Сказать, что она в шоке – ничего не сказать.
Отец опять кричит ей, чтобы она принесла какую-нибудь верёвку…
Но минуты через две выясняется, что никаких верёвок в доме нет. Мать вбегает на кухню и дрожащим голосом сообщает вам об этом.
Ты лежишь на брате и чувствуешь, что твои руки всё больше устают сдерживать его предплечья. А пальцы его рук всё сильнее раздирают твой живот. Больно.
И откуда в этом звере вдруг столько сил?
– Тогда вызывай милицию! – кричит отец и пытается утереть кровь со своего лица. – Зови кого-нибудь из соседей!
Пока кровь с твоего живота пачкает брату руки и спину, слышишь, как мать звонит в милицию. Потом она выбегает в подъезд и дверь в квартиру оставляет открытой нараспашку.
Ты слышишь, как она со словами "сыночек, сыночек" стучит в соседские квартиры вашего крыла.
Она просто долбится в них.
Беда в том, что весь ваш этаж – это исключительно женщины. Мужчин нет. Все эти женщины, они либо матери-одиночки, либо просто в разводе.
Мужиков на восемь квартир нет совсем. Только в вашей семье трое, и всё.
Две тётки-соседки выскакивают из своих квартир и начинают беспомощно глазеть на ситуацию, не зная, что делать. А вы с отцом всё держите брата на кухонном полу. Ты уже начинаешь думать: ещё минуты две, и я не смогу его удерживать…
Руки устают.
У вашей квартиры поднимается женский взволнованный галдёж, ты слышишь это с кухни. Соседки испуганно заглядывают к вам и от увиденного прикрывают рты руками
Твоя бледная плачущая мать вспоминает, что во втором крыле, где другие четыре квартиры, есть один мужик.
Недавно в одну из тех квартир переехала семья из Перми – он, она и их сынулька.
По всей видимости, какие-то деляги – и муж, и жена обычно одеваются во всё строгое, у каждого своя неплохая иномарка…
Бабы галдят у вашей квартиры, по подъезду разносится рёв твоего брата и клятвенные обещания изрезать отца на части и закопать в лесу…
Твоя взъерошенная мать с бледным лицом и слезами на глазах подбегает к квартирным звонкам другого подъездного крыла. Перед ней кнопки четырех звонков. Она быстро выбирает нужную и нажимает.
– Сыночек… Сыночек, – испуганно шепчет она и поглядывает назад, на открытую дверь своей квартиры…
Через шум на этаже матери вдруг слышится, как в глубине отгороженного железной дверью крыла с четырьмя квартирами щёлкает дверной замок. Она слышит, как тапочки шлёпают по бетонному полу за дверью… Они направляются к ней.
Твоя мать слышит, что человек подходит к двери и останавливается. Он не спрашивает, кто там… Видимо, смотрит в глазок.
Тогда твоя мать просто начинает сбивчиво говорить в дверь:
– Помогите нам. У нас беда… Там драка. Мой сыночек… Они сейчас искалечат друг друга…
Она говорит это всё, а у самой слёзы бегут из глаз.
– Помогите, пожалуйста, – говорит твоя мать в дверь…
Позади неё в нескольких метрах у открытой двери в вашу квартиру кудахчут переполошённые тётки-соседки. По этажу разносится рёв твоего брата…
Мать через собственные слёзы и всхлипывания слышит, как тапочки шлёпают от двери. Тот человек за железной дверью…
Он возвращается к себе в квартиру.
Он уходит.
Только тапочки звонко шлёпают по бетону…
Мать, раздираемая переживаниями, бледная бежит обратно к вам.
Вам повезло, что милиция в тот раз прибыла довольно быстро. Минут через десять после звонка.
Хотя кто может ручаться за точное восприятие времени в столь критической ситуации? Вы же не роботы…
Двое милиционеров надевают на твоего брата наручники.
Его пальцы перепачканы кровью. Твоей и твоего отца…
Когда его уводят, отец смотрит им вслед и пытается утереть кровь со своего лица. Трогает свой опухающий нос.
Ты смотришь на свой раскарябанный ногтями живот и прикладываешь к нему ладонь… Щиплет…
Смотришь на свою мать.
Она хватает ртом воздух и держится за сердце. Её лицо бледное-бледное и всё перепачкано слезами.
– Выпей что-нибудь для сердца, – говоришь ты ей, а сам думаешь: наверное, это чуть ли не самое ужасное в жизни любой женщины, когда прямо у неё на глазах на её сына надевают наручники и уводят.
Когда на следующий день мать рассказывает тебе про того пермяка за дверью, про то, как эта гнида посмотрела в глазок и пошла обратно спать, ты на несколько мгновений даже теряешь дар речи.
Такого говна на своём этаже ты не ожидал.
И как эта сука смогла спать в ту ночь?
Когда почти за стеной кого-то убивают, как можно уснуть?
Но даже если гипотетически уснуть и можно, то как потом с этим жить? Или ощущать себя сукой, это нормально для такого говна, как этот пермяк?
Как этот Леонов Максим Анатольевич, пермский уроженец…
Сучий бизнесмен.
Это невыгодное вложение, наверное, думал он, глядя в дверной глазок на твою плачущую мать и слыша гам в подъезде. Чревато большими затратами вплоть до банкротства, подумал он и пошёл спать.
Но на деле же эта тварь, конечно, просто обделалась. Испугалась.