Homo naturalis. Человек естественный

(Шаманское дерево. Г.В. Ксенофонтов. Шаманизм. Избранные труды)

Раздел о человеке не может ограничиться его пониманием как «нехватки». Именно недостаточность человека возбуждает в нем желание быть сильным, искать источник силы. Сила становится «идеей фикс» первобытного сознания. Статья В. И. Абаева «Шаман сильнее воина» начинается следующими словами: «До появления металлов люди больше верили в колдунов, чем в воинов. Без металла человек был еще слишком слаб в борьбе за существование. А «слабость всегда спасалась верой в чудеса» (Маркс). В течение тысячелетий колдун был центральной фигурой общества. Без него коллектив чувствовал себя незащищенным. Конечно, защита была фиктивная. Но и фиктивная защита, если в нее верили, лучше, чем никакая. Знаменитые колдуны обрастали легендами. В памяти народа они выступали как «культурные герои». Это они подарили людям огонь, они положили начало земледелию, скотоводству, ремеслам, музыке».[31 - Абаев В. И. Шаман сильнее воина // Абаев В. И. Избранные труды. Религия. Фольклор. Литература. Владикавказ: Изд-во «ИР», 1990. С. 438-448.]

В образах культурных героев обычно обнаруживали черты сходства с колдунами и шаманами, а сам шаман, выполняющий ритуалы космогонического характера, представлялся именно таким культурным героем. В поведении и чертах личности древнегреческих мудрецов и христианских святых часто угадываются признаки поведения и черты характера шаманов. Фалес предсказывал погоду. Эмпедокл, доказывающий свою божественность и заговаривавший вулкан, уходя из жизни бросился в него. Пифагор демонстрировал своим ученикам золотое бедро, а математические формулы он преподносил как магические заклинания.

Власть колдуна и шамана

Человек не ограничивается пребыванием в одном из миров, он не может жить только в лесу, только в горах или только в степи. Он проживает на границе леса и степи, воды и суши, он стремится в междумирье. Его срединное положение в складках ландшафтов, его всеядение, убеждавшее его в мистической связи со всеми видами живого, позволяли ему надеяться на возможность достижение всеведения. Всеядный человек заключал в себе частицы сил всех существующих животных и растений, общение с которыми, магическая связь с которыми ставит человека в исключительное положение. С этой исключительностью связана иллюзия в доступности всего, связи со всем, способности к превращению во все. Предельное выражение этой дающей надежду иллюзии – идея причастности избранных к оборотничеству, к достижению всезнания, т.е. чаяние способности превращения всеядения во всеведание, в знахарство и ведовство.

Избранные или особо одаренные в глазах людей наделялись даром превращаться в любые существа, включая животных. «Основной бредовой идеей шаманов-жрецов была, по-видимому, мысль о превращении человека в обоготворяемое животное, в образе которого являлись и сами духи»[32 - Ксенофонтов Г. В. Легенды и рассказы о шаманах. М.: Безбожник, 1930. C. 6.]. Но возможность воплощения в животное не была просто бредовой идеей шамана. Все люди, проникнутые магическим мироощущением, питались той же верой в возможность установления связи с живыми существами и духами иных миров. И превращение в животное – только одна из обширного комплекса идей гилезоизма, связности одушевленной материи принципами гилеоморфизма – возможности обмена формами живого. Именно этот корпус идей и связанное с ним мироощущение лежали в основании первобытного сознания и находились в основе шаманизма и других этиологически близких к нему систем верований.

Славянские языческие волхвы относились к той же социальной категории, поскольку издревле этот круг людей выделялся в отдельную социальную группу, наличие которой тем примечательнее, что в древности никогда не существовало резкой грани между нормальными людьми и колдунами. Каждый человек – по-своему колдун, в каждом таится неведомая сила. Любая одаренность, любой художественный талант или подлинное ремесленное мастерство, расценивались в качестве обладания даром, полученным от предков, духов, богов или тотемических персонажей. В охотничьих обществах искусство охотника граничило с шаманским искусством и сопровождалось верой общины в магическую силу, которой обладает успешный охотник. Земледелец убежден, что является носителем силы, которой его одаривает Земля («тяга земная») за преданность и служение ее произрастаниям. Эти и близкие им верования соседствовали с мистическим ощущением связи с потусторонними силами, а также с представлением о возможности с помощью магических средств расширения себя, собственного тела и собственной власти до масштабов вселенского существа, которому доступна любая область мироздания.

Здорового и сильного человека непременно рассматривали на предмет обнаружения таких сил и выявления скрытых способностей, которые могли принести окружающим и самому владельцу как благо, так и зло. Их выделяли, с ними связывали наиболее важные для группы способности, наделяя их соответствующими функциями, нередко помимо их желания. Таких особых людей называл колдунами, лекарями, ведунами и знахарями, ворожеями и волхвами, наконец, шаманами. В более позднее время в среде образованных людей их будут называть мастерами. Таких людей уважали, но также опасались, сторонились как обладателей неведомой силы, обращаясь к ним исключительно в особых случаях, когда их способности могли быть привлечены, а их силы ограничены ритуальными средствами. Каждый из них выполнял определенную социальную функцию, нередко, вполне инструментальную. Но только шаман как не утративший связи с общиной и еще не обособившийся в отдельную жреческую корпорацию, обладал уникальными думиургическими способностями. Из этой среды древние римляне выделят категорию людей, которая получит наименование homo sacer, обладателей силы, которой поклонялись и которой страшились. И потому ее обладателей общество отторгало, вплоть до права их убийства.

Фигура колдуна и шамана пережила глобальные социальные катаклизмы и целые исторические эпохи. Возникнув как культурный тип с момента появления человека, а в качестве социального явления утвердивший себя вместе с зарождением общественной организации в эпоху каменного века, знахари, колдуны и шаманы играли существенную роль в земледельческих и охотничьих обществах. В аналогичной социально-культурной роли они выступали на протяжении всей истории человечества и в отдельных регионах и определенных социальных средах продолжают ее играть в наши дни. Их функции трансформировались, но нужда целых коллективов в базовых компетенциях шаманов сохранялась из века в век.

Владимир Кабо писал о шаманизме как универсальном явлении, прошедшем существенную эволюцию в разного типа обществах.

«…Шаманизм является одной из древнейших форм религии. Правда, шаманы стадиально наиболее ранних охотничье-собирательских обществ – это специалисты очень широкого профиля, интегрирующие в своей личности и деятельности многообразные свойства и функции. Но сама по себе степень многообразия этих свойств и функций зависит главным образом от индивидуальных качеств и способностей этих людей, выделяющих их среди соплеменников, делающих их не только психотерапевтами, визионерами, магами, поэтами и актерами, но порой и общественными лидерами. Такой синкретизм является стадиальной чертой раннего шаманизма, хотя в известной мере он свойствен и шаманам более развитых обществ. <…> Первобытное общество уже на самых ранних стадиях развития нуждалось в подобной специализации, что оно искало и находило в своей среде людей этого особого, во многом все еще загадочного психического склада. Видимо, шаманизм был одним из тех направлений, по которым канализировалась напряженная духовная активность, ищущая своего выражения.

Большую роль в выделении знахаря, колдуна, прорицателя, как и руководителя группы, вождя, играет сама личность этого человека. Его личные качества – вот что прежде всего способствует его выделению в обществе первобытных охотников и собирателей, его профессиональной специализации. Это вовсе не означает, как часто думают, что шаману необходим особый психоневротический склад как главное условие его "призвания", что шаман всегда психотик, побеждающий собственный недуг и превращающий слабость в силу. Но несомненно, что и это свойство личности может иметь в данном случае немалое значение».[33 - Кабо В. Р. Шаманизм как форма религии раннепервобытного общества // Девятнадцатая научная конференция по изучению Австралии и Океании. – M.: Академия Наук СССР. Ин-т Востоковедения, 1988. – С.187–195.]

В больших аграрных обществах шаман не был наделен жреческими полномочиями, по мнению Мирча Элиаде, он не служил посредником во взаимоотношениях людей и новых богов, и не совершал подобно жрецам жертвоприношений. Но в охотничьем прошлом жертвоприношения являлись обычным явлением в практике шамана, фиксированным в сибирском шаманизме вплоть до середины ХХ века. В своих камланиях шаман сам вдохновенным порывом и страстным воодушевлением создавал духов и богов. Он их плодил и множил от случая к случаю, не забывая старых известных обществу духов и демонов, называя их по именам и тут же создавая новых, их двойников и помощников, противников и посредников. С ними он тут же знакомился или вступал в общение как со старыми знакомыми, разговаривая на одном с ними языке. И вообще, вел себя с ними достаточно фамильярно как бывалый и опытный, имеющий право на свою посредническую деятельность. От них он перенимал полномочия, узнавал тайные знания и, самое главное, получал информацию о способах достижения тех целей, которым служил его ритуал. От духов он получал информацию о том, как следует действовать в том и другом случае, и эту информацию доносил до соплеменников, так что перед глазами простых участников камлания разыгрывалось всякий раз новое действо, и сам шаман выступал в новых ролях. Миф шамана это всегда миф себя, миф, который шаман создавал о самом себе.

Шаманы в шаманской мифологии – всесущие и всемогущие, но не своевольные существа, не вполне люди, таковыми они представляются обществу. «Одной из удивительных способностей, которыми фантазия народа наделяла великих колдунов-шаманов, было их умение принимать на время образ того или иного животного и в этом виде совершать такие подвиги, которые им в человеческом облике были бы недоступны. Здесь шаманизм тесно переплетается с тотемизмом, и это сочетание вполне органично и естественно. И там, и тут речь идет о примитивных формах социального самосознания и социальной самозащиты. В любом варианте шаманизма и шаманской практики без труда просматриваются реминисценции тотемических верований и ритуалов».[34 - Абаев В. Указ. соч.]

Способность шаманов приобретать любые обличья, превращаться в животное или другое живое существо, быть всем и т.п. означает и особый их социальный статус – посредника. Связь шаманов с животными совершенно органична. «Почти все животные с древнейших времен рассматривались либо как проводники, сопровождающие души на том свете, либо как новая форма умершего. Независимо от того, является ли животное "предком" или “руководителем посвящения”, оно символизирует настоящую и непосредственную связь с потусторонним миром. В значительном количестве легенд и мифов всего мира героя переносит в иные миры животное. Именно животное заносит на своей спине неофита в джунгли (= ад), держит в своей пасти или “глотает”, чтобы “убить и воскресить”, и т. п. Наконец, следует иметь в виду мистическую солидарность между человеком и животным как основную черту охотничьих религий древности. Благодаря этой солидарности некоторые люди могут превращаться в животных, понимать их язык и разделять их знания и тайные силы».[35 - Элиаде М. Шаманизм. Архаические техники экстаза. М.: Академический проект, 2019. – С. 73.]

Нахождение шаманов на границе человеческого мира и потусторонних миров подтверждается их изолированным проживанием, их скрытым образом жизни. В шамане всегда требовалось видеть сокрытого Другого, чьи способности неисповедимы, но также доступны любому представителю социальной группы, если шаман привлекается для оказания помощи страждущему.

Продленное тело

Сам облик шамана воспроизводит мифологему универсального космического существа. Одежда шамана с атрибутами самых разных животных символизировала связь с потусторонними мирами. Социальная мифема ‘Я-Другой’ в шаманской этиологии трансформировалась в космическую мифологему ‘Мое тело – Тело тотема/Сильное тело’. Использование в оформлении шаманского костюма украшений в виде оперенья, опушки шкурами животных или кусков ткани, или особых ритуальных приспособлений в качестве колотушек для бубна в виде высушенных лап животных, словно вырастающих из человеческой руки, и т.п. экзотических аксессуаров, служит вполне определенным целям. Шаман изображает собственное тело, продлеваемое в тела животных, птиц, растений. Пришитые к шаманскому костюму многочисленные шнуры и веревки, хвосты животных и ленты, которые приходят в движение при малейшем движении, словно шевелятся. При малейшем ветре они развиваются, производя необычные эффекты рассеивания тела, или при свете заходящего солнца – эффекты свечения тела, его перетекания в другие пространства, растекания в эфире…

Рога, прикрепляемые к головным уборам, или используемые в качестве головных уборов орлиные, волчьи, медвежьи, лисьи и т.п. головы, украшающие одежду шамана хвосты, лапы и клыки животных и т.п., помимо животных ассоциаций и смысловой нагрузки «продленного тела», имеют и значение искусственного тела, «сделанного тела». Фактор сделанности, искусственной смонтированности вообще имеет принципиальное значение для ритуала, в котором представление разыгрывается и исполняется одним лицом, представляющим десятки обличий.

«Известный венгерский исследователь шаманизма В. Диосэги посвятил специальную статью рассказам о подвигах шаманов в образе животных. «Характерной чертой шаманизма Северной Евразии, – пишет он, – является представление о том, что шаманы часто борются между собой в образе животных… По рассказу якутов, шаманы во время борьбы превращаются в волков, медведей, жеребцов» <…> Вера в способность шаманов обретать высшее могущество в образе животных настолько распространена у северных народов Евразии, что ее можно рассматривать как необходимую стадию социального сознания примитивных народов. Разумеется, подобные представления не являются региональной особенностью Северной Евразии. Они распознаются и у других народов. Зевс, похищающий Европу в образе быка, ведет себя как сибирский шаман».[36 - Абаев В. И. Указ. соч.; Диосэге В. К вопросу о борьбе шаманов в образе животных . – Acta orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae. Budapest. 1952. T. II , fasc. 2-3.]

Сценически тонко срежиссированный ритуальный перформанс, который представляет собой всякое шаманское камлание, осуществляется с жестко оформленными переходами из одной мизансцены-мира/неба в другой. И атрибутирование тех или иных деталей костюма, призванных изменить облик исполнителя до неузнаваемости, играл здесь определяющую роль. Переодевание в шкуры животных – обычный прием, превращающий каждое камлание в театрализованное действо с использованием разных трюков с элементами костюмированного представления.

Впечатление, им производимое было много сильнее, чем современное театральное действо, поскольку шаман, только телом остающийся на земле, представлялся душой оборотня, перенесенной на небеса. Оседлав шаманского коня, орла или волка и взлетая навстречу духам иных миров, в ритуале он изображал себя совершающим космический полет. В глазах соплеменника он представлял собой демонического персонажа, совершающего путешествие в иные миры иные небеса, иные земли. Все действо представляло собой космогонический акт сотворения Вселенной шаманом.

Манипуляция аффектами

Основным способом переживаний первобытного человека и проявления его социального поведения был аффективный экстасис. Управление аффектами, манипулирование страстями, желаниями, сопровождающими выражение базовых потребностей людей и, в целом, определяющими человеческое поведения, всегда было способом регулирования поведения человека. А в шаманизме оно, вероятно, впервые превращается в искусство управления людьми, в изощренную технически манипуляцию их сознанием. Шаманские техники экстаза представляют собой и наиболее универсальную форму такого рода подчинения аффектов и управления ими.

Аффекты вызываются как демоническими силами или духами, с которыми шаман и вступает в отношения, одних побеждает, других убеждает, с третьими заключает договоры и соглашения. Аффекты и понимаются как выход человека за пределы себя, и это понимание шаманы используют в выстраивании своего специфического шаманского нарратива. Управление собственными аффектами («экстатическими состояниями» по С. А. Токареву[37 - Токарев С. А. Ранние формы религий. М.: Издательство политической литературы, 1990. – 622 с.]) шаман трансформирует в высочайшую технику управления целыми группами людей, вызывая у них разного рода опосредованные, и таким образом контролируемые, аффективные состояния и передвигаясь по ним как по волнам.

«…В лице шамана, – пишет В. Р. Кабо, – предстает, возможно впервые, специалист в области религиозной и психотерапевтической практики, а также в сфере интеллектуального творчества. Относительно раннее возникновение такой специализации связано с функциями шамана, жизненно важными с точки зрения первобытного коллектива. Личность шамана сочетает в себе различные ипостаси – знахаря, наделенного способностью общаться, обычно в состоянии транса, с обитателями иных миров, ища их помощи и покровительства, прорицателя, актера и поэта. Шаман – творец синкретическою типа. А синкретическая специализация – наиболее архаическая форма специализации. Индивидуальность шамана, его функции несут в себе в нерасчлененном виде те элементы, которые позднее, на более высоких уровнях социального и культурного развития, выделятся в самостоятельные виды деятельности».[38 - Кабо В. Р. Шаманизм как форма религии раннепервобытного общества // Девятнадцатая научная конференция по изучению Австралии и Океании. – M.: Академия Наук СССР. Ин-т Востоковедения, 1988. – С.187–195.]

Шаман, безусловно, фигура уникальная. «Существует взгляд, согласно которому типичным является лишь шаманизм в его классических формах, которые мы находим у народов Арктики, Сибири, Центральной Азии – с определенной ритуальной экстатической техникой, с полетом души шамана в небесные миры или, как у эскимосов, с нисхождением ее на дно моря, с могущественными духами-помощниками. Между тем исходные формы шаманизма в его наиболее характерных проявлениях прослеживаются уже у таких народов как тасманийцы, австралийцы, огнеземельцы, бушмены. Таков, например, массовый шаманизм бушменов кунг, когда, по свидетельству очевидцев, бушмены коллективно приходят в состояние транса, причем выдающиеся врачеватели и визионеры рассказывают потом, по “возвращении”, о путешествиях в иные миры, населенные иными существами».[39 - Там же. С. 188.]

Само шаманское призвание осознается и осуществляется в виде накопления «экстатического опыта». Молодой человек или ребенок может со временем осознавать себя в качестве носителя некоторого опыта, инородного повседневным трудам и заботам. Но на него может указать как на будущего шамана и другой шаман, и потусторонний опыт как внутренний дар он может начать высматривать в себе как актуальный. «…Этот экстатический опыт может осуществиться либо в виде страданий во время «болезни-призвания», либо через некоторые ритуальные церемонии, либо в форме сновидений. Эти первые экстатические опыты, хотя и довольно богатые по содержанию, почти всегда включают в себя одну или несколько следующих тем: расчленение тела, после которого происходит обновление внутренних органов, вознесение на Небеса и общение с богами или духами, нисхождение в Преисподнюю и разговор с богами или душами умерших шаманов, разнообразные откровения религиозной и шаманской природы (тайны ремесла)». Несложно увидеть, все эти темы относятся к посвящению, т.е. так или иначе связаны с инициационными обрядами и представляют собой его «алло-форм», т.е. более специализированную и углубленную модификацию, которую закрепляет специализированный характер обучения.

Несовершенство тела. Ритуалы бедствий

Первобытный шаман служил посредником в отношениях между духами и силами живой природы, силами атмосферных явлений и космических стихий, духами предков и демонами плодородия, населяющими леса духами предков и тотемных животных. Управление этими силами или регулирование их отношениями было возложено на шамана. Шаман – фигура действующего и претерпевающего. Тело шамана – посредник во взаимоотношениях стихий.

Поскольку в деревне или в составе племени имелось, как правило, несколько тотемных групп со своими тотемами, тотемическими символами, ритуалами и мифами, то первобытный колдун или шаман должен быть осведомлен о разных формах представлений людей, чтобы отвечать запросам самых разных социальных групп и слоев общества. В буквальном смысле, шаман был знающим человеком. Именно в сознании шамана разнородные тотемические мифы должны были контаминироваться в сложные по структуре тексты, с которыми этиологически связаны или от которого произошли сказовый, а впоследствии и сказочный (едва ли не все прочие) фольклорные жанры, с которой связана и вся ткань мифологической традиции.

Вся мудрость шамана выражалась не только в артистической изощренности, с какой исполнялись ритуалы, но и в самих умело срежиссированных и артистически исполняемых магических обрядах, ритуальных действах и визуальных представлениях. Шаманы выступали создателями текстов, которые насыщали актуальными содержаниями традиционную обрядность, они искусно монтировались в магические практики и были важнейшими компонентами культуры. А мотивами в достаточно разработанных сюжетах первобытных представлений становились реальные сценки из жизни животных, воспроизводящие их повадки, черты их поведения, связываемые с бытовыми и нравственными представлениями людей. Ритуальные экстатические путешествия/полеты шаманов на небо включая схватки животных (духов в облике животных) друг с другом, превращения друг в друга. Основной сценарий могли составлять сценки с нападениями хищников на копытных животных, аналогичные тем, которые мы можем наблюдать в мотивах скифских и пермяцких (в целом, евразийских палеолитических и энеолитических культур) металлических изделий в «зверином стиле».