия. Минуту где-то он простоял молча с членом в руках, затем, видимо, сделал правильный выбор и, чуть ли не с поклоном, удалился.
IV
Работа в ресторане не приносила удовольствия никому из тех, кто там работал. По крайней мере счастья на лицах ни у кого не наблюдалось. Работа была всегда, работы было много и радости никому от этого не было. Даже полулегендарный безразличный Харьков не показывал виду, как ему до смерти надоели его гости, коллеги, контрагенты и в целом всё население планеты Земля. В этом они с Давыдовым сходились, но если последний дулся на мир чисто из-за причин, объективность которых вызывает сомнения, то Сергей ненавидел Вселенную вполне справедливо, у него на каждого был компромат и к каждому была вполне обоснованная претензия.
Миша Давыдов был импульсивного характера, который любил делить мир на черное и белое. Не стоит упрекать его в узколобости, так как воспитание и вся его молодая жизнь сложилась именно в таком ключе, где есть «свои» и «чужие», где есть «хорошо» и «плохо», где есть «чёрное» и есть «белое». Из плюсов такого подхода к жизни вытекает искренность в его словах и действиях, честность и преданность близким, делу и себе. Также, он был чутким к нуждам и интересам людей, которые были ему дороги, на него всегда можно было положиться, но в то же время эта альтруистическая черта его характера шла вразрез с воинствующим безразличием по отношению ко всем остальным людям, не входившим в круг его общения.
Харьков, несмотря на внешний интеллигентный и деловой вид, располагающий к общению, всё переживал внутри себя и был сам себе судья, подолгу размышляя о событиях, людях и предметах. Он анализировал каждый свой шаг и каждое своё слово, не делясь ни с кем своими мыслями и соображениями, потому что не доверял никому из своего окружения. Такая закрытость обуславливалась тем, что в их семье изливать душу было чем-то вроде дурного тона, и если у тебя есть проблема, которая не затрагивает никого, кроме тебя, то будь добр решать её сам. Даже семья жила по законам рыночных отношений, брак его родителей был по расчету, его зачатие, можно сказать, было частью бизнес-проекта отца-ресторатора, где дети возьмут на себя роль управляющих на местах, а детство и юность проходила в форматах сделок и соглашений. Отсюда и пошло его недоверие к людям и установка, что рассчитывать всегда и везде стоит только на себя. В друзьях он видел конкурентов, подхалимов или инструмент для решения тех или иных задач, девушка ему нужна была только для физиологических потребностей, хотя он был знаком с этикетом и в принципе умел вести себя с ними так, что они даже не подозревали о том, что ему на них наплевать, ведь на свидания он приходил с букетом цветов, водил по ресторанам, клубам, галереям и театрам, мог потакать их просьбам и хотелкам. С людьми он легко сходился и так же легко расходился, если они переставали представлять собой интерес для его величества Сергея Вячеславовича.
Друзья Харькова в виде Миши Давыдова, Данилы Барковского догадывались о том, что они ему не ровня, что их интересы в корне расходятся, но пока у них нет нужды прекращать с ним общение как минимум из-за того, что Харьков – их работодатель. Да и к тому же, ничего дурного для них он не делал. Даже когда Даня на заготовках уронил гастроёмкость с маринованным луком в день проверки Роспотребнадзора, окрасив белоснежную кафельную стену и пол в бордово-красный цвет, даже когда Миша на претензию гостя ответил: «У нас эту пасту готовят не итальянцы, а узбеки, хотите вкусную карбонару – езжайте за ней в Италию, не вижу смысла в вашей жалобе», даже после всего этого Сергей их уберег от наказания (но в душе проклял род Давыдовых и Барковских до седьмого колена и поклялся себе выгнать эту парочку к чертовой матери из своего ресторана, когда ему это будет выгодно).
В счастливом неведении о своей судьбе, Даня и Миша продолжали время от времени исполнять всякого рода дичь, злоупотребляя дружбой с Харьковым. Подобный случай произошел этим летом, когда в их ресторане решили провести банкет серьёзные дяди и тёти, отмечающие очевидно сделку века, потому что поляну для них накрыли знатную, а алкоголя было просто невозможное количество. Так вот, видя беззаботность веселящихся, которые уже вошли в так называемую «кондицию», Миша зажал одну бутылку 15-летнего виски и перелил ее в керамический чайник, пригласив на «чаепитие» Даню и ещё пару людей, к которым было доверие. Так они выхлебали ещё пару бутылок на следующих летних банкетах, ни разу при этом не выдав своего греха.
На вырученные деньги Давыдов и Барковский снимали репетиционные базы и студии звукозаписи, покупали всякие примочки к музыкальным инструментам, но прогресс отсутствовал. А все потому, что чуть ли не каждая репетиция превращалась в пьянку. Всерьез был поставлен вопрос о том, чтоб найти человека, который будет следить за группой и не давать им бухать, курить и нюхать всякое отвлекающее от репетиции. Разумеется, не на безвозмездной основе.
Второй причиной, по которому их команда не попала даже в андеграундную среду заключалось в том, что всем, кроме Миши было глубоко наплевать на музыку. Даня в группе был ради какого-то своего прикола и для тусовки, потому что ему нравилось осознавать свою причастность к сообществу. Их басист, Олег Карпов, воспринимал их группу и репетиции как лишний повод приложиться к бутылке (семейка у него сплошь и рядом состояла из пьющих и выпивающих, поэтому его отношение к алкоголю было соответствующим, однако пить просто так без повода он считал чем-то диким, а вот репетиция рок-группы – да святое дело!), тем более это было частью образа. Где вы видели рок-группу с трезвым басистом?
Олега они нашли тогда, когда пошли на концерт одной зарубежной команды, названия которой уже никто не помнил. Стояла длинная очередь на вход в клуб, где по рядам с головы в хвост передавались бутылки с алкоголем. Нельзя же проносить своё, а добру пропадать не полагается, вот и передавали его в конец очереди. Прямо перед Мишей и Даней стоял здоровый парень в потёртой кожанке и рваных джинсах, который тщетно пытался согреть себя этим холодным мартовским вечером, потирая ладони друг о друга. И вот сама благодать упала в его руки.
– Братка, принимай подарок! – крикнул ему парень, стоящий впереди.
– О, – сказал Олег, принимая наполовину пустую или наполовину полную – как кому нравится, бутылку водки. Осушив её во мгновение ока, он шумно втянул в себя воздух и так же шумно выпустил его, а затем метким броском перекинул пустую тару в мусорный контейнер на территорию клуба.
Так они и познакомились.
Была в их компании ещё и Ксюша Милорадович. Мишина подруга детства. Когда-то их семьи поддерживали тесную связь и дружили друг с другом, но по мере того, как жизнь ставила палки в колёса одним и служила неугасаемым маяком для других, открывая возможности к сытому, светлому и душевному существованию, их пути разошлись, так как приоритеты у всех в корне поменялись. Но тем не менее, Миша и Ксюша продолжали поддерживать связь, ведь у юного возраста только один приоритет – наслаждаться жизнью. Болезнь Давыдова-старшего очень сблизила их, девушка очень хотела быть рядом со своим другом детства и поддерживать его музыкальные начинания, ведь она сама была частью творческого сообщества – Ксюша занималась фотографией и пейзажной живописью на пленере (семья Милорадовичей жила в загородном доме, который находился в черте недавно построенного элитного коттеджного посёлка на некотором отдалении от больших дорог).
Вокруг девушки постоянно крутились какие-то парни и взрослые мужчины, потому что Ксюша была не только эрудированным и творческим человеком, но и обладала модельной внешностью, будто сошла с обложек Vogue. Миша был влюблён в неё сначала тайно, а потом всё более и более давал ей понять, что она имеет для него куда большее значение, чем просто друг детства. Ксюша делала вид, что не замечает всего этого. Но так или иначе, он не хотел ей полностью открываться и завязывать отношения, потому что боялся в случае неудачи потерять такого друга в её лице, по этой же причине Ксюша боялась ответить Мише взаимностью.
И каждый раз, когда у Ксюши появлялся новый ухажёр, он страшно по этому поводу переживал, на какое-то время их общение сводилось до минимума, и Миша всячески себя накручивал, воспринимая её поступки как предательство себя, хотя о каком предательстве может идти речь, если никто из них в отношении друг друга ничем не был обязан. Но когда новые девушки появлялись у Миши, она искренне за него радовалась, потому что теперь им не нужно делать вид, будто они имеют чувства друг к другу, которые просто словом «дружба» не назовёшь.
Также, Ксюша горела желанием узнать о подругах Миши как можно больше, хотела с ними дружить и общаться, в то время как сам Миша, успешно задвигавший все дела в дальний угол для того, чтоб встретиться с Ксюшей, при получении приглашения познакомиться с её новым молодым человеком, находил уйму занятий для себя и всячески с таких встреч соскальзывал. Но в последний год на любовном фронте у них двоих была тишина, каждый отходил от своих прошедших отношений, находя минутные увлечения-сублимации в случайных знакомых для такого же случайного секса, потому что их эмоциональный и ментальный ресурс был исчерпан, и ни Ксюша, ни Миша не хотели начинать никаких серьёзных отношений.
Ровно до тех пор, пока к Ксюше не навострил коней Харьков, который как раз для своего душевного равновесия нуждался в спокойной девушке, с которой будет не только не стыдно показаться на людях и провести ночь, но и которая будет приятным собеседником и будет договороспособной. Предыдущие его пассии по одному из вышеперечисленных критериев не попадали, что и было причиной разрыва между ними и Сергеем. Некоторые ему предлагали воспользоваться услугами эскорта, но их он использовал только по прямому назначению, а в данный момент Харьков нуждался именно в отношениях, но в таких, чтоб они не создавали проблем и позволили ему держать контроль над собой. Управление рестораном сильно било по его самообладанию и в последний год он всё сложнее и сложнее для себя сохранял на людях невозмутимость.
Однако Харьков знал о том, что Миша тянется к Ксюше, и он не хотел, чтобы возникли какие-то проблемы в случае, если Давыдов узнает о их связи. Этого же и не хотела Ксюша, желавшая сохранить в Мише друга, потому что он всегда во всём её поддерживал, ему она рассказывала все свои секреты и тайны, просила советов и вообще обсуждала с ним то, что обычно принято обсуждать с лучшими подругами (которых у нее, кстати, не было из-за типичной женской конкуренции, исходящей, однако, не от самой Ксюши). Сам Миша это очень высоко ценил и воспринимал как показатель доверия, это ж надо – она говорит с ним о месячных и кидает фото в белье, чтобы он выбрал, какое из представленных вариантов Ксюше надо выбрать – вот это ли не показатель её расположенности к нему?
Ну, вообще-то нет, это всё знали и видели все, с кем она спала. Но Миша об этом пока не знал.
Итак, получив весьма недвусмысленное предложение от Харькова, Ксюша решила принять его, ей нравились уверенные в себе мужчины, которые любят брать на себя ответственность и всегда являются хозяевами ситуаций. Миша же, окончательно потерявший от нее голову, выбирал подходящий момент для того, чтобы открыть ей свои чувства. Но девушка почему-то постоянно соскакивала с предложений встретиться и погулять. Мишу это печалило, но никаких подозрений у него не возникало, он же такой понимающий парень. Конечно, у нее там подготовка к сессии, конечно, ей нужно сделать пару дизайнерских макетов для студии, в которой приходилось подрабатывать, конечно, день рождения двоюродной сестры из Костромской области, конечно, конечно. Пока Миша лежал на кровати и смотрел в потолок, представляя, как он скажет о своих намерениях и о том, как они рванут в Питер встречать рассвет на берегу Финского залива с бутылочкой винца или чего покрепче… Ксюша извивалась на Харькове в апартаментах, находящихся в центре города. Это была ее любимая часть города… и любимая поза. Такой вид из окна. Кстати, компания, сдающая в аренду коммерческое жилье была дочерним предприятием в холдинге, где в совете директоров заседал отец Сергея Харьковского. После этой ночи у Ксюши появится колье от Tiffany&Co.
Глава 2
I
– Молодой человек, почему у вас нигде не сказано, что в салате есть лактоза? У меня непереносимость лактозы, я тут сейчас помру, а вы до конца своей жизни мне компенсацию платить будете! Где ваш менеджер? Приведите его сюда, с вами все ясно, я разговаривать буду только с ним! – после этих слова девушка в обтягивающей черной юбке закатила глаза, закинула нога на ногу и достала из сумочки телефон, чтобы записать голосовое сообщение.
«Тупая ты швабра», – подумал Миша, отправляясь на поиски менеджера. Неужели человек, действительно страдающий непереносимостью лактозы, увидев в названии блюда название сыра, будет его заказывать?
День не задался с самого начала. Сначала подвела погода. После вчерашнего вечернего дождя ночью ударил мороз, превратив улицы в непроходимый ледяной каток. Управляющая компания как обычно прогноз проигнорировала, спасибо хоть на том, что поливальные машины на дороги не вывели. Миша, слегка проспав на работу из-за вчерашней гулянки с ребятами, двигался очень резко и едва не свалился, сделав первый шаг по ступеням своего подъезда. Почуяв опасность повсюду, он сбавил темп, сделал музыку погромче и пошел в сторону метро как можно быстрее, насколько это позволяет дорога – на автобус попасть не рассчитывал, завидев на остановке уйму людей, которые из-за гололеда решили проехать, а не пройти.
И вот шел он по улице, пока другие ехали, такой гордый и независимый, от того, что автобус застрял в потоке, а ему удалось его обогнать, шел со взглядом полной уверенности, пока мимо него не проехал велокурьер на максимальной для велосипеда скорости. От неожиданности Миша вздрогнул, чуть не так наступил на поверхность, как сразу же потерял равновесие и, вскинув руками, больно грохнулся на задницу. От удара о землю один из наушников вылетел из уха и упал в снег. Музыка стихла. В этот момент мимо него проехал набитый битком автобус, пассажиры, стоящие лицом к окну, выходящему на ту сторону улицы, где сидел на холодном асфальте не выспавшийся и злой Миша, много раз поблагодарили судьбу за то, что не пошли пешком. В тесноте, да не в обиде. В чистой и сухой одежде. Без ушибов и ссадин. Со спокойной душой.
После того, как Миша проклял автобус, пассажиров и курьера, он отыскал наушник и побрел дальше, уже чуть медленней из-за опасности второй раз так глупо навернуться. Ну и второго удара его задница вряд ли бы пережила. Больше всего душа болела не за то, что произошел такой несчастный случай, а за то, что он шел так гордо и так пафосно под брутальные риффы паур-метала, чувствуя себя героем песни, который весь из себя мужик, не дающий поводов для насмешек, как пришлось так глупо раскорячиться на виду у всей улицы, выставив себя как полное неуклюжее позорище.
Второй негативный момент поджидал его на подходе к работе, когда обнаружилось, что в зажигалке закончился газ. Как назло, вокруг ни души, и возможности стрельнуть огоньку совершенно не было. Плохой знак – не покурить перед сменой. Но деваться некуда, он ведь и без того опоздал.
Третий момент был в раздевалке. Он только зашел и убрал в чехол куртку, начал снимать ботинки, как туда без стука ворвалась симпатичная, но тупая как пробка официантка, к которой Миша от безнадеги хотел подкатить, чтоб хоть как-то разнообразить свою жизнь. Она работает совсем недавно, но на ее задницу засматривается весь мужской коллектив их команды, даже Харьков, чьи эмоции и помыслы угадать трудно, перед ней давал слабину. И в тот самый момент, когда он снимает ботинок, взгляд официантки сразу падает на его носок, из которого торчит большой палец.
– Хо-хоу, Мишка, тебе чаевых на носки не хватает что ли или за тобой ухаживать некому? Эй девочки, смотрите, у него носок порвался!
Затем она, видимо забыв то, зачем ворвалась в раздевалку, хлопает дверью и убегает, оставляя Мишу в состоянии полного чувства стыда, беспомощности и унижения.
Но, натянув мину высокопарного безразличия, он выходит в зал, где уже потихоньку на завтраки начинают собираться гости. Менеджер, помня о его опоздании, не отпускает Мишу на перекуры, от чего его настроение поганится все больше и больше, а уровень приемлемого сервиса опускается все ниже и ниже. А тут еще эта блядь со своей лактозой. Перекуры до конца дня ему точно не светят. Как назло, работала еще смена из ребят, с которыми Мише не удалось найти какого-то человеческого контакта, а значит ни поржать с кем-то, ни пожаловаться на жизнь. Даже Харьков и тот умотал куда-то. Последний человек, с которым он мог как-то скрасить день какой-никакой беседой, сплетней или просто похихикать, опозорил его в раздевалке сегодня утром. И пока Миша не отпустит ситуацию и не сможет переварить в себе этот позор, в ее сторону он даже не посмотрит. Даже на ее жопу пялиться больше не будет. Тем более, что он уже твердо решил предложить Ксюше отношения. А значит на других баб ему смотреть нельзя.
Погруженный в эти мысли, Миша шел за менеджером, который в этот момент сидел за барной стойкой с чашкой кофе, разговаривая с кем-то по телефону. Судя по тону, обсуждалась какая-то тусовка, которая должна была произойти со дня на день. Вообще, если так между делом, то сидеть за барной стойкой с чашкой кофе и болтать по телефону не о работе не позволял себе даже Харьков, но менеджер, пользуясь отсутствием своего руководителя, немного позволил себе вольностей. Учитывая то, что он так открыто и беспечно потягивал кофе, Сергей вернется в ресторан не скоро.
– Да ты что, прям весь лаундж за нами до закрытия? Ну космос, а там будет эта рыженькая, с короткой стрижкой, которая…
– Дим, тут такое дело, – начал Миша, немного неуверенно.
– Ща, Дэни, погоди… Ну чего тебе, не пущу я тебя никуда! Ты не видишь, что я занят.
– Тебя гость зовет, ей не понравилось, что в салате с сыром есть сыр.
– Ты серьезно сейчас? Дэн, я перезвоню, тут эти дауны опять накосячили, – убрав телефон в карман и допив кофе, Дима начал зондировать почву, – По порядку, что за чем пошло. Где она сидит?
– Короче приходит девушка, я говорю, мол, здрасьте, то-се, пятое-десятое, сажаю за столик, даю меню, сразу предлагаю сезонку, где салат со страчателлой и рукколой с этой херней зеленой, как ее…
– Это называется песто, еще раз я узнаю, что ты не помнишь составы блюд наизусть и можешь забыть о том, что у нас в компании есть премии.
– У нас есть премии?
