Шаг в палеолит

Я неопределённо пожал плечами, мол, пока вроде нормально, пациент скорее жив, чем мёртв. Тут приковылял Молодой и попытался сунуть в рот раненому какой-то волосатый грязноватый бурдюк. За что тут же получил от меня подзатыльник – не надо пихать в рот парню всякую гадость, ему и так хреново. Пока Молодой непонимающе хлопал глазами, я сходил, принёс полторашку и поднёс её к губам раненого. Почувствовав воду, тот жадно стал пить. Подняв брови, дед многозначительно посмотрел на Молодого, мол, ты понял, насколько Большой шаман Горький Камень, у него даже вода сама в воздухе висит.

После того как больной попил, его взгляд слегка прояснился. Я извлёк из пузырька таблетку тетрациклина, надеюсь, хуже не будет, и жестами показал, что надо проглотить. Парень перевёл взгляд на деда, и тот кивком подтвердил: делай, что говорят. Пробовали покормить кусочками вчерашней рыбы, специально прибережённой на такой случай, но… не пошло. Почти сразу парень снова отключился. Так, нужен бульон. Припахав охотников заканчивать с куропатками, я достал котелок и, налив воды, пристроил его над костром.

– О-о-о! – сказали первобытные люди, увидев очередное чудо.

Как бы мужиков не хватил футуршок. Нарезав тушки помельче и закинув их в котелок, я сел варить бульон и общаться. Помогая себе жестами и мимикой, мешая русские слова со словами, которые успел запомнить, я спросил:

– Хатак, сколько мы ещё пробудем в этой пещере?

– Батор (так звали раненого) очнулся, теперь он точно не умрёт. Хорошо, что ты, шаман Горький Камень, помогаешь ему. Через два или три рассвета Батор окрепнет, и мы пойдём к племени.

«Так, два-три дня. Успею сходить за вещами, но… стоит ли? Даже то, что у меня с собой, вызывает у первобытных охотников, мягко говоря, удивление. Не стоит подвергать их сознание ещё большей нагрузке. Все вещи я упаковал надёжно, как чуял, полежат пока. Почки только-только проклюнулись, и слегка зазеленела трава – время ещё есть. Нужно наладить хорошие отношения с людьми из племени, сходить к ним, выяснить, что там и как. Это здесь я шаман Горький Камень, который помог, а то и вовсе спас Хатака со товарищи от гиен, добыл огонь из руки и полечил Молодого. А вот для остального племени я никто и звать меня никак. Дед, как мне кажется, в авторитете, но не думаю, что он в племени самый главный. И скорее всего, есть свой шаман, а те, кто сам себе присвоил право на монополию по посредничеству между высшими силами и остальными, очень не любят конкурентов. Всё может быть весьма непросто».

– Сколько идти до твоего племени?

– Два, – неопределённо пожал плечами Хатак, – три рассвета. Как будет удача.

«Понимаю, если у нас по городскому парку можно прогуляться с непредсказуемым результатом, то тут вообще – плейстоценовая лесотундра».

– Как называется твоё племя, Хатак?

– За свою жизнь много раз по столько, – старый охотник показал все пальцы на руках, – я жил в трёх племенах, и все они, в каком-то смысле, мои. Которое из них назвать тебе?

– Назови то, в котором ты живёшь сейчас, а о тех, в которых ты жил раньше, обязательно расскажешь потом.

– Правильные Люди.

– Правильные Люди? – Хех, очень интересно и… чертовски знакомо! А другие что, НЕ правильные люди, или вовсе нелюди. – Чем же они правильней других, Хатак?

– Не знаю, – криво ухмыльнулся дед, – это не я, это они о себе так говорят.

«Ай да дед! Красавчик! Вот тебе и тёмный кроманьонец с каменным топором. Возможно, он не знает высшую математику, не декламирует Шекспира и не в состоянии постичь глубинный смысл „гениального“ квадрата Малевича, но мозгового вещества в его черепной коробке ровно столько, сколько и у меня. А люди во все времена одинаковы. Изучая историю, я в этом давно убедился. Эпохи разные, континенты разные, условия для проживания разные, а люди… одинаковые. Щедрость – жадность, доброта – злоба, отвага – трусость, благородство – подлость, любовь – ненависть. Жизнь и Смерть. Мы тысячелетия кружимся в этом бесконечном хороводе. И будем, уверен, кружиться до самого конца рода человеческого».

– Но ты так не считаешь, Хатак?

– Кому интересно, что думает старик, слишком много видевший за свою жизнь.

– Может, такому же старику, как я.

– Я рад этому, Горький Камень, но знаешь, меня не просто так прозвали – Ходок. Любопытство заставляет меня идти и идти туда, где я ещё не был, чтобы увидеть то, что я ещё не видел. И когда я вижу тебя, Горький Камень, огонь любопытства сжигает меня. Скажи, откуда ты, из какого племени?

– Я – рус. Это такой очень большой народ, в который входит много разных племён. Там, – неопределённо махнул я рукой в сторону предполагаемого севера, – где подолгу лежит снег, находится земля, где живёт мой народ.

– Почему ты оказался здесь?

– Наверное, потому, что не слушал одну старую мудрую женщину и пошёл за туманом. Шёл, шёл, – я криво ухмыльнулся, – и пришёл.

– Как долго ты шёл?

– Долго, Хатак! Много, много, очень много лун.

– Скажи, Горький Камень, все эти странные вещи делает твой народ?

– Точно. И эти, и ещё много других.

– Ты позволишь посмотреть твоё оружие?

Как позже я узнал, личные вещи уже вполне существовали. Особенно это касалось охотничьего оружия. Его можно было сделать самому, выменять на что-то, выпросить, но взять без разрешения… такое практически немыслимо. Ведь, взяв без спроса, например, чужое копьё, ты тем самым можешь взять и чужую неудачу. А тот, у кого взяли, может посчитать, что с его копьём забрали и его охотничью удачу. А к наличию или отсутствию удачи люди ещё многие и многие тысячелетия будут относиться куда как серьёзно.

Дальше и дед, и Молодой впали в экстаз. И если дротики им были более-менее понятны, то нож, топор и особенно моя Прелесть произвели неизгладимое впечатление.

– Что это за камень? – ощупывая заточку фальшиона, спрашивал Хатак.

– Это не камень, это металл.

– А где его берут?

– Кхм… Вообще-то из камня.

Хатак понятливо покачивает головой, мол, от шамана камней он другого и не ждал.

– Ты можешь делать металл из камня?

– Это непросто, но если найти нужные камни, смогу.

«Почему бы и нет, – подумал я про себя, – в принципе, процесс достаточно прост, и при определённом везении средненькое железо добыть вполне по силам».

Также охотников очень интересовали и остальные вещи, особенно ткани. Никогда такого не видели. И даже после моих объяснений, похоже, так и не поняли, откуда они берутся. Я же, в свою очередь, попросил посмотреть их оружие. Что сказать? Не шедевр. Вместо ножа – очень острая и тонкая пластина из кремня. Копьё – тот же кремень, весьма грубо обработанный, примотанный сыромятным ремешком к прочной более-менее прямой палке. Несмотря на свои скудные познания в древнейшей истории человечества, понимаю, что это не неолит. Уж те неолитические каменные наконечники, практически произведение искусства, лежащие в нашем краеведческом музее, с этими не спутаешь. А значит, это скорее палеолит и как минимум тридцать тысяч лет тому назад. И ведь ещё есть верхний палеолит, средний и нижний. В каком я? Сдаётся мне, тут любой мой чих за прогрессорство прокатит. Только не вижу я себя в этой роли. Мне бы прожить отпущенное судьбой время в сытости и относительном комфорте, да и ладно будет. Скажете, не героично, мол, такой шанс, а он не хочет цивилизацию сварганить, привести тёмных предков в мир добра и знаний. Не-ет, друзья, предки и сами туда доберутся, а мне и со своей задачей-минимум кабы пупок не надорвать.

Глава 4

Племя

Вот уже три дня, как мы идём в стойбище Правильных Людей. Сегодня последняя ночёвка, и если всё сложится нормально, то завтра, ближе к полудню, будем на месте. Должен признать, древние люди ходоки преизрядные. С немалым грузом, обременённые раненым, они держат темп, от которого у меня без малого язык на плечах висит. С языком, кстати, уже вполне прилично, общаемся без особых проблем. Там и слов-то триста – триста пятьдесят, да около сотни специальных охотничьих терминов, плюс мимика и жесты – очень содержательно выходит. Все явно рады, что скоро завершится этот трагичный поход. Особенно рад Батор – лежит на волокуше, лупает глазами и счастливо улыбается. Он ещё очень слаб, практически не ест, только много пьёт и совершенно уверен, что это мои горошинки спасли его. Может, и так, а может, просто здоровья у него много, и парню суждено выжить – хилым в этом мире ничего не светит. Ну, пусть думает как хочет, главное, чтобы польза от этого была.

Только Хатак был задумчив и хмур. В целом я уже знал историю этого похода. Правильные Люди были классическими собирателями и охотниками, нигде не задерживающимися подолгу на одном месте и кочующими по довольно сложному маршруту. Вот и приходили они из года в год к берегам довольно большой реки, где были удобные перекаты. Чтобы, как только спадёт вода и хоть чуть-чуть прогреется, переправиться на другую сторону на летние, так сказать, пастбища. Заодно посылали охотничьи партии за «горьким камнем». Быстроногие охотники успевали дойти до пещеры с солью и обернуться назад меньше, чем за неделю. Но что самое удивительное, саму соль они не употребляли, а использовали её для обмена на большой ежегодной осенней охоте. Это мероприятие, как я понял, что-то вроде сбора многих родственных племён для совместной Большой охоты, а также мены всего на всё. Там же присматривались к невестам, проходили «свадьбы». Охотники тёрли свои вопросы, шаманы – свои. Короче, очень важное и нужное событие в жизни племён.

Помимо того, что племя Хатака обменивало соль на нужные вещи, оно ещё и приносило изрядный её запас с собой на зимнюю стоянку и использовало для приваживания копытных под копья охотников. Любителей полизать дефицитную соль всегда находилось преизрядное количество. Почему люди сами её не использовали, у меня в голове не укладывалось. На все вопросы Хатак отвечал, что люди не едят горький камень и вообще он первый раз видит, как человек его ест. Но на то я и Могут шаам Хори Каман, чтобы вытворять, что мне заблагорассудится.

В этом году поход за солью у них изначально начался неправильно. Прежде всего, пошло очень мало охотников. Обычно партия состояла из двадцати – двадцати пяти охотников, а в этот раз было отправлено всего восемь человек. Остальные, как пообещал вождь Острый Рог, должны были подойти к пещере с солью через два дня, но… не пришли. Да и состав желал бы лучшего. Помимо Хатака пошли ещё двое таких же почти стариков, как и он, Первый и Второй, сильные, но слегка туповатые ребята, двое почти пацанов, один из которых охромевший Молодой, и последний – Батор, единственный, кого Хатак ценил очень высоко, – ловкий, смелый, отважный, но не безрассудный, умный и любознательный. «Совсем как я в молодости», – не без гордости говорил дед.

Заготовив соли на всю партию охотников и не дождавшись остальных, Хатак, а он и вправду был старшим, принял решение возвращаться. Высиживать дальше в неведении смысла не было. Поначалу всё шло нормально, но незадолго до переправы, где мы и повстречались, на них вышел, судя по описанию, короткомордый медведь, а это, скажу я вам, очень серьёзный зверь. Разойтись миром с Длиннолапым, как его называл Хатак, не получилось. В скоротечной схватке Длиннолапый убил обоих стариков, пацана и почти отправил на тот свет Батора, ещё и Молодой ногу подвернул. С болью в сердце, глотая злые слёзы, Хатак приказал оставить место схватки, помочь погибшим не было никакой возможности, надо было спасать хотя бы тех, кто остался жив. Но не тут-то было. Почти сразу на «хвосте» у них повисла стая гиен. Несколько раз они делали осторожные попытки напасть, которые удалось отбить, и лишь когда их стало больше, они пошли на решительный штурм. Если бы не я, пожалуй, всё там и закончилось бы. Но не случилось. И хотя мы почти добрались до стоянки, потеря трёх охотников племени, да ещё неизвестно как там с Батором будет, сильно напрягало Хатака. Было от чего быть задумчивым и хмурым.

Сегодня вечером, сидя у горящего костра, по сложившейся в последние дни традиции, когда мы обычно подолгу беседовали о многом и интересном, старый охотник был необычно молчалив.

Вообще, если описывать внутреннюю суть Хатака, то его можно было смело воспринимать как Магеллана и Сократа в одном флаконе. Путешественник и мудрец, так и не растерявший бесценное свойство в душе оставаться мальчишкой. А ещё он был воин. Хатак участвовал в двух войнах, где союз племён противостоял Старым Людям. Судя по описанию, очень похоже, что это были неандертальцы. Также он участвовал в нескольких межплеменных войнах и многочисленных небольших схватках. Так что Хатак для меня был бесценным кладезем опыта и знаний об этом мире. Ну а я для него вообще вроде Шахерезады. Приязнь и удовольствие от общения друг с другом росли день ото дня. Что поделать, родственные души.

Бескрайнее ночное небо с яркими звёздами над головой, из тьмы за освещённым кругом от потрескивающего костра доносятся различные звуки. Это у нас, здесь, созерцание огня и молчание, а степь живёт своей, весьма насыщенной жизнью. У костра мы одни, остальные давно угомонились. Наконец Хатак решился.