Братьев своих ищи…

На моем веку столько примеров сгоревших ребят!

Когда амбиции и эгоизм сделали свое. И талантливые ребята «умирали» от зависти, оттого, что не первые в титрах, оттого, что не главная роль, от того, что талантлив, но «никто этого не замечает»… Они выли бессонными ночами, пили, кололись, чтобы забыться, или сладостно страдали от «несправедливости». А все потому, что выбрали себе не ту цель!

В конце 70-х я уже отслужил год в армии, был командиром отделения, сержантом, когда вдруг к нам в батарею прислали молоденького парнишку, рыжего, с детским лицом – Яшу Степанова. Он оказался одним из ведущих артистов Ленинградского ТЮЗа. ТЮЗ в это время гремел в Ленинграде. Его режиссер Корогодский готовил своих артистов быть лучшими, сделать свой театр самым лучшим… И это удавалось.

И вот театр должен был ехать в Париж на гастроли, и Яша, конечно, с ним… Но что-то не сработало там в верхах, в секторе идеологии: обком вовремя не подсуетился, и военкомат быстренько загреб Яшу и отправил к нам, в снега, в леса, к волкам, в Архангельскую область, в руки сержантов, которые рады были его погонять.

Так мы и встретились с ним.

Я был уже бывалым сержантом, и в то же время любил театр, кино, уже что-то писал, поэтому он искал во мне защиту от приказов, холода и «стариков». Мы часто говорили с ним об искусстве, он был восторженным, очень молодым, но его угнетали несвобода, наряды и бесправие.

Пытался я, как мог, помочь ему, даже на некоторое время пристроил в клуб – место элитарное в армии. Но что-то у него там не пошло. К счастью (или не счастью), армия его закончилась быстро.

Как-то я пришел мертвый после наряда, свалился на свою койку и сквозь сон услышал крик Яши:

– Товарищ сержант, я никогда вас не забуду!

Выяснилось, что за ним приехали. Обком разобрался, Яшу отозвали и отправили на завершение службы… в Париж. А потом и дальше, на гастроли по всему миру.

Я отслужил. Через год вернулся в Ленинград. Яша приглашал меня на спектакли. Он «рвал подметки»! Он хотел сниматься, его начали брать в кино, он много играл в театре. Мечтал стать большим артистом – самым большим, как и учил его Корогодский, – и были у него для этого все данные. В то время в ТЮЗе все были известные, особенные и погруженные в себя.

Но вот, Корогодского посадили. Не стало «отца». Театр без него начал потихоньку увядать. И Яша тоже.

Он ходил на студию Ленфильма в поисках ролей… Его меньше брали. Я помню, он снялся в фильме «Зеркало для героя» на Свердловской студии в роли танкиста с обожженным лицом.

Его так загримировали, что я с трудом узнал его. А потом еще и заменили его голос, продублировали кем-то.

До сих пор не понимаю, для чего это было сделано.

Это было ударом для Яши.

Как сейчас помню его, стоящего в полупустом коридоре студии, он кричал, согнувшись от боли:

– Суки, вы, суки! Вы сначала забрали у меня лицо, а потом лишили голоса!..

От крика вена у него на шее вздувалась так, что я боялся, что она вот-вот лопнет…

Потом я начал встречаться с ним каждый месяц возле ленфильмовской кассы. Он брал в долг у всех, кто давал.

Я тогда уже получал свои первые гонорары за «Крик о помощи» – первый мой фильм.

Знал, что он не отдаст, но было его жалко…

Где-то через год-два, не помню, его не стало.

Он прыгнул с 11-го этажа. Оставил письмо, но я его не читал, только рассказывали мне, что писал он о том, что не может так жить, измучен и одинок…

Так пришла к концу непутевая жизнь талантливого человека.

Цель была – стать большим артистом… Покорить мир… Но ведь это не цель! Понимаю сегодня это так ясно, поэтому пишу, а вдруг прочтут, а вдруг согласятся. Что стать большим артистом – это не цель артиста. Сделать большое кино и прославиться – не цель режиссера. Не цель – показать, какой я профессиональный и «крутой»! Настоящая цель – это так использовать свой талант, так изловчиться, чтобы вложить в сердца людей самое важное, самое сокровенное, то, без чего нам жить невозможно, – что родились мы не ненавидеть, а любить, что закон жизни – он один – «возлюбить ближнего, как самого себя». И другого нет.

/ про марика /

Я как раз пришел проведать Юру Козина.

И попал на забастовку врачей.

По опустевшему отделению онкологии ходил один единственный врач.

Юра Козин, мой друг, с диагнозом – рак толстой кишки, сказал мне: – Все ушли, один Марик остался.

Я взорвался, не смог сдержаться. Я сказал:

– Юра, они давали клятву Гиппократа, что все отдадут людям!.. Ну, и как можно вот так, уйти, оставить больных…

Марик как раз проходил мимо.

Я сказал:

– Здравствуйте, Марик, я режиссер, я негодую! У вас тут такое безобразие творится!..

Он спросил:

– Вы больны?

– Нет, я пришел проведать друга, Юру Козина.

Он указал на меня пальцем и сказал Юре:

– Юра, развлеки своего товарища, у него что-то настроение не очень.

– У меня?! – возмутился я.

Но Марик уже шел дальше…

Юра сказал:

– Я тебе песню спою, ее наш Марик сочинил. Только ты делай: «Умп-умп-умп-умп…», потому что мне Лилька гитару до сих пор не принесла.

– Юра, кто из нас больной? – спросил я.

Но он уже запел песню.

Это была песня про веселых онкологических больных.

И я, деваться было некуда, поддержал его своим «умп-умп-умп…».

Вдруг начали подтягиваться больные.