Крепостная герцогиня (главы 1—27). Квазиисторическая юмористическая эпопея
– Ради плодовитости дщери моей готов оплатить разницу стоимости нового дома, сколь бы дорогим он ни был (во пределах разумных!) и старой развалюхи (сколь бы дешёвой оная ни была!).
– Аки глаголил часа три назад мистер Макдауэлл ехидный, – виконт аглицкий произнёс, – «Заметьте, лорд Гамильтон, обещание сие Вы без принуждения дать изволили!» – Благодарствую, мистер Гриффит, за «песни и танцы», давшие успокоение душе моей! Засим имею честь откланяться! – Коли желаете, лорд Гамильтон, и в дальнейшем «иметь честь», то наденьте бороду, кояя без надобности мне, дабы сокрыть лик Ваш от папарацци назойливых. – Благодарствую так же за ещё один совет дельный! – изрёк граф, бороду надевая. – … Да! Чуть было ни запамятовал! Расскажите, виконт, про род свой. Раскидисто ли древо Ваше генеалогическое?
– Раскидистым древо сие назвать затруднительно, ибо из одной лишь ветви состоит в лице слуги Вашего покорного (в отличие ото дщери Вашей же непокорной!). Да и древностию род мой похвастать не может (да и не хочет, ибо не хвастлив!). Роду моему от роду (такая вот тавтология!) всего лишь тридцать лет и три года. По сравнению со древностию рода Вашего, мистер Гамильтон, возраст сей не детский даже, но младенческий. Основатель рода моего Джордж Гриффит (в честь коего я и был впоследствии назван) отличился (на свою главу!) во славной битве при Данбаре 3 сентября 1650 года, когда армия аглицкая разгромила вдвое превосходящую армию шотландскую. Не подумайте, мистер Гамильтон, что злорадствую я. Ведь в уже сегодня упоминаемой битве при Баннокберне превосходство (лишь численное!) проигравших соотечественников моих аж четырёхкратным было. А значит, по сумме двух битв Шотландия викторию одержала, с чем ея и Вас от души поздравляю! … Но вернёмся в Данбар (али где-то рядом!). Дед мой служил пехотинцем простым. В пылу боя генерал (а впоследствии и адмирал!) Джордж Монк вперёд вырвался и окружён неприятелем оказался… Не обижайтесь, мистер Гамильтон, но во время боя приятелей во стане противоборствующем не бывает! … Дед мой бросился отважно на защиту тёзки своего. Получив девять ран, из коих две смертельными оказались, пал он наземь (али на траву) кровию обливаясь. Но уже подоспела подмога, и жизнь Джорджа Монка спасена была. Опосля боя лорд-протектор Оливер Кромвель (так же в сей виктории славной участие принимавший!) присвоил пехотинцу-герою Джорджу Гриффиту (аки теперича глаголили бы «старшему») звание барона и повелел выплатить семье его сумму немалую, на коюю сия ячейка общества в последующие годы хоть и без шика, но жила. Барон новоиспечённый возрадовался весьма, но к вечеру от ран с жизнею несовместимых преставился. Дома остались вдова безутешная и сын Роберт четырнадцати годов. Хоть и говорила мать, что
должен же сын героем стать,
коли отец герой,
но выбрал Роберт Гриффит стезю не воинскую, а дипломатическую. Не секрет, что дипломатам неплохо бы интриги политические на несколько ходов просчитывать. Посему и пристрастился юный барон к игре шахматной и вошёл чрез время некоторое во тройку сильнейших игроков аглицких. А в доме чрез два дома насупротив, что весьма кстати оказалось, жил скромный сапожник младой Мэтью Хогарт с не менее младою сестрою Мелани (ибо были они двойняшками). Не потому сие кстати оказалось, что жил сапожник с сестрою чрез два дома насупротив, али у дипломата проблемы с обувью возникли, а ибо игроку сильному для игры совершенствования партнёр сильный потребен. А Мэтью Хогарт, хоть и не входил во тройку сильнейших шахматистов, но входил в четвёрку оных. Сестра шахматиста-сапожника не являлась красавицею ослепительною, но была мила и столь ненавязчива, что барон юный сам к ней привязался. Баронесса-мать мечтала о более богатой невестке, дабы хоть под конец живота пожить во своё удовольствие. Увы! Конец живота ея ранее наступил в результате пневмонии двусторонней. Лишь срок траура истёк, предложил Роберт Гриффит соседке своей милой и ненавязчивой руку и сердце. Мелани Хогарт не стала разбивать отказом сердце дипломатическое и опосля раздумий тяжких… пятисекундных согласием оное порадовало, в результате чего превратилась сестра сапожника нищего аж в баронессу Мелани Гриффит… (Небольшое отступление авторское! Читателям терпеливым (а так же тем, кто от нетерпения вперёд заглядывает) ещё встретится другая Мелани Гриффит. Но вовсе не актриса голливудская, автору современная, кояя явно умнее первой, но по показателю этому скорее всего недотягивает до второй Мелани Гриффит. Правда, дива заокеанская современниками красавицей считается, а Мелани Гриффит номер два своими современниками таковой не считалась, но супруг ея, коли представилась бы ему возможность одну из двух тёзок выбрать, всё равно предпочёл бы супругу свою невзрачную и не стал бы разбивать сердце мачо испанского Антонио Бандераса (по крайней мере – уводить от него жену голливудскую Мелани Гриффит)!) … Вскоре опосля свадьбы скромной понесла баронесса Мелани Вашего, лорд Гамильтон, собеседника. Тем временем, хоть и не сразу, престол аглицкий перешёл во длани короля Карла Второго из династии (шотландской, замечу!) Стюартов. И потребовалось в интересах государственных выполнить миссию сверхсекретную во стране заморской, название коей так же засекречено было. Выбор государев пал на дипломата хоть и младого, но талантливого, то бишь на Роберта Гриффита. Ко времени тому чрево супруги дипломатической уже округлилось изрядно, и разлука с виновником сего округления нежелательна была. Посему дабы подсластить горечь разлуки, пообещал Его Величество, что крёстным отцом отпрыска дипломатического станет. И слово своё сдержал, то бишь являюсь я крестником короля аглицкого Карла Второго… Аки впоследствии мать мне вещала, отплыл отец мой в четверг из гавани Ливерпульской на судне быстроходном под названием «Дон». До сих пор в неведении о происхождении названия сего. То ли тут Дон Кихот, башкой ослабший замешан, то ли Дон Жуан распутный. (Читателю, о российской реке Дон подумавшему, сообщает автор, что сия река тихая ещё упомянута в настоящем повествовании будет.) А вернулся родитель мой ровно чрез год в пятницу. – Коли в четверг уехал, – граф Гамильтон возразил, – то ровно чрез год в четверг и должен был приехать. – И рад бы согласиться с Вами, дабы не осложнять отношения англо-шотландские, но факты арифметические суть вещь упрямая (аки известная нам обоим особа юная и златокудрая!). В году невисокосном окромя пятидесяти двух недель, на четверг никоим образом не влияющих, содержится ещё день один, коий четверг на пятницу сдвигает. – А коли был бы тот год високосным, то в четверг бы и вернулся отец твой? – Увы! В субботу! … Итак, мы тоже вернёмся… в пятницу, в коюю отец мой изо страны заморской безымянной вернулся. Прибыл он, аки и убыл на судне вновь быстроходном, но на сей раз «Магдалиной» именуемом… Догадаться нетрудно, что название сие дано в честь галилейской работницы сферы спецобслуживания, кояя решила силы не распылять, и отказавшись от обслуживания клиентов родного града Магдалы, на иногороднем клиенте сосредоточилась. Впоследствии узнал я, что
из ливерпульской гавани
всегда по четвергам
суда уходят в плавание
к бразильским берегам,
причём
токмо «Дон» и «Магдалина»
быстроходные суда,
аки в год отца кончины
ходят по морю туда. – Зачем Вы мне, виконт, сей секрет рассказали?! – граф Гамильтон испужался. – Ведь знание секретов государственных несёт печаль и долголетию не способствует! – Сие уже не секрет, ибо недавно Карл Второй ввиду истечения срока давности назвал сию «терра инкогнита», то бишь землю неизвестную. Оказалось, что сие не Бразилия вовсе, а страна, удалённая от нея! Но дабы сон Ваш, мистер Гамильтон, спокоен был, название страны той ныне не секретной называть не буду… Миссию свою сверхсекретную Роберт Гриффит блестяще выполнил, о чём сам король сказал… в речи похоронной! – Так значит, он мёртвым прибыл?! – Гамильтон воскликнул.
– Полумёртвым! Пред самым отплытием в дорогу обратную подхватил он (на сей раз уже в Бразилии) болезнь тропическую, современной науке неведомую. Пока из гавани ливерпульской во дворец королевский довезли его, усопшим на девяносто пять процентов стал. Выслушал Карл Второй отчёт о работе проделанной, изучил документы привезённые и столь возрадовался, что огласил указ о присвоении барону Роберту Гриффиту звания виконта с дарованием поместия немалого. Указ сей прослушав, возрадовался отец не менее, нежели Его Величество, ибо деньги, Кромвелем подаренные уже к концу подходили. Сие известно мне от матери, а той от короля самогО во время похорон с нею побеседовавшего… Но того более обрадовался отец мой умирающий, когда пришла в больницу к нему супруга любимая с дитём почти годовалым. А часа чрез три опосля оказания милости монаршей (аки и во случае Джорджа Гриффита-старшего с Кромвелем) облагодетельствованный преставился. – Но Оливер Кромвель был не монархом, а лордом-протектором, – возразил Гамильтон. – Всё сие было бы смешно,
когда бы ни было так… глупо!
– возразил на возражение Джордж Гриффит-младший. – Карл Второй сам заявил однажды самокритично пассии своей, что «во времена Кромвеля на престоле был король, а ныне – бабник!» … Сильно опечалилась бывшая баронесса, а ныне виконтесса Мелани Гриффит, любимого мужа потерявшая. Брат ея Мэтью Хогарт тоже опечалился, но не столь сильно, ибо опосля смерти зятя своего (и в результате оной) перешёл он автоматически из четвёрки сильнейших игроков аглицких во тройку их же. – Ну что ж, человек младой! Род Ваш, несмотря на желторотость его, уважения достоин. А достойны ли Вы рода своего? Разрекламируйте себя, коли не затруднит просьба сия. – Опосля беседы моей недавней со графом Макдауэллом самовлюблённым любая самореклама моя дополнительная лишь впечатление испортит. – И то верно! – Гамильтон согласился. – А посему заявляю торжественно, что по мнению единогласному всего славного семейства Гамильтон подхОдите Вы, мистер Гриффит, на роль жениха Джейн прекрасной златокудрой! – Остаётся выяснить, подходит ли на роль невесты моей сие чудовище моральное рыжее, ни малейшего пиетета к полу мужескому не испытывающее, ибо идеями феминистскими зловредными аки губка пропитано!
И отверз лорд шотландский уста свои от удивления великого и от возмущения неменьшего. Однако
ничего
не вышло изо рта его,
ибо понял граф Гамильтон правоту суровую оппонента своего, коий продолжил: – Но пересилила красота ея физическая уродство ея моральное, а посему готов я взвалить на плечи свои, а точнее – на выю свою ношу сию тяжкую и сочетаться браком законным со дщерью Вашей, мистер Гамильтон, своеобразною, тем паче, что приобрёл я в полку своём кавалерийском умение, коее поможет с подобною супругою управляться. Тут нахмурился тесть будущий: – Уж не глаголешь ли ты, охальник, об умении затаскивать в постель шлюх подзаборных и кувыркаться с оными к удовольствию похабному всеобщему?! – Глаголю я лишь об умении (с богопротивною зоофилиею не связанном!) укрощать кобыл норовистых и превращать оных в лошадей дрессированных.
– Рад я, виконт любезный, что попадёт Джейн моя, от рук родительских отбившаяся, в руки надёжные! Токмо просьба нижайшая не шибко руки сии надёжные распускать. – Действовать буду не стокмо применением силы, скокмо угрозой ея применения, что в сочетании с любовию моею страстною плоды принесёт.
– В каком смысле – «плоды»? – Не токмо в детородном смысле, что само собою подразумевается, но и во смысле поддержания климата морального. – Опосля слов сих утешительных предлагаю, зять мой будущий, на «ты» перейти. – И рад бы, Ваше Сиятельство, да не могу по причине языковой, али по-научному выражаясь, лингвистической. – Хоть и владею я языком шотландским, то бишь гэльским, но диалог наш на самом что ни на есть аглицком языке происходит. – Вот именно! А на языке сем «Вы» лишь число множественное означает, ибо не принято у англичан величать единичного собеседника на «Вы» лишь в знак уважения политкорректного, будь даже визави оный душегубом али супостатом.
4. Рыжая валькирия
– … А посему заявляю торжественно, – лорд шотландский молвил, – что по мнению единогласному всего славного семейства Гамильтон подхОдите Вы, мистер Гриффит, на роль жениха Джейн прекрасной златокудрой!
– Остаётся выяснить, – лейтенант аглицкий ответствовал, – подходит ли на роль невесты моей сие чудовище моральное рыжее, ни малейшего пиетета к полу мужескому не испытывающее, ибо идеями феминистскими зловредными аки губка пропитано!
И открыл лорд шотландский рот свой от удивления великого и от возмущения неменьшего. Однако ничего не вышло изо рта его, ибо понял граф Гамильтон правоту суровую оппонента своего, коий продолжил:
– Но пересилила красота ея физическая уродство ея моральное, а посему готов я взвалить на плечи свои, а точнее – на выю свою ношу сию тяжкую и сочетаться браком законным со дщерью Вашей, мистер Гамильтон, своеобразною, тем паче, что приобрёл я в полку своём кавалерийском умение, коее поможет с подобною супругою управляться.
Тут нахмурился тесть будущий:
– Уж не глаголишь ли ты, охальник, об умении затаскивать в постель шлюх подзаборных и кувыркаться с оными к удовольствию похабному всеобщему?!
– Глаголю я лишь об умении (с богопротивною зоофилиею не связанное!) укрощать кобыл норовистых и превращать оных в лошадей дрессированных.
– Рад я, виконт любезный, что попадёт Джейн моя, от рук родительских отбившаяся, в руки надёжные! Токмо просьба нижайшая не шибко руки сии надёжные распускать.
– Действовать буду не стокмо применением силы, скокмо угрозой ея применения, что в сочетании с любовию моею страстною плоды принесёт.
– В каком смысле «плоды»?
– Не токмо в детородном смысле, что само собою подразумевается, но и в смысле поддержания климата морального.
5. Бегство невесты с новым женихом
Тут раздался стук в дверь. Лорд Гамильтон открыл дверь сию и узрел… дщерь свою!
– Здравствуйте, дедушка! – молвила девица беглая. – Простите, что отвлекаю Вас от беседы приятной с мистером Гриффитом.
– Насупротив, – воскликнул кавалер, – мы оба рады лицезреть тебя, о, Джейн моих очей,… то бишь свет моих очей! Тем паче, являешься ты предметом беседы сей приятной!
Удивилась гостья преизрядно, однако смышлёность, ей присущую, проявила:
– Рада, папенька, что прислушался ты к совету моему о забегании в забегаловку сию, но почему ответил ты мне тогда, что нЕ о чем глаголить тебе с браконьером аглицким, отстреливающим пернатых шотландских?
– Потому, дитя моё возлюбленное, что слышала ответ мой супруга моя не менее возлюбленная, она же мать твоя болтливая. А аки удалось бежать тебе из комнаты запертой, охраняемой цербером грозным?
– Молвила я церберу сему, что поддержать надо производителя отечественного и описАла тайник твой, папенька, где прятал ты от маменьки бутылку виски шотландского. А когда он нахрюкаться изволил, сообщила, что хоть ни в чём нужды не испытываю, но по кое-какой нужде удалиться должна. Открыл он дверь мою, а когда удалялась я, то увидела, что рухнул он на ложе моё и захрапел прегромко.
– Теперь разговоры пойдут, – лорд молвил недовольно, – что персонал мой ненадёжен, ибо пред змием зелёным устоять не способен.
– Есть идея у меня, – поделилась оною девица смекалистая, – аки предотвратить слухи сии негативные.
…На другой день с утра пораньше огласился дом гамильтоновский воплем истошным хозяйкиным, ибо пришла та дщерь свою пленную проведать, но заместо оной увидала, дверь отперев, лишь окно открытое да верёвку из простыней разорванных связанную ко спинке кровати привязанную наружу высунутую и аж до земли достающую.
На вопль половины своей дрожащей, то бишь дражайшей глава семейства прибежал и опосля причитаний горестных и пары слезинок крокодиловых допрос слуге, дверь охраняющему учинил. Страж сей трезв, аки стёклышко оказался, ибо вчера вечером поздним лорд Гамильтон опоил его средством рвотным и пообещал две бутылки виски подарить.
Слух о бегстве графини златокудрой Гамильтон борзо по Эдинбургу распространился. Примчался жених ея отвергнутый граф Макдауэлл и молвил с укоризною:
– Дошли до меня слухи прискорбные об исчезновении таинственном отрады бывшей сердца моего, но подробности не дошли, ибо в пути потерялись. Поделитесь, коллега, деталями происшествия сего и думать будем коллегиально, аки нам дальше быть.
И ответствовал граф Гамильтон компаньону подозрительному:
– Жила твоя отрада
в высоком терему,
а в терем тот высокий
нет хода никому…
Хода-то и входа нет, а выход, аки оказалось, есть! … Короче! Запер я сию овцу паршивую рода Гамильтонов на сАмом верхнем этаже и даже ключ во дверях оставил, дабы не повадно сей медвежатнице было в замочной скважине копаться. А на случай, коли Джейн свободолюбивая дверь крепчайшую сломает, али с петель снимет оную, приставил к ней слугу надёжного, аки аргус стоглазый бдительный!
– К кому «к ней» приставил слугу? – не понял Макдауэлл. – Ко Джейн свободолюбивой али ко двери крепчайшей?
– К обеим. А сам стопы направил на улицу в поисках жениха обещанного. Многих осмотрел, да все они рылом не вышли.
– А зачем тебе красавцы? – возразил жених отвергнутый – не достойна дщерь твоя оных.
– Для продолжения роданадо рожать не от урода!– А ты подбери жениха, коий в постели всё может, окромя детей!
– Тогда род мой угаснет.
– А ты опои хулиганку сию средством снотворным и меня для продолжения рода пригласи. А муж-дурак, обработанный предварительно, дитя будущее своим считать будет!
– И в чём же обработка предварительная состоять будет? – Гамильтон заинтересовался.
– Обследуют жениха пред свадьбой и сообщат, что аппендикс удалить требуется, иначе аппендицит будет. А когда он под наркозом окажется, то одновременно с удалением органа сего проведена будет без ведома пациента операция кастрация. Медицина современная пока лечить бесплодие не в состоянии, но способна успешно создавать оное! … Таким образом, и Джейн твоя строптивая с лопухом-мужем родителями счастливыми станут, и я свою миссию по продолжению рода своего славного выполню!
– Но формально продлится род лопуха, пока ещё не найденного! – Гамильтон возразил.
– Сие тоже предусмотрено. В завещании своём завещаю сыну своему сумму немалую, но токмо коли сменит фамилию свою лопуховскую на славную фамилию «Макдауэлл».
– А коли не сыном тебя (и мужа), а дщерью Джейн моя осчастливит?
– Тогда буду спать с ней до тех пор, пока сыном ни разродится! Точнее, спать не я буду, а ведьма твоя рыжая опосля снотворного, а я-то аки раз не спать буду, а трудиться неустанно ради продолжения рода своего.
– Неужто сам придумал? – восхитился Гамильтон.
– Почти… Немного ростовщик-иудей на балу опосля ухода гриффитовского посоветовал.
– Иудей, а план придумал иезуитский! … Жаль, что пока некого снотворным опаивать! … В общем, вернулся я под крышу дома своего и в объятия Морфея погрузился…
– Бесстыдник! – возопил граф Макдауэлл. – Мало того, что имеешь связь постыдную с юношей сладкоголосым, коего Орфеем величаешь, так ещё и глаголешь про мерзость сию без зазрения совести!
– Не Орфея объятия, но Морфея из тех же мифов элладских, то бишь древнегреческих, коий Б-гом сна является. А погрузиться в объятия его божественные означает всего лишь заснуть, что я и сделал. А наутро разбужен был стенаниями супруги своей законной, кояя навестила дщерь нашу совместную, дабы сказать той «С добрым утром!» и узрела, что вовсе оно и не доброе, ибо…
– Стоп! – лорд Макдауэлл воскликнул. – Зови сюда матрону сию достойную и искажать информацию не могущую ввиду тупости более похвальной, нежели нежелательный ум дщери ея.
Явилась мать беглянки и поведала:
– Решила я поутру дщерь свою навестить. Хоть и виновна она, но всё же кровиночка родная! Помню, в детстве…
– Нельзя ли сразу к юности ея перейти? – гость нетерпеливый (а по большому счёту и незваный!) воскликнул. – К моменту, когда кровиночку свою обнаглевшую навестить собралась.
– А подниматься-то высоко, всё-таки четвёртый этаж без лифта. Можно было и на третьем этаже запереть. Всё равно без парашюта оттуда не выпрыгнуть. (Коли возразит читатель внимательный, что не было в те времена далёкие лифтов и парашютов, то ответит автор, с ранее упомянутым ГУГЛом консультировавшийся, что уже были, но ещё распространения широкого не получили, а посему считать можно, что миссис Гамильтон о них и не глаголила вовсе!). Подошла ко двери я, а рядом охранник стоит, то бишь сидит, но не лежит и не спит, а бдительно несёт нелёгкую службу караульную. Открыл он мне дверь ключом из нея торчащим, и вошла я внутрь. Вижу – окно открыто, хоть и прохладно поутру. А кого не вижу, так сие дщери моей ненаглядной, опозорившей родителей своих на старости лет их!
Услышал Макдауэлл от миссис Гамильтон про окно открытое и, не дослушав про верёвку простынную, вскричал злорадно:
– Ведьма сия на ступе улетела, помелом управляя али похищена была викингом летающим Карлсоном, на крыше стокгольмской живущем для наведения порядка в жилище его захламленном!
Обрадовался было лорд Гамильтон, что прекратит Макдауэлл поиски, али в далёкий град Стокгольм направится, но радость сия преждевременной оказалась. Леди Гамильтон удивилась искренне:
– Не мог сей воздухоплаватель, в самом расцвете сил пребывающий, дщерь нашу похитить, ибо он хоть и в меру, но всё-таки упитанный. А по сему Карлсон не вынесет двоих, даже включая себя самого. Сил его разве что на малыша какого-либо хватит, но уж никак не на дщерь нашу, развитую не токмо духовно! И слава Богу! Ведь Джейн прекрасная при всей заумности ея ни разу в жизни жилище своё не убирала, ввиду наличия служанок расторопных!
– А аки же тогда бежала тунеядка сия? – Макдауэлл вопросил.
Поведала мать беглянкина про верёвку простынную, уже читателю известную.
Услышав же про верёвку сию, воскликнул Макдауэлл:
– Теперь всё ясно! Сил викинга летающего лишь на то хватило, дабы плавно опустить распутницу рыжую на землю и передать Джорджу Гриффиту, коий сего Карлсона и нанял, когда основоположник авиации шведской залетел в Эдинбург на экскурсию.
– А при чём здесь верёвка простынная? – удивилась мать беглянки.
Задумался Макдауэлл и дал ответ достойный:
– Для страховки. Во время спуска держалась ваша нахалка не токмо за эвакуатора своего, но и за верёвку указанную…. А теперь вперёд в логово виконта аглицкого! Надеюсь, вторая битва при «Баннокберне» завершится (аки и первая!) победой отважных графов шотландских!
Опосля призыва сего оба графа в сопровождении прессы жёлтой (видимо, из неуважения к древней культуре китайской так названной) в «Баннокберн» направились. Хозяйка гостиницы эмигрантка итальянская Мирандолина заявила, что приходила вчера вечером к виконту аглицкому дама с вуалью и капюшоном (по причине чего красу ея неземную и цвет влас златокудрый идентифицировать возможным не представляется) и увела того в направлении неизвестном. И даже отпечатков пальцев не оставила, ибо в перчатках была.
Граф Макдауэлл заметил, что отпечатки сии без надобности, ибо дактилоскопия ещё не была создана. Последние шесть слов не были произнесены графом и жаль, что заключены в скобки тоже не были! Про «старенького дедушку Гамильтона» итальянка пронырливая ни словом не обмолвилась, ибо получила от обоих мужчин сумму в сумме немалую, а от дамы, про вуаль и капюшон не догадавшейся – обещание (впоследствии под давлением мужа будущего осуществлённое!) прислать тряпки модные.
И повелел Макдауэлл приятелю своему, словно был тот не лордом уважаемым, а простым холопом шотландским:
– Бери коня своего самого быстрокрылого и лети на нём за парочкой сей беглой! А назад дабы лишь вдвоём со дщерью своей вернулся!
– Лишь вдвоём? – лорд Гамильтон удивился. – Но как же конь быстрокрылый?! А! Понял! Коня должен отдать я кавалеристу опытному Джорджу Гриффиту в обмен на дщерь мою к тому времени ему уже надоевшую!
– Отдавай, коли хочешь – не мой же конь! Но лучше привлеки органы правоохранительные шотландские и обвини супостата аглицкого в похищении национального достояния в лице девицы шотландской национальности! … А потом вернётесь на сэкономленном коне!
– Ладно уж! – вздохнул Гамильтон. – Пойду седлать Пегаса своего.
– Неужто звать коня твоего Пегасом, али выразился ты фигурально, и выражение «седлать Пегаса» означает, что собрался ты вирши клепать, аки Джон Мильтон про рай потерянный заместо того, дабы в погоню во весь опор нестись?
– Действительно, фигурально я выразился, но не во смысле поэтическом, ибо заказывал ты коня быстрокрылого, а из всех крылатых коней лишь Пегас мне ведом!
И стал лорд Гамильтон опосля ухода макдауэллского, вздыхая горестно, седлать коня быстроногого (за неимением быстрокрылого), именуемого не Пегасом вовсе, а… не всё ли равно, аки! И завернула ему супруга верная в дорогу дальнюю бутерброды вкуснейшие (за неимением сэндвичей, пока ещё не изобретённых ввиду нерождения первого лорда адмиралтейства Джона Монтегю, он же четвёртый граф Сэндвич, изобрётший сие блюдо, от падения маслом вниз застрахованное!).
