– Странный Мальчик выздоровел, – ответил Коля.
– Знаю; Стёпа сказал. Ничего другого? Пойдём. Странный Мальчик ждёт нас.
– Когда ты познакомилась с Стёпой? – шёпотом спросил я у Настеньки.
– Это секрет, – таинственно ответила она.
– Секрет? – переспросил я обиженным голосом и ясно почувствовал, что теряю весёлость и оживление.
– А мне казалось, – промолвил я сейчас же, – что ты никогда не захочешь познакомиться с ним.
– Почему же, Павел? – с изумлением спросила она.
– Он… грязный, Настя.
– Он славный, Павел…
Я хотел ответить, объяснить, – почему Стёпа не мог быть ей товарищем, но уже не успел. Сергей входил в квартиру Алёши. Настроение моё совершенно испортилось и, глядя с неудовольствием на Настеньку, я думал: «Тебе нравится Стёпа, нехорошая! Ну и пусть. Я найду лучшую Настеньку, чем ты. Ты выйдешь замуж за него, и у тебя муж будет кузнецом». Но это не только не успокоило меня, а ещё больше расстроило. Я совсем надулся и отошёл от неё, чтобы она почувствовала моё презрение. На всём кругом потемнели краски. Что-то грызло мою душу, что-то беспокоило. В комнату я вошёл пасмурным. Сняв шапку и бросив «здравствуйте» я, пригорюнившись, уселся в углу, и старался только о том, чтобы не поддаться искушению взглянуть на Настеньку.
– Пусть знает, – обиженно думал я. – Теперь она увидит, кто лучше: я или Стёпа.
Между тем, Алёша, увидев нас, улыбнулся своей доброй улыбкой и подошёл к нам.
Настенька подала ему руку и долго вглядывалась в него. Сергей ерошил волосы.
– Я рад, что вы пришли, – говорил Алёша…
В комнате стояли две деревянные кровати и на одной из них лежал мальчик, до подбородка закрытый одеялом. В углу, подле печи, на низенькой скамеечке, сидел старик с большой седой бородой, покрывавшей всю его грудь, держал палку в руках, вертел ею и чертил что-то на полу. Соседнюю комнату занимала лавка, и в стеклянную дверь я видел женщину, вероятно мать Алёши. И всё в комнате казалось таким тихим, скромным, молчаливым, что мысль о другой жизни за этими стенами казалась обманом, сном. Незаметно и не привлекая внимания, висела икона… На стене, между двумя картинами, в клетке прыгал и царапался чижик, а под столом, как одногнёздки, высунув хвосты, лежали обнявшись котёнок и собачонка. Нежная тоска по чем-то прошлом, утраченном, не тревожа, тихо вошла в мою душу.
– Я рад, что вы пришли, – говорил Алёша, обращаясь к нам, к Настеньке…
– Ворон!.. – раздалось в углу.
Я вздрогнул. Настенька и Коля со страхом обернулись. То говорил старик с огромной седой бородой и чему-то улыбался.
– Молчи, отец, – оборвал его мальчик, лежавший на кровати.
Он повернулся к старику и, опираясь на локти, долго смотрел на него в упор, как кошка на воробья.
– …И вы сделали хорошо, – добавил Алёша таким голосом, что всем стало хорошо на душе.
Только я ещё бунтовался. Настенька оглянулась на меня.
– Монах… Красный Монах… – продолжал старик и распустил бороду так, что она покрыла всю его грудь.
– Молчи, отец, – ещё громче произнёс мальчик, лежавший на кровати – и голос его теперь угрожал.
Старик поставил палку меж ногами и, насторожившись, внимательно прислушивался. Настенька со страхом прижалась к Сергею, и испуганно взглядывала на старика.
– Кто это? – спросил тихо Сергей у Алёши.
Стёпа смеялся и делал гримасы.
– Это мой отец, слепой, – ответил спокойно и улыбаясь Алёша. – Вы не бойтесь, – он хороший…
– Что же он говорит о Вороне?
– Это его тайна, – загадочно произнёс Алёша, – мне нельзя сказать.
– Ему снятся черти, – сердито выговорил мальчик с кровати. – Отец! – крикнул он, – положи палку, я приказываю.
Мы все задрожали от безумного страха. Слепой повертел палкой, будто писал ею в воздухе, и положил её на колени.
– Он добрый, – говорил Алёша, – он хороший, – он всё знает…
– Монах, – прошептал слепой.
– Вот это, Саша, – обратился Алёша к мальчику на кровати, и мы слушали с глухим беспокойством, – мои новые знакомые: Сергей, Настя. Коля, Павел…
Саша приподнялся на локте и внимательно осмотрел нас.
– Она мне нравится, – деловито произнёс он, указывая на Настеньку. – Пусть она сядет возле меня. А где Стёпа?!. Стёпа тоже.
Голос у него был такой же, как у Алёши, но казался более равнодушным и не тревожил. Стёпа прыгнул к нему на кровать, и оба они улыбнулись друг другу. Настя передвинулась так, что стала ему видна вся. Теперь и я заинтересовался и устроился подле Сергея.
– Почему ты не встаёшь, – недоверчиво спросила Настенька, усаживаясь на табуретке. – Встань, пожалуйста, и я тебя не буду бояться.
– Настя, – с упрёком выговорил Сергей.
– Но я его боюсь, – упрямо повторила она.
И когда Алёша подошёл к ней, чтобы успокоить, она вдруг, забыв о страхе, подала ему корзинку и сказала:
– Мама прислала вам всем… как братьям…
– У меня мёртвые ноги, – раздался голос Саши, – я всегда лежал.
– Как жаль, – произнёс Коля, внимательно посмотрев на него.
– Мёртвые ноги! – с удивлением вырвалось у меня и у Сергея.
Слепой завозился в углу, и я повернулся спиной к нему, чтобы совершенно не видеть его.
– Как здесь всё странно, – со страхом подумал я.
– Ты была на горе? – спросил Саша, тронув рукой Настеньку, и она отодвинулась. – Расскажи мне о ней. Через несколько дней мать на руках понесёт меня во двор и я её увижу.
– Я была на горе, – важно сказала Настя и все её ленточки задвигались на ней, – и тогда она ещё цвела вся. Теперь гора умерла…