Полночный концерт

Возможно ли это? Возможно ли во сне увидеть человека, совсем незнакомого, и за один сон, за те десять секунд, что он длиться с биологической точки зрения, влюбиться в этого человека?.. Во сне у вас любовь, вы вместе, вы счастливы… а потом ты просыпаешься, и этот человек уходит навсегда… Как же плохо ты себя чувствуешь в это утро! Как тебе больно! Как ты тоскуешь по нему!.. И как же странна эта ситуация! Ты вспоминаешь всех своих знакомых, перебираешь их, но никто непохож на твою любовь из сна. И тут речь не только про любовь романтическую, это может быть и любовь родственная, например, любовь к несуществующему брату или ещё не рождённым детям. Именно такое странное чувство испытала Яна, когда проснулась второй раз; второй раз уже по будильнику.

Весёлые солнечные лучи проходили через тоненькую занавеску и падали на бирюзовый мягкий ворсистый ковёр на полу. В их свете были видны мельчайшие пылинки, некие частицы, медленно и спокойно витавшие в воздухе комнаты. На тумбочке мерно тикал старенький пластмассовый будильник. Яна сладко потянулась, сгоняя остатки сна. Всё последний будний день без работы, в понедельник начинается новая жизнь, а пока можно расслабиться и получать удовольствие. Она откинула пододеяльник, переоделась в обычную свою домашнюю одежду и побежала вниз.

Бабушка уже гремела чем-то на кухне. Слышалось, как хлопает дверца шкафчика, звенят доставаемые и перекладываемые тарелки, бряцают вилки и ложки в выдвигаемом отсеке, что-то шипит, шкварчит, ругается старушка, когда на неё летят капли кипящего на сковороде подсолнечного масла, и подпрыгивает крышка на кастрюле с бурлящей водой.

– Доброе утро, Вероника Семёновна, – весело сказала Яна, стоя на пороге кухни.

– Доброе утро, Яночка, – ласково ответила бабушка, не отворачиваясь от плиты, где в одно и то же время что-то варилось в огромной кастрюле и кастрюле поменьше и что-то жарилось на сковороде.

Удивительно, как она умудрялась за всем следить, всё регулировать, там не давать выкипеть, там посолить, там посмотреть, чтобы не пригорело, там попробовать, туда ещё что-то добавить и в это же время нарезать овощи на доске.

– Вот. Я тебе гренок нажарила на завтрак, – не оборачиваясь, бабушка указала на тарелку на столе, где возвышалась гора гренок.

Они были поджаристые (пара даже слегка подгоревших), посыпанные сахаром, очень многие – покрытые омлетом. Яна приготовила свой чай, села за стол и пододвинула к себе широкую тарелку. Она взяла первый кусок хлеба. Он был тёплый и мягкий, пропитавшийся молоком и яйцом. Девушка ещё немного посмотрела на него, а потом откусила краешек… Это было просто восхитительно. Проглотив первый кусочек, Яна быстро принялась за второй. Вероника Семёновна на мгновение обернулась, улыбнулась, глядя на скорость уминания гренок и аппетит девушки, и снова принялась за кипящие кастрюли и нарезанные овощи. В самый тот момент, когда бабушка оборачивалась, Яна, совсем не контролируя себя от удовольствия, подняла глаза, полные благодарности и восхищения кулинарными способностями хозяйки дома, и посмотрела на неё. Их глаза встретились. И хотя старушка улыбалась, а потом и вовсе вернулась к готовке, от проницательного взгляда Яны не скрылся тот факт, что она была чем-то сильно озабочена и даже как-то расстроена. Девушка забеспокоилась о настроении бабушки, но не решилась спросить о случившемся и продолжила есть.

Такие гренки как те, что приготовила Вероника Семёновна, имеют существенный недостаток: из-за большого количества омлета ими быстро наедаешься, съев всего пару-тройку штук (может, многие наоборот посчитают это неоспоримым преимуществом, ведь, во-первых, меньше ешь хлеба и сахара, а во-вторых, такое большое число гренок можно растянуть на долгое время, но хватит о гренках!). Яна наелась, допила свой чай и посидела минутку, молча глядя на готовящую женщину. «Ну, начинать разговор всё-таки надо. С чего бы начать?..» – подумала девушка.

– Спасибо большое вам за такие вкусные гренки!

– Ой, ну кушай на здоровье, Яночка, – опять не оборачиваясь, ответила Вероника Семёновна, стараясь сделать свой голос как можно приветливее, добрее и мягче.

Повисла небольшая пауза.

– А вот вы ночью уснуть не могли, у вас получилось потом? – Яна хотела как-то продолжить беседу, разговорить старушку и подвести её к причине своего теперешнего расстройства. Такого человека, как Веронику Семёновну, очень странно было видеть в таком положении духа.

– Да, – коротко и как бы отмахиваясь ответила бабушка. В её голосе что-то дрогнуло, чувствовались трагичные нотки.

Яна такого не ожидала и совершенно растерялась, но старушка сама повела нить беседы и как раз в нужное девушке русло.

– Ты зачем дверь в дом закрыла? – в голосе пожилой женщины всё больше чувствовалась печаль.

Яна потерялась ещё больше от такого странного и неожиданного вопроса.

– Зачем? – продолжала бабушка.

Она не оборачивалась, но и без этого было видно её недоброе расположение духа. Казалось, всё вокруг неё пропиталось её сердитостью, недовольством и печалью, некой болью (и, очевидно, одно следовало из другого). Словно на кухне образовался грозовой разряд, была видна начинающаяся буря (или начавшаяся в другом месте, но неумолимо надвигающаяся на девушку).

– Чтобы ночью не залез никто… никто ничего не украл, не ограбил нас… – неуверенно начала оправдываться Яна, но её слова как будто только усугубляли эмоциональное состояние пожилой женщины.

– Больше так не делай! Слышишь?! – сверкнула молния и грянул гром: резко оборвала её Вероника Семёновна.

Яна замерла в недоумении, поражённая таким резким напором такой мягкой ранее бабушки, и молчала.

– Ты слышишь меня?! – продолжала ругаться хозяйка, явно не видя своего успокоения в другом варианте развития событий.

– Да, да… Хорошо, хорошо… – стала успокаивать её Яна, оправившись от шока. – Вы не переживайте, не буду я больше ничего закрывать.

– Вот и славно… – устало проговорила Вероника Семёновна; казалось, что она успокоилась, но Яна заметила нечто подозрительное в этом: то ли какое-то недоверие со стороны бабушки, то ли нечто иное, недоступное её пониманию.

Они остались сидеть на кухне молча, и лишь потрескивание масла на сковороде и бурение воды в кастрюлях нарушало воцарившуюся тишину. В воздухе повисло какое-то странное напряжение, ощущалась какая-то недосказанность. Может, это так странно пах свежестью озон после такой странной грозы, грозы посреди ясного неба.

Какое-то время Яна ещё сидела на кухне, хотя её тарелка и чашка оставались пустыми. То она смотрела на готовящую старушку, то поворачивалась и глядела в окно на чудесный летний день, то сидела с пустым взглядом, чуть наклонив голову, задумавшись о чём-то своём и выстукивая пальцами по столу ритм одной из своих любимых мелодий.

Молчание продолжалось ещё насколько минут. Яна посмотрела на Веронику Семёновну. Хотя старушка и была повёрнута в другую сторону, она сейчас тоже всматривалась в девушку (не буквально, конечно же). Хозяйка смотрела на новую соседку с подозрением. Яна чувствовала это и сидела, глубоко задумавшись, всматриваясь в старушку и стараясь понять причину её такого странного поведения. «Зачем? – думала она. – Какая ей разница, открыта дверь или нет? Странно всё как-то… неправильно… Ещё можно было бы понять, если бы ей наоборот требовалась бы закрытая дверь. Тогда всё можно было бы объяснить соображениями безопасности и беспокойством о сохранности имущества, даже паранойя на этот счёт была бы логична… Хотя нет!.. Паранойя – это уже слишком… Но открытая дверь? Зачем? Она именно из-за неё уснуть не может? Но как эти вещи связаны?.. Может, она лунатик, сомнамбула? (Это слово было вспомнено Яной специально, чтобы она похвасталась своим словарным запасом; в этот момент у неё даже губа дрогнула в стремлении сделать многозначительное выражение; перед кем именно, правда, Яна собиралась хвастаться – непонятно: всё происходило у неё же в голове.) Сомнамбула, любит во сне гулять вдоль по улице? Но ведь в таком случае ситуация должна была бы выглядеть по-другому: она должна была бы уснуть, встать, пройти через дом и врезаться в закрытую дверь – а тут ведь она именно уснуть не могла… Странно всё это!.. Странно…»