Шалопаи

– Это ты, – для наглядности пояснил Трифонов. – Куда дуну, туда и покатишься. Налево – по зонам…

– Там тоже живут.

Трифонов пасмурнел:

– Не терпится шальной романтики глотнуть?

– Не сегодня, так завтра. Чего тянуть? – Меншутин смутился. Сбился с бодряческого тона. – Ну а если, положим, направо?

– Направо? Тогда ко мне в угро, опером.

Меншутин поперхнулся:

– Это чего? Прикол такой?

– Слышал, чтоб я когда от своего слова отступался?

Меншутин смолчал угрюмо. Кивнул на пухлую папку, на которую невольно косился:

– Так у вас на меня вон сколько накопилось.

– Это кто что копит. Я так другие твои эпизоды пролистал. Тебя ведь не зря решалой выбрали. Конфликты среди пацанья ты гасил. Как?

– По понятиям.

– Значит, по закону, – определил Трифонов. – Пусть по своему, по пацаньему. Но к закону-то тянешься.

– А если револьвер найдётся?

– Тогда сядешь!

Меншутин растерялся.

– Стало быть, – прикинул он, – найдется шпалер – сяду, не найдется – пойду в менты. Положим, что не найдется… В смысле, и не было, – подправился он. – Но вам-то зачем шпана в ментуре?

Трифонов растёкся в широченной своей улыбке. Подманил Меншутина поближе.

– Да у меня все лучшие сыскари – из шпаны вышли, – как бы доверительно, но так, что расслышали остальные, сообщил он. – Да что у меня – по жизни так. Сам посуди: кто волка скорей других затравит? Волкодав. Вот и выбирай – в какой стае твоя дорога. На зоне бывал?

– Откуда?

– Я с утра в колонию на Васильевский Мох еду. Могу прихватить. Поглядишь, как эта романтика с другой стороны забора смотрится.

Он поймал дёрнувшийся шарик, убрал игру в коробку.

– Ну, ступай пока. Завтра в девять выезжаем. Не опаздывай.

Яблочков, не веря ушам, вскинулся с приоткрытым ртом.

– Так меня вроде как разыскивали, – Меншутин замялся.

– Официально ты пока не в розыске. Да и обвинение не предъявлено. Потому ступай до завтра!

Меншутин шагнул к манящей двери на волю. Притормозил.

– А если свинчу? – выговорил он через силу. – Потом с того, кто отпустил, спросят.

Скулы Трифонова обострились.

– Спросят – отвечу, – жёстко рубанул он. – И перед собой отвечу. За то, что дураком оказался. Ступай, Кибальчиш!

Входная дверь за Меншутиным закрылась.

– Андрей Иванович! Не надо бы, – растерялся Яблочков.

– А ништо, – Трифонов осклабился широко, немыслимо привлекательно. Хотя глаза его сделались настороженными. И было понятно, что такими останутся до завтрашних девяти утра.

– Объявляю себе отбой, – сообщил он. – Если что серьёзное, звони по домашнему.

– Тут насчёт остальных задержанных согласовать бы. Очень непростые, – Яблочков засуетился, потянул к себе протоколы.

Трифонов отмахнулся:

– Сам разберись. Фарцу завтра перешлём в контору. Пацанов – оформи по мелкому. Всё!

Яблочков приподнялся, провожая начальника. Дождался, когда на улице завёлся движок легковушки.

– Рисковый человек, – в никуда сообщил он – то ли с осуждением, то ли с завистью. Почесал залысый затылок.

– Слыхали, чего начальник велел? Так что давайте оформляться. Твоё фамилие, – ткнул он в Поплагуева.

Алькино лицо осветилось в предвкушении шкоды.

– Пенис! – брякнул он во всеуслышание. Больно захотелось ему понравиться разбитным фарцовщикам. Особенно прикольному патлатому.

Своего он добился, «центровая» скамейка замерла выжидающе.

– Пенис, Пенис, – Яблочков принялся перебирать документы. – Прибалт, что ли?

Хохот обрушил тишину. Баулин, заново опрокинувшись на спину, показал хохмачу сразу два больших пальца. Даже впавший в угрюмство Павлюченок скривился. Спехом прикрыл рот сержант из наряда.

От удовольствия Алька раскраснелся – хохма удалась.

– Да вы не ищите! Пенис – это фамилия для загранпаспорта. А по-русски!.. – Алька набрал воздуху. В предвкушении подались вперёд остальные. Наступил миг торжества. Но тут Поплагуева резко дёрнули за рукав. Насупленный Оська показал на дежурного глазами. Попавший впросак старик сделался пунцовым.

Алька осёкся.

– В общем, Поплагуев моя фамилия, Олег Михайлович, – сообщил он. И, опережая вопрос, кивнул подтверждающе. – Тоже сын.