– Галя! – Коломнин, как всегда при подобных сценах, подошел к жене, со смешанным чувством жалости и невольной брезгливости, провел неловко по голове. И она, словно ждала этого, уткнулась в его живот.
– Ну, что я могу? – он гладил ее голову, ненароком обнаруживая новые седые волосы и комья перхоти. – Мне действительно платят столько, сколько платят. Я ж не ворую.
– И взяток не берешь. Я знаю, – отстранившись, жена отерла глаза. – Но – сил нет больше, Сережа. – Хорошо, давай наймем горничную. Правда, это обойдется папаше Дорсету в лишних сто пятьдесят – двести долларов. Придется подождать с новой машиной. Но ради твоего здоровья…
– Да причем тут горничная?!
Коломнин насупился, ожидая какой-нибудь язвительной реплики. Но – продолжения не последовало. Жена, прислонившись к косяку, о чем-то тяжело думала.
– Если б ты только знал, как это мучительно жить, не имея света впереди.
– Я знаю, – вырвалось у Коломнина.
– У тебя что, женщина появилась? – чутко догадалась Галина. – Так лучше скажи честно! Я выдержу. Чем так-то.
– Дуреха ты! – боясь выдать себя, рявкнул Коломнин и по вспыхнувшему лицу увидел: это было именно то, что хотела она услышать.
– Ну что ж, нет так нет. Глядишь, в самом деле и наладится что-то. Дети, похоже, заснули. Может, и мы пойдем, а, Сереж?
В голосе ее появилась внезапная томность. Должно быть, помимо воли Коломнина, проскочила в нем какая-то гадливость, потому что жена ссутулилась и вернулась к привычному тону:
– Ладно, банкир фигов, не пугайся. Не навязываюсь. Будешь ложиться, не забудь чайник выключить.
Она вышла, плотно прикрыв дверь.
Коломнин подошел к окну. Где-то там, в ночи, за московскими многоэтажками, за уральским хребтом, посреди Сибири, обиталась его несбывшаяся Лоричка. Он ткнулся лбом в потное стекло и глухо заскулил.
– А что, парни, как вы думаете, сколько может стоить самый дорогой стакан водки? – заместитель начальника управления экономической безопасности банка «Орбита» пятидесятипятилетний Валентин Лукьянович Лавренцов, прищурившись, оглядел скопившихся сотрудников.
– Ну, если кингстоны совсем перекроет, так можно и тысячу рублей отдать, – начальник отдела по иногородним филиалам Анатолий Седых провел шершавым языком по губам. Представил с тоской, сколько еще терпеть до вечера. – А то и две.
– Салаги вы дешевые, – собственно к этой фразе и подводил первый вопрос Лавренцова. Окружающие предвкушающе затихли, – Лавренцов слыл виртуозом соленого рассказа. – А шестьдесят пять тысяч долларов не хотите?
– За стакан?! – обескураженно промычал Седых, почувствовав, что желание похмелиться разом поуменьшилось.
– А то. Вчера, стало быть, вызывает меня президент банка, – Лавренцов значительно огладил седой ежик на округлой голове. Он мог бы сказать просто – «Дашевский». Но «президент банка» – это придавало дополнительную увесистость дальнейшему. – И попросил помочь Управлению делами воздействовать на одного упрямца. Тот как раз в банк на переговоры приехал. Да чего там?! Новый директор конзавода.
– Это на территории которого строится банковский коттеджный поселок? – заинтересовался начальник информационного центра Николай Панкратьев – неулыбчивый с землистым скуластым лицом человек. Дотоле он, единственный, не участвовал в общем оживлении, хмуро перекатывая по крышке стола подвернувшийся стеклянный шарик.
– Во-во! Со старым-то у банка все тип-топ было. Дружили. Ему платили, он подписывал.
– И все так чинно-благородно, – добавил перцу Седых.
– Как надо, так и было, – Лавренцов не любил, когда его перебивали. – Только хозяйственники наши лопоухие забыли, видите ли, вовремя подписать договор еще на кусок земли вдоль речки. Самый что ни на есть лакомый кусман: хошь корты ставь, хошь какие другие забавы.
– Как же нашим буграм без этого куска-то? – без выражения прокомментировал Панкратьев. – Уж если им что втемяшилось, так просто вынь да положь.
– Наше дело не комментировать, а выполнять, – отсек реплику Лавренцов. – Словом, новый директор вдруг уперся. Меня-де, коллектив. Я-де, весь в интересах людей. В общем со всех сторон махровый демагог, а подступиться, подходы найти – никак!
– И ты подступился, – догадался Панкратьев.
– К чему и рассказ. Но тоже непросто было. Я ему: «Хочешь пятьдесят кусков живыми долларами? Лично тебе». А он в ответ: «Мой интерес – интерес Конзавода. А земля эта самая выпасная». И дальше какую-то туфту несет насчет поголовья. Часа два мы с ним, как нанайские мальчики на ковре. Уж, думаю, может, и впрямь, какой последний идейный попался.
– Нагульнов из «Поднятой целины», – бросил кто-то.
– Это точно. Целина там непаханная. Честно скажу, отчаялся. Думал, аут. Только замечаю, глазом косит и чем дальше, тем больше подрагивает. Братцы! Так это ж совсем другое дело. Это-то нам как раз знакомо! А что, говорю, в самом деле, все о делах да о делах! Не выпить ли нам, как мужикам? И достаю бутылец «Смирновской»!
– Заглотил, – завистливо догадался Седых.
– Как на духу! Даже сам не ожидал такого эффекта, – Лавренцов истово перекрестился. – Через десять минут, как стакан принял, расцвел и махом все подписал, – алкаш оказался. И с утра неопохмеленный. Даже про пятьдесят тысяч не вспомнил. Вот она загадка русского мужика. За большие доллары его не возьмешь. А за стакан водки – будьте любезны! Алкоголизм – это такое, доложу вам, оказывается, благо!
Довольный эффектом, Лавренцов крутнулся в кресле, обозревая ошеломленных сотрудников.
– И чего они теперь будут делать без выпасных лугов? – поинтересовался Панкратьев.
– А это не наша печаль! – ответил за Лавренцова Седых. Как и многим другим, вопрос показался ему бестактным. – Тут теперь главное, Лукьяныч, грамотно доложить Дашевскому. Нажать, что пятьдесят тысяч банку сэкономил. Может, десятку выпишет?
– Получишь ты с него, как же! – все с той же желчностью вновь отреагировал Панкратьев.
На этот раз реплику встретили сочувственно, – прижимистость президента банка была, увы, широко известна.
– Внимание! Подъехала «ДЭУ»!.. – сидевший на подоконнике впередсмотрящий поднял палец, требуя всеобщего внимания. – Вышел из машины!.. Идет! Нет, с кем-то остановился… Вошел в подъезд!
Он отбежал от окна и встал в конце моментально выстроившегося ряда.
– Приготовились, – Лавренцов прошел поближе к входной двери, непроизвольно огладил ежик. – Все запомнили? Значит, если скажет…
– Помним, помним, – Анатолий Седых в свою очередь вроде бы случайно проверил узел галстука и быстро отер слюной пересохшие губы.
В большом, метров на сорок кабинете, где скопились сейчас сотрудники управления, установилось возбужденное ожидание.
На этаже остановился лифт. Послышался распекающий кого-то на ходу голос. Потянулась дверь.
– Товар-рищи офицеррыыы! – рявкнул, вытягиваясь, Лавренцов. Вошедший Коломнин обнаружил своих «орлов», выстроившихся перед ним в наигранном раже.
Неспешно прошел по рядам.
– М-да, распустились, – скорбно протянул он. – Двое плохо выбриты. От баб, что ли? Один без галстука. В нечищенной обуви. Бутылки, гляжу, пустые в корзине появились. Забурели без присмотра, дети мои.
Он еще не договорил, а обрадованный Лавренцов рубанул в воздухе рукой.
– Прости, батько! – весело грохнуло тридцать глоток. – От баламуты! – Коломнин обескураженно рассмеялся.
Его обступили. Посыпались обычные шуточки по поводу отдыха. Тем более – тайского отдыха.
– Как вам эротический массаж, шеф? – полюбопытствовал Лавренцов, как и Ознобихин, большой любитель тайской экзотики. – Расслабились?
– Это вы тут, гляжу, без меня расслабились, – при воспоминании о сеансе массажа Коломнин поежился. – Десятый час. Или дел нет? Все! Митинг по поводу моего возвращения объявляю закрытым. Полковники через пять минут ко мне на планерку. Остальным работать по плану. Вольно. Разойдись.