Непрощённый

Маркус попытался представить: каково этого, когда стальная игла пробивает глазное яблоко и остаётся в нём, и, невольно зажмурившись, кончиками пальцев потёр веко правого глаза. А когда вообразил, как маленькая конфета проникает в глазницу, его замутило.

– А ты не преувеличиваешь? – спросил он настороженно.

– Звучит дико, понимаю, – ответил Виталий, теперь осматривая окна. – Но пересказываю то, что услышал. Самому не хочется верить, что люди, тем более наши ровесники и дети могут быть настолько жестокими. Но ты ведь понимаешь: только дай нам волю…

Маркус о чём-то задумался, повернув голову и смотря в ту сторону, откуда они пришли. Увидел вдалеке силуэт человека – судя по фигуре, длинным волосам и походке, женщину, по тропинке взбирающуюся на холм. Но только спустя несколько секунд сообразил, что было в этом нечто странное.

– Слушай…

– А? – Виталий перевёл взгляд с одного из окон второго этажа на ровесника.

– Здесь, поблизости, ведь нет жилых домов, магазинов или ещё чего, помимо этого детдома?

– Нет. А чего спрашиваешь?

– Тогда куда идёт эта женщина? – Маркус кивнул в её сторону.

– Какая ещё женщина? – Виталий проследил за его взглядом и, увидев её, на не шутку перепугался. – Твою ж… как думаешь, она видит нас?

– Если не слепая, то конечно видит! Сваливаем отсюда скорее!

Виталий рванул вдоль забора, Маркус – за ним. Обогнули его и по диагонали – так, чтобы их не увидели, – побежали в поле.

– Ложись в траву, – через плечо шикнул Виталий.

– Что?

– В траву ложись! – повторил он громче, сам плюхнулся пластом и, перебирая руками, неуклюже развернулся к дому лицом.

Маркус, чуть не споткнувшись о его ногу, свалился сначала на колени и только затем – плашмя. После чего, плечом встретившись с кроссовкой Виталия, так же поменял положение на сто восемьдесят градусов.

– Слушай, а может, стоило подальше отбежать? – шёпотом спросил он.

– Нет. В самый раз, – ответил Виталий. – Давай отползём левее, чтобы видеть тётку.

– Давай, – согласился тот.

И, приминая траву к земле, они переместились туда, откуда им открывался обзор на тропу и вход во двор детского дома.

– Идёт, – прошептал Маркус.

Расстояние и сгущающиеся сумерки не позволяли им рассмотреть лицо – только общие черты. Женщина выглядела болезненно худощавой, в длинном чёрном безрукавном платье свободного кроя, подол которого касался носков чёрных же туфель (балеток, как можно было догадаться по её свободной походке). Кожа бледная, а пышные, свисающие на плечи каштановые волосы дотягивались примерно до низа грудной клетки. В руке – небольшая сумка, на вид – из натуральной кожи либо кожзаменителя.