Еврейское счастье

Конечно, я вскипела и тоже стала кричать. Я себе кричу, Циличка себе… Розочка кричит, и змея кричит…

Соседи сбежались и тоже стали кричать.

Вдруг слышу, змея говорит:

– Уйдем отсюда, Саньчик дорогой… Ноги твоей уже больше здесь не будет. Идем, сыночек мой, корона моя… Забери все, что твое, – бери костюм, пальто, галоши, шляпу, палочку, все, все…

Ничего!..

Сижу, а мозг мой в голове уже вот так кружится, – чувствую, что сейчас с ума сойду. Одна в обмороке, жениха нет, вещей нет, та беременна, хоть возьми и убей себя… Вдруг слышу крик у дверей.

– Тише, тише, – услышали мы голос. – Успокойтесь, опасность миновала, уже и уже… Не убился, не отравился, – только немножко надорвался. Взялся, дурак, один передвинуть аптечный шкаф, – его разве просили об этом? Теперь он в больнице, – сейчас ему операцию будут делать.

Услыхала про операцию, дорогие друзья мои, как начала кричать, как начала биться головой о стенку… Смотри-ка, что Бог в одну минуту наделал! Только что было так хорошо, был жених, были вещи, был провизор и в одну минуту ничего не стало.

Девушки меня не слушают… Побежали в больницу, хоть проститься, если ему суждено умереть… Я сижу, плачу, плачу последними слезами. Кто мне может помочь? Призовите самого Бога, и Он откажется.

Может Он сделать, чтобы сын мой не надорвался, когда он уже надорвался, может Он сделать Розочку не беременной, когда она уже беременна, или чтобы Саньчик не ушел, когда он уже ушел?.. Сижу, разливаюсь от горя… Зову смерть и сама к себе смеюсь.

«Хорошо ты отличилась, Сима, – ах, красиво, ах, благородно… Можно тебе позавидовать. Стоило замуж выходить, с дураком мужем мучиться..». Ничего.

И длился этот несчастный месяц как хороший год. Не знаю, откуда столько слез бралось… Вовсе не пили так много воды, а слезы лились, как из источника!

Ах, друзья мои, дорогие друзья мои, – но все же, все же мы имеем большого Бога… Он действительно может разбить вещь, но Он же может и починить ее. Сладкий Всевышний, разве для Тебя существует трудное? Разве Ты не можешь взять вот такую Симу, как я, и вознести ее?..

Вот потихонечку начинают приходить вести из больницы, дурак мой поправляется, и скоро выпишется…

Что значит скоро? Таки вот-вот! Беременная?.. Посмотрела как то на нее и всплеснула руками. Что такое? Где мы тут в мире? Ого, уже ничего нет, гладко, ровно, благородно, приятно смотреть. Как, что, когда ты успела, сумасшедшая?

– Молчи, мама, не спрашивай! Уже нет, уже кончилось, уже опять девушка. Молчи!..

А пока проходит еще пара дней… Толкуем так, толкуем сяк, уже слышно живое слово в комнате, провизор вышел из больницы… В аптеке ему за старание прибавили рубль и стал он получать не пять, а шесть рублей в месяц… Не беременная уже опять на фабрику ходит… Смотрю, что-то мне опять хорошо становится. Положим, хорошее хорошо, – ведь все это я уже имела, но когда еврей радуется? Вы же знаете, – когда он находит то, что он потерял. Ничего!.. Посмотрела как-то, ого, Саньчик дорогой уже мимо нашего окна прогуливается. Прогуливается день, прогуливается другой… Что ты прогуливаешься, дурак? Кого ты этим обманешь? Тебя же понимают… И почему нет? Беременная? Где беременная, какая беременная, когда беременная?..

Приходит одна соседка, – губки у нее, как шнурочки, и говорит:

– Сима, еще не довольно? Зачем вам эти ссоры, слышите, я ссорилась!.. Она вас не поняла, вы ее не поняли… Что значит? Вам нужно ссориться, – причем здесь девушка? Посмотрите на нее, ведь она, бедная, уже тенью сделалась, а от него бедного, уже одна треть осталась.

Приходит другая соседка, с ребенком на руках.

– Еще не помирились? Что вы пьете кровь из детей? Еще не довольно? И почему нет? Перестаньте!.. Она вас не поняла, вы ее не поняли… Позовите уже молодого человека, и пусть будет конец.

Приходит третья, четвертая… Коротко, друзья мои, привели эту женщину три женщины… Три женщины стояли у дверей, а три из двора в окно смотрели… Одна взяла меня за руку, другая ее за руку, а третья свела нас… Вы думаете, я не поцеловалась с ней? Поцеловалась… Я на змею буду смотреть, если дело идет о счастье Цилички. Позвали Саньчика дорогого, принесли вещи, и в одну минуту вернулось прежнее…

Ну, спрашиваю я вас, имеем мы великого Бога, или не имеем? Должна я завидовать какой-нибудь Рубинштейн, или какому-нибудь Ротшильду? Положим… таки еврейское счастье, а где я возьму другое? И чем мне плохо, если у моей Цилички на днях свадьба! Вы думаете, так себе, какая-нибудь свадьбочка? Нет, таки свадьба! Будут пьяны, как еще никогда не были. Будут прыгать, как еще никогда не прыгали, – а я со змеей в середине… Ну, что такое, что со змеей? А с чертом я бы не танцевала для Цилички? Лишь бы уж этот сладкий конец.

Может быть, хотите познакомиться с моими детьми, так я вас сейчас познакомлю… Циличка, Саньчик дорогой, ступайте-ка сюда. Ну, идите уже, идите, пусть на вас посмотрят… Вот это он, а вот это она… Они смеются! Они уже могут смеяться! Розочка, иди ты тоже сюда, дорогая… Провизор, иди же, чего ты спрятался? Тебя не скушают… А вот это она… змея! Ну, посмотрите-ка на нас всех хорошенько… А! Красивая картина? Что!. Сама уже смеюсь… Еврейское счастье!..