В кармане у меня, спасибо дяде, десять зольдов. Хватит и на мясной пирожок за восемь, но я покупаю два с капустой и яйцом. Один отдаю девчонке, другой разламываю и делюсь с Николасом.
– Держите, – улыбаюсь.
– Степ? – Юлька без промедления хватает предложенное, смотрит на меня с изумлением и впивается зубами в угощение. – Ты не пошутил!
– Мгм-мхм, – поясняет ей приятель, а, прожевав, повторяет: – Его как вчера по башке стукнули, он странный стал. Покажи ей шишку.
– Да отстань ты от меня уже с этой шишкой. Другого развлечения, что ли, нет? – Беру его за рукав и тяну. – У церкви интересней зрелища будут.
Пройдя Ростовщическую, сразу же оказались на большой, заполненной людьми площади.
Перед величественным собором, ничуть не уступавшим красотой и размерами Кёльнскому, где мне однажды удалось побывать, воины герцога и городская стража плотными рядами окружили пространство с половину футбольного поля.
Внутрь периметра пропускали только уважаемых горожан и горожанок, без детей. Остальные толпились вокруг. Ригера с Эльзой наверняка пропустили. Сержантские галочки на груди дают привилегии даже совсем небогатым прихожанам церкви Создателя.
– Едут! – восхищённо выдохнула Юлька, прижавшись ко мне под давлением толпы.
Да уж. Степ такое зрелище видел всего дважды, а я так и вовсе ни разу. Колонну из четырёх покрытых позолотой карет, в которые были впряжены четвёрки белых лошадей, сопровождало не менее пяти десятков кавалеристов герцога, блестевших начищенными железными латами и открытыми шлемами. Копья были украшены треугольными флажками, как и их плащи, синего цвета, цвета Неллеров. Бронзовые щиты, привязанные к задним лукам сёдел, демонстрировали зрителям злые морды оскалившихся медведей. Это, надо понимать, наш герб.
Крики и шум народ поднял такие, что чуть не глохну. От того, чтобы поморщиться, сдержался. Не так поймут. Оскорбление в адрес герцога и членов его семьи здесь приравнивается к убийству, а наказывается иногда строже. Что понимается под оскорблением, точных критериев я не знаю, поэтому осторожничаю.
– Слава нашему герцогу! Слава герцогине! Слава маркизам!
Крики несутся по мере того, как из экипажей появляется сам Виталий, его жена Мария, а затем дети – двадцатисемилетний Джей и двадцатидвухлетняя полковник королевской армии Агния.
В Кранце, как и во многих других королевствах, нет строгих правил наследования. Любой феодал, включая монарха, может назначить своим преемником жену или любого из своих детей, невзирая на их старшинство или пол. Даже при наличии десятка взрослых сыновей можно сделать наследником и только что родившуюся девочку.
Впрочем, в роду Неллеров давно всё определилось. Официальная наследница герцогиня Мария, а ей наследует сын. Перед маркизой Агнией имелся выбор: выйти замуж, остаться на содержании рода, получив в пожизненное владение какое-нибудь имение, поступить в один из трёх церковных орденов, либо отправиться на королевскую службу, военную или дворцовую.
Маркиза Неллерская, будучи, как и все в её роду, сильной одарённой, выбрала армию и сейчас являлась полковником восточной армии, откуда вчера приехала в отпуск.
В здешних школах введена трёхбалльная система оценок – плохо, средне и хорошо. У Степа, нет, уже у меня, по истории королевского и герцогского родов твёрдая четвёрка. Знаю даже тех из Неллеров, кто не носит вообще никаких титулов. Дети маркизов и виконтов становятся обычными дворянами. Я об этом уже размышлял? Ну да. Ничего. Повторение – мать учения.
– Эй, Степ, – стучит кулаком мне в бок Юлька. – Тебя твои богатенькие дружки приметили. Те самые. Пробираются к нам.
Она думает, что испугаюсь? Зря, девочка. Я и сам их заметил, хотя с удовольствием наблюдал, как важно восшествуют по ступеням собора местные повелители, особенно их женская часть. Длинные со шлейфом платья – ага, стирать-то не самим – россыпи драгоценностей и хорошо очерченные фигурки герцогини и маркизы. Красавицы, жаль, морды надменные, я смог рассмотреть. Зрение теперь великолепное, а не минус два на левом и минус три на правом.
Думал, герцог посмотрит на коленопреклонённых пленников, вчерашних победителей в гладиаторских боях, стоявших сбоку лестницы на коленях закованными в цепи, но правитель Неллера прошествовал, глядя перед собой.
На верхней площадке его ждал епископ, протянувший вперёд обе руки – одну старшему брату, другую – его супруге герцогине. Маркизы удостоились благосклонного кивка. Здесь в соборе Рональд Неллерский самый главный.
– Смотри, Верда, – слышу за спиной голос Айтера, сына судьи Холмского района. – До нашего сиротинки наконец-то дошло, за кем ему надлежит бегать. За грязной рабыней. Да, Степ?
Оборачиваюсь. Вижу четверых одноклассников, ко вчерашним трём добавилась толстушка Гертруда, дочь богатого лесоторговца. Улыбаюсь им с нотками грусти.
В бой рвётся Николас, чувствую это спиной и крепко сжимаю запястье горячего кренцкого парнишки.
– Ты прав, Айтер, – киваю. – Спасибо вам, ребята, мозги мне прочистили. Верда, ты меня прости, что надоедал своим вниманием. Больше такого не будет. Нет, правда, ты самая красивая девочка. Лучше всех. Только кто я перед тобой? Никто. – Вздыхаю и стираю с лица грустную улыбку.
Сын судьи и его приятель Чибит удивлённо переглядываются, Гертруда с завистью смотрит на подругу, а у той смесь ехидства и надменности сменяется задумчивостью и интересом.
Эх, дурочка, если захочу, ты уже через пару недель с рук у меня есть начнёшь и хвостом за мной бегать. Будь благодарна Создателю, что мне такая самовлюблённая кривляка не нужна, ни для дружбы, ни для вражды или мести. Хотя, надо признать, Верда со временем вырастет в настоящую красавицу.
Удержать Николаса у меня не получается, но так даже лучше. Он выскочил передо мной, расправив свои неширокие плечи и выкрикнул:
– Вы ему здоровенную шишку на голове поставили! Степ, покажи!
– Я тебя убью, Ник, ещё раз про неё скажешь…
– Он даже заговаривается теперь. Только покажитесь в нашем районе! Мы с пацанами вас быстро проучим.
– Ох, напугал, вонючка. – Чибит сплюнул под ноги Николасу. – Скажу отцу, вас там всех выпорют и отправят ров от дерьма чистить.
Угроза прозвучала серьёзная. Его папаша являлся лейтенантом стражи. Не нищей ребятне тягаться со здешними мажорами.
Наши мальчишеские разборки внимание не привлекали, утонув в гуле толпы. Богослужение шло не только внутри собора, за спинами солдат и стражников ходили жрецы и читали молитвы, к которым присоединялись горожане, не удостоившиеся чести пройти за оцепление.
– Тихо, вы! – остановила готовый вспыхнуть конфликт дочь городского советника. – Жрец идёт сюда. И вы нашли место, где ругаться.
Провокаторша неожиданно вдруг стала миротворцем, а на меня старается не смотреть. Ха, да она же смущается.
Разворачиваю Ника и сам поворачиваюсь лицом к церкви, подхватываю за жрецом восьмую молитву. Я-то знаю молитву назубок, а вот окружающие произносят лишь окончания строк.
Одноклассники исчезли, пока я стоял склонив голову. Видимо, Верда утащила.
– Пошли отсюда? – предложил Ник. – Всё настроение испортили.
– А я хочу посмотреть, как наши правители выйдут из церкви, – отказалась Юлька. – Ещё же пленных должны помиловать. Видели, какая красивая диадема на маркизе?
– Такую же хочешь? – спросил приятель.
– Хочу!
Им смешно, они и смеются, а у меня опять комок в горле, но поддерживаю веселье. Чтобы не выделяться.
Глава 6
После помилования герцогом выживших на арене виргийцев – всех их ближайшим же военным обозом отправят на северную границу, где отпустят, даже не изувечив – и торжественного отбытия правящей семьи в свой замок мы не торопимся уходить. На улицах началась давка, а спешить нам некуда.
Нам, это имеется в виду мне и Николасу. Юлька спешит к матери и младшим сёстрам. Тётка Карина, мало того что продала старшую дочь и принимает от неё еду, которой та делится из своей пайки, так ещё и припахивает в выходные девчонку помогать в хозяйстве – стирать, мыть, таскать воду и колоть дрова. Мужиков в семье нет, отца Юльки давно повесили за убийство по пьянке приятеля в кабацкой драке.
Оставшись с приятелем вдвоём, тащу его к собору, оцепление после отъезда герцога сняли.
– Чего там делать-то теперь? – упрямится Ник, выдёргивая локоть из моего захвата. – Пошли лучше к вертепу Марты. На сиськи посмотрим. Или к Одноглазому, там наверняка подработка найдётся.
Окна районного борделя выходили на площадь Трёх Трупов, где стояли три виселицы, редко пустовавшие, потому что тела казнённых снимали, только когда они уже окончательно высыхали и рассыпались, расклёванные воронами.
Шлюхи привлекали внимание прохожих, демонстрируя через раскрытые ставни свои груди. Смотрю на Ника, не рано ему ещё любоваться таким зрелищем? Нет, не рано. Давно проявляет интерес. Жениться вам пора, батенька. Это я так насмехаюсь.