– И какой же выход, маменька? – Уолтер вопросил.
– Единственный. Потребно, дабы именно Джордж просил у Лалы пансионной согласие ея на брак с Колином шотландским! Коли в результате объяснения сего переметнётся Джордж ветреный от Маргариты к Лале, то последствия терпимыми будут, ибо не станет умная принцесса подобно бабе базарной мстить разлучнице коварной и привлекать «тяжёлую артиллерию» в лице королевы Великой Британии. А коли устоит Джордж пред чарами цыганки чарующей, то и далее будет он верным супругом принцессе Маргарите. Тем паче уедет Лала опосля свадьбы с Колином в Эдинбург и будет там рожать чад ему, что заметно охладит любовную тоску Джорджа, коему соответствующих чад будет принцесса законная поставлять.
– Да, маменька! – воскликнул Уолтер. – Ты и впрямь нестандартная, аки и предложение твоё. И, пожалуй, и впрямь нет у нас выхода иного… стандартного!
145. Джордж готовится к визиту в пансион миссис Смит
«Кликнули» родители старшего сына своего. (В данном случае глагол закавыченные произошёл не от английского слова «клик», а от расейского «клич». ) Рассказали ему о появлении ниоткуда живой копии усопшей Юдки. Ознакомили с биографией Лалы Бузони и с помощью вопросов контрольных убедились в усвоении (со второго прочтения, а не с пятого, аки во случае с Колином) документа сего необычного.
Пообещал младой человек заутра в пансион миссис Смит направиться и с копией Юдки разобраться. Направился он ко двери, но тут воскликнула шотландка:
– Чуть было ни забыла! В разговоре с Колиным, аки он мне опосля глаголил, продемонстрировала Лала образец высокой поэзии, коий в окультуренном виде на языке расейском звучит так:
«Но я другому отдана,
Хоть он не знает ни… чего!»
Услышав сей «образец поэзии», Джордж покраснел, «юдкофильная» Мелани улыбнулась, а «юдкофобный» Уолтер хоть и тоже улыбнулся, но попутно нахмурился.
Молвил Джордж, не желавший волнение своё выдавать:
– Коли занято сердце Лалы, то мне у нея ловить нечего, ибо откажет она Колину!
– Глаголила Лала Колину, что сердце ея хоть и принадлежИт некоему имяреку, о сей принадлежности не ведающего, но не отдано ему. Посему решил Колин, что есть у него шанс, ибо на сей раз (в отличие от предыдущего!) предлагает он не утехи постельные, а брак законный. Процитировал он… мою же цитату, коюю я в 1698-ом году обоим государям глаголила:
«Неважно, кто у бабы в мыслях,
а важно, кто дитя зачал!»
– Глубокая мысль! – усмехнулся Джордж. – Пойду ея обдумывать и к завтрашнему визиту в пансион готовиться.
– Аки токмо вышел юноша, начал было Уолтер:
– Что касаемо, маменька, фразы твоей «Чуть было ни забыла!»…
Но тут он встретил взгляд выразительный супруги своей и резко на попятную пошёл:
– Впрочем, сие не суть важно. Мало ли кому что кажется…
Засмеялась герцогиня шотландская:
– Ну, да! Специально придержала я на конец фразу Лалы! Догадалась подобно вам (но в отличие от Колина недогадливого), что в сердце цыганки влюблённой наш Джордж, ибо Лала Бузони суть Юдка Шафирова, своё успение инсценировавшая! Похоже, и Джордж о факте сем занятном догадывается. И вы оба поняли прекрасно причину, по коей не стала я у вас разрешение спрашивать на произнесение «образца поэзии» разоблачающего. Боялась, что будете вы, то бишь ты, Уолтер, будешь отговаривать меня. Но уверена я, что поступаю правильно. Для Маргариты Джордж всего лишь выгодная партия. А для Джудит (кояя до отмены приговора для безопасности ея пусть уж остаётся Лалой) тот же Джордж суть любовь всей ея жизни!
Опосля «Светлейшей» беседы (то бишь беседы аж с тремя «Светлостями») пошёл маркиз юный во свою комнату, лёг на диван и полчаса пытался осмыслить обрушившуюся на него информацию шокирующую. Засим худо-бедно осмыслил и направил стопы ко старшей из сестёр (но не ко старшей сестре, ибо сам являлся старшим братом). Златокудрая (в отличие от уже седой тёзки и бабушки герцогини) графиня Джейн Гриффит (урождённая крепостная Женя Смит) не была стандартной красавицей, но «очаровашкой» таки была. В отличие от своей конкурентки подлой Суламифи Шафировой (впрочем, какая может быть конкуренция промеж графиней аглицкой и ссыльной расейской?!) была она чистосердечна и правдива (порой даже слишком!). И вопросил старший брат правдолюбку сию:
– Скажи-ка, милая Джейн правдивая! Помнишь ли ты некую Лалу Бузони?
– Прекрасно помню! – воскликнула Джейн и вдруг… заплакала!
– Ты… чего?! – удивился брат.
– Бедняжка умерла от чахотки!
– Точно умерла?!
– Юдка незадолго до бегства своего, съедением зверями завершившегося писАла, что Лала должна преставиться.
– Точно писАла?!
– Я не Сулька лживая! – обиделась бывшая Женя. – Мне можно верить! … И можно проверить!
Отыскала она нужную эпистолу от Юдки Шафировой и брату вручила. В эпистоле и впрямь глаголилось об успении предстоящем Лалы Бузони и ни слова не глаголилось ни о смоленском, ни о ливерпульском таборе, ни о пансионе миссис Смит.
– Женечка, солнышко! – одолжи мне эпистолу сию на несколько часов.
– Дарю! – расщедрилась сестра.
146. Долгожданное объяснение в любви
На другой день поутру сообщили Лале Бузони, что желает видеть ея хозяйка пансиона. Постучала девушка во дверь, открыла ея опосля разрешения милостивого и молвила почтительно, не удивившись ни капли:
– С добрым утром, мистер и миссис Смит!
Улыбнулся Джордж, ибо так звали родителей его «во плену расейском». Хозяйка же пансиона возмутилась:
– Ошибаешься, милочка! Гость наш уважаемый – маркиз высокородный…
Но тут посетитель Сиятельный так взглянул на даму говорливую, что та поспешно за дверь выскочила, про этикет позабыв!
– Владеет ли сия матрона уважаемая языком расейским? – вопросил маркиз юный на упомянутом языке.
– Владеет она лишь девицами своими подопечными и то, ко счастью, лишь во смысле переносном, хоть и не похабном!
– Ну так побеседуем, так называемая, то бишь так самоназываемая Лала Бузони на языке сем родном нам наполовину, дабы мымра сия эксплуататорская подслушать нас не была горазда.
– Рада Вас вновь лицезреть, Ваше Сиятельство. Хотя, честно глаголя, прошлые встречи почти не сохранились в памяти моей, ибо не часто посещали Вы табор курский, а я покинула оный в пятилетнем возрасте.
– Читал о факте сем в «Биографии…» сей. Не могу не похвалить за искусство конспиративное, ибо почерк не совпадает с почерком вот сей эпистолы, коюю Юдка Шафирова незадолго до «ухода в подполье» прислала сестрице моей Джейн и в коей сообщает о смертельной болезни Лалы Бузони, а о Смоленске, Ливерпуле и Лондоне ничего не сообщает.
– Многоуважаемый маркиз высокородный! – начала «цыганка» мнимая. – Во-первых, прошу при мне не упоминать революционерку сию, лишь во связи с успением ея не сосланную в Сибирь. Во-вторых, не сочтите за запудривание мозгов, но позвольте привести факт исторический, с нашей историей созвучный.
– Упоминать не буду, не сочту и позволяю.
– Около века назад кардинал Ришелье, обеспокоенный нерациональным расходованием кадров, издал указ супротив дуэлей. Некий младой дуэлист, скрываясь от полиции, пренебрёг техникой безопасности и явился в родительский дом, будучи загримированным. Видя горе отца по поводу исчезновения сына, дуэлист переоценил благородство полиции и раскрыл своё инкогнито. Естественно, он был арестован и обезглавлен в назидание другим дуэлистам. Возвращаясь к нашей истории, торжественно клянусь, что не испытываю ностальгию ни по Расее вообще, ни по Сибири в частности!
– Успокойся, … Лала! Уверен, что анонимная революционерка юная, да и вся семья ея преследуются не за злодеяния мнимые, а ради оправдания конфискации имущества зело немалого! Посему не грозит тебе Сибирь!
– Вздох облегчения! – молвила Лала.
Рассмеялся маркиз, но взял себя в руки и произнёс торжественно: