Бастард рода Неллеров. Книга 1

Убедил его не идти в околоток, якобы я не запомнил хулиганов, которые меня побили. У стражников других дел хватает и без того, чтобы разбираться с драками мальчишек. Ригер долго не думал, согласился. К тому же для Степа это далеко не первые боевые травмы. Драться мальчишке приходилось часто.

Сирота, да ещё и под опекой одинокого инвалида, работающего вахтёром, в компанию одноклассников, детишек весьма обеспеченных горожан, не очень хорошо вписывался.

Только недавно он вдруг почувствовал, что с кем-то в школе может подружиться, но оказалось, Верда просто с ним играла, как кошка с мышкой. Это ведь она, козявка, устроила так, чтобы меня побили. Пусть не меня, а Степа Ниша, только теперь мы с ним одно.

И что дальше делать? Мне, сорокасемилетнему мужику, думать о мести девчонке? Смешно. Пусть живёт.

И дружкам её – своим одноклассникам – тоже устраивать пакости не планирую. Но и куражиться над собой никому не позволю. Хватит.

Возле стены имелось подобие скамейки – доска, уложенная без закрепления на два вкопанных чурбака. Как и сказал опекуну, немного посидел на ней, подышал свежим воздухом последнего весеннего месяца, глядя на бегающего за курами петуха, а затем пошёл в уборную, стоявшую почти впритык к задней ограде двора.

Дровяной сарайчик, расположившийся между курятником и тремя яблонями, сейчас почти пуст. За осень-зиму-весну запасы дров большей частью израсходовались, хотя дядька старался экономить, подворовывая с негласного разрешения начальника охраны амфитеатра уголь, которым протапливали ложи герцога и неллерских графов, часто приезжающих с семьями в столицу провинции, чтобы посмотреть скачки, бои с быками или схватки гладиаторов.

– Степ, тебе земляничного варенья из погреба достать?

Дядька всё никак не угомонится, потакая воспитаннику. Он собрался за колбасами и вспомнил о других запасах, сделанных прошлым летом. Надо доедать, освобождать место, через месяц-другой будет уже новый урожай.

– Достань! – кричу и, отвлёкшись, чуть не падаю через колоду для рубки поленьев. – Раззява, – говорю с досады по-русски.

Мне ещё не хватало проколоться со словами, неизвестными здешнему люду. И так в любой момент можно вызвать подозрения в том, что Степ-то не настоящий, особенно у Ригера. Слишком хорошо отставной сержант знает своего воспитанника.

Захожу внутрь сарая, прикрываю за собой дверь и снимаю рубашку через голову, чтобы не возиться с завязками.

Сколько лет я уже не тренировался? Сложно посчитать. Забросил ещё задолго до болезни. Служебные хлопоты, домашние дела, всё отвлекало от поддержания хорошей физической формы. Да и лень-злодейка, она с годами только увеличивалась, чего уж от себя-то скрывать. А уважительную причину, чтобы ничего не делать, мы себе легко найдём.

Свободного места здесь мало. Может, и к лучшему. Бой с тенью в ограниченном пространстве – я уж и забыл, что это такое. Но сначала разминка. Не хватало только в дополнение к побоям ещё и что-нибудь себе потянуть. Объясняй потом Ригеру, как такое случилось.

Первый вывод после пятиминутной разминки, десятка приседаний и такого же количества отжиманий – руки запачкал? Ерунда, отмою – тело мне досталось очень неплохое. Мало того что молодое, так вдобавок достаточно здоровое и не слабое.

Какими-либо единоборствами Степ не занимался, владению мечом, луком или другим оружием Ригер его не обучал, но сам средневековый быт предполагал достаточно частое приложение физических усилий. Воды натаскай, дрова наколи, огород вскопай, сорняки прополи, урожай собери, глину вперемешку с соломой замеси, забор поправь, в общем, работа помогала развивать мышцы.

Опекун сильно не напрягал воспитанника в плане ведения домашнего хозяйства, но Степ и сам сызмальства любил помогать дядьке во всём.

Вдобавок ко всему на организм паренька благотворно влияли свежий воздух и отсутствие дурных привычек. Тут некому было учить младшеклассников курению за углом школы ввиду отсутствия табачных изделий как таковых.

Мне же вскоре, буквально через месяц, четырнадцать исполнится? Ну что ж, для столь юного возраста я вполне хорош. И телом, и лицом.

В зеркало я ещё сам не смотрелся, зато Степ постоянно перед ним, мутноватым и кривоватым, давил прыщи. Насколько помню, отражался в этой пародии на нормальное зеркало вполне симпатичный светловолосый паренёк, зря комплексовавший по поводу десятка ярких угрей. Это возрастное, год-два, и само пройдёт.

Начать с первой ката? Да, пожалуй, с неё. Повторяю трижды. Кажется, я перехвалил доставшийся организм. Над телом ещё работать и работать. Что ж, это теперь не проблема. Молодость, нет, ранняя юность просто кипит в крови.

Как же давно я забыл это ощущение готовой выплеснуться из меня энергии! Раньше очень часто это подвигало меня на такие поступки, за которые приходилось потом стоять – одному или с компанией – в кабинете директора школы, перед родителями, а пару раз даже в милицейском участке.

Но теперь-то к переизбытку молодых сил прилагается сознание взрослого мужчины, давно разменявшего пятый десяток. Так что ошибок отрочества я не повторю. Хотя в глазах окружающих должен всё же выглядеть соответственно возрасту. Значит, какие-то глупости надо будет совершать намеренно.

Размышления не мешали продолжению тренировки. Я увеличивал темп движений и нагрузки, не забывая делать перерывы на отдых.

– Ты куда пропал, неугомонный мальчишка?

Хватился дядька-то. Надо идти к нему.

– Я здесь. Курицу выгонял, – соврал, выходя из сарая. – Оладьи уже готовы?

– Ещё пеку, но первые жарки да, готовы. Иди пробуй.

Рукомойник есть и во дворе, это удобно. Мою руки и вхожу в пристрой. С приходом тепла Степ и Ригер всегда ели на летней кухне, а в холода питались в комнате дяди. Зимняя кухня была крохотной. Очаг, разделочный стол и подвесной шкафчик с посудой занимали почти всё её пространство. Один человек там ещё помещался, а вот двое уже нет.

Ещё в доме имелись прихожая, короткий коридор, кладовая и погреб. Не герцогский замок, но многие и таким не обладали. Дядька три года назад справил черепичную крышу вместо дранки и соорудил пристрой. Откуда деньги взял? Сие тайна великая есть. Ничего, я тут быстро со всем разберусь.

Своего колодца у них – теперь у нас – не было и нет, приходится таскать воду из уличного.

– Вкусно? – поинтересовался опекун, наливая на чугунную сковороду очередные порции теста. – Кувшин с вареньем открывай.

Хочу сказать, что оладьи просто божественные. Не потому, что Ригер знает какой-то удивительный кулинарный рецепт – всё проще и печальнее: я последний год вообще перестал ощущать не только запахи, но и вкусы. Последствия интенсивной химиотерапии. Мне бы сейчас и корка хлеба амброзией обитателей Олимпа показалась.

– Нормально, дядь.

Степ ответил бы так, и я не стал ничего менять в устоявшейся между ним и дядькой манере общения.

– Ешь больше, а то даже лекарь говорит, что ты у меня худой. Я сейчас тоже перекушу, и на работу.

Ничего я не тощий. В самый раз для переходного возраста. Когда мальчишки вступают в пору отрочества, они резко начинают прибавлять в росте, из-за чего порой и выглядят похудевшими.

– Опять поздно придёшь? – задаю традиционный вопрос предшественника.

– Сегодня даже позже обычного. – Дядька снимает последние оладьи, ворошит угли под листом очага, чтобы быстрее догорели, садится напротив и наливает из кувшина себе в кружку молоко. – Сегодня будет восемь пар виргийских пленников, а в перерыве между их схватками наш любимый Филипп петь будет. Думаю, это надолго. Ты меня не жди, ложись спать.

В моём представлении амфитеатры – это помпезные сооружения вроде римского Колизея. Но место, где служил Ригер, напоминало, скорее, сельский стадион, только вместо футбольного поля засыпанная песком круглая площадка сотню ярдов в диаметре. Вокруг неё всего один ярус трибун в пять рядов скамей. Половину северной части занимают ложи знати с навесами и удобными сиденьями.

Под трибунами располагались подсобные помещения, клетки с животными, конюшня и камеры с военнопленными или преступниками, согласившимися сохранить жизни, а иногда и свободу за счёт убийства на арене своих товарищей в поединке, хищных зверей и быков. Или погибнуть от них самим.

Где-то там в лабиринтах под зрительскими местами и работал опекун. Степ никогда не интересовался, чем конкретно занимается Ригер, не стал спрашивать и я, хотя мне любопытно.

Проводив опекуна, быстро перемыл посуду тёплой водой – дядька позаботился нагреть – и хотел продолжить заниматься своим телом уже во дворике. Строения, стены забора и деревья позволяли выбрать площадку, на которой меня никто не увидит. Чуть позже намеревался всё-таки почитать учебники. Одно дело получить впечатления и знания из чужой памяти, а совсем другое – пощупать самому руками, увидеть глазами, услышать, понюхать и попробовать.

Приступить к намеченному не получилось. С улицы донёсся заливистый свист и крики:

– Степ! Ты дома?!

Это Николас. Пожалуй, единственный друг, нет, даже не друг, а приятель моего предшественника.

Вообще, я понимаю сейчас, что воспитанник Ригера Вилта был глуповат. Не разумом, как раз мозги-то у него умели быстро соображать, а душой. Слишком много у сироты вдруг нашлось внутри чванства и эгоизма, за что жизнь его и наказывала.

В том бедняцком районе, где он проживал, родители не имели средств оплачивать учёбу своих детей. Степ же, как только дядька устроил его в школу, сразу загордился перед товарищами своих детских игр и даже стал стесняться появляться с ними на центральных улицах Неллера.

Мой предшественник старательно тянулся к одноклассникам, но, в свою очередь, уже те, дети из богатых особняков и состоятельных домов, свысока смотрели на мальчишку, живущего в убогом жилище, к тому же сироту, про мать которого злословили, что своего сыночка она нагуляла.

Имущественные различия в этом мире разделяли людей не меньше, чем сословные.