– Жизнь не ждет, Алексей. Это не честно, ты же обещал.
– Я правду говорю. Тем более, я сейчас за капитана.
– Вот, уже и капитан. Нет, не похоже, чтобы ты оставил «Южный».
– Я более, чем серьезен, правда, Надежда. Ладно, еще поговорим. Пойду к себе, чтобы, как ты говоришь, почувствовать уют и магию родного дома.
– Я имела в виду семью, а не пустые стены. Хотя, впрочем, привыкай к своему квартирному пространству. Потом, может, почувствуешь чьё-то отсутствие.
– Ты всё о своём. Ладно, сестра, позвоню.
В квартире Алексей первым делом пошёл в ванную, побрился, принял душ. Потом сварил кофе по-восточному и, потягивая его, слушал новости по телевизору. Но всё это время, не осознавая, почему-то находился в напряжении. И понял, наконец. От отсутствия топанья ножек Кристины. Встал, вышел на балкон. Оконная дверь была приоткрыта и закреплена, чтобы не сломалась от ветра. Комнатные розы, камелии и другие экзотические и завораживающие пестротой и благоуханием цветы, подтолкнули Алексея к созерцанию.
С верхнего этажа послышался голос женщины, наверное, матери Кристины:
– Доченька, сегодня погода хорошая. Так что, можешь посидеть здесь, послушать своих ворон.
– Хорошо, мама.
Голос девочки был такой унылый, что Алексей подумал, она больна.
– А к телефону сможешь подойти?
– Да, мама. И обед найду на столе.
– Пойдем, Анна, опаздываем. По пути надо еще билеты приобрести. Она ко всему привыкла, не правда ли, Кристина? – послышался требовательный голос мужчины.
–– Да, привыкла, – робко подтвердила Кристина. Алексей вспомнил, как ласково с Кристиной разговаривал её отец, и ему стало грустно.
– Тогда, доченька, мы уходим. Когда позвоню, обязательно возьми трубку, хорошо? – предупредила мама, и они с мужчиной ушли, наверное, так как воцарилась тишина.
Алексей не знал, как начать разговор с Кристиной. Сейчас её голосок был скован и совершенно не свойственен детям. В нём отсутствовала та яркость, жизнерадостность, которая осталась в его памяти. Он кашлянул нарочито громко и с шумом раскрыл балконную дверь.
Некоторое время Кристина не реагировала. Потом спросила тихо:
– Вы, дядя Алексей с серьгой, да?
– Здравствуй, Кристина. Значит, не забыла меня. Да, я – дядя Алексей.
Опять пауза, и после она сказала, грустно-грустно:
– А мой папа умер.
– Знаю, Кристина. Я тебе очень сочувствую, но так распорядилась жизнь. Время твоего папы продолжается в Божественном небе.
– Дядя, а далеко небо, где папина душа?
– Это неведомо. Не там, где облака кочуют, солнышко греет, птицы летают и…
– Дядя, Вы не очень сильно верите в Боженьку, да?
– Почему это? – был удивлён, и даже обижен её вопросом Алексей.
– Вы как сказку рассказываете.
– Неужели такое впечатление? Прости, Кристина.
– Дядя, а я разговариваю с Боженькой.
– Да-а?…
– Я его прошу, чтобы мне больше не повзрослеть.
– Почему? Все дети взрослеют.
– Потому что, когда я взрослой умру, папа меня ни за что не узнает.
– Вот ты, о чем подумала… Папа тебя узнает по твоей любви к нему, по памяти о нём. Ты ведь всегда будешь помнить его, правда?
– Буду.
– Значит, и он с неба глядит на тебя.
– А небо сейчас синее-синее, да?
– Небо? Вообще-то, погода ясная, а тебе не видно?
– Нет, но я помню, там журавлики летели, а ночью большущая луна светила.
– Да, правда. Осенью великолепное зрелище, когда журавли улетают. И весной, когда прилетают. Это – самые чудесные мгновения природы.
– И для людей, да?
– Это трудно сказать, голубушка.
Кристина, тихонько вздохнув, и поддерживая беседу, проговорила:
– А цветы – это как приложение к музыке, да?
– Да. Доченька, а ты что-нибудь улавливаешь из того, о чём мы с тобой говорим, или шутишь надо мной?
Послышался смех Кристины, и от него повеяло теми радостными нотками, что когда-то были присущи ей.
– Не, дядя, но ты красиво говоришь.
– Но я не говорил о музыке.
– А это другой дядя по радио говорил.