– Дайте сигарету, – произносит, подошедший ближе паренек и добавляет в конце, – пожалуйста.
Это тот молчаливый опездол, которого запрягли мне помогать таскать поебень для выступления и доски для декораций.
– А тебе можно курить?
Он смотрит на меня, как на дурака, и через секунду начинает ржать.
– Ебанутый что ли? Не знал, что у вас тут вперемешку нормальные с отсталыми.
Уже убираю пачку в карман, как он прекращает свой хохот и со всей серьезностью заявляет
– А вы посмотрите вокруг. Это мой дом. Как думаете, можно мне курить?
Оставляю сигарету незажжённой
– Вроде как, у вас там вполне сносно внутри.
Пацан подходит к турнику, который чуть ниже того, на котором висел я, и делает десять подтягиваний
– Да, внутри ничего. В прошлом было гораздо хуже. Но, какая разница? Это же детдом, понимаете? Не дадите?
Смотрю на малька и протягиваю ему никотиновую палку. Тот кивает головой в знак благодарности.
– Чего представление не смотришь? Вырос? – спрашиваю у него, постепенно чувствуя, что боль отходит на второй план
– Нет, не вырос, – отвечает он, забирая у меня из рук зажигалку
– Обычно в твоем возрасте все считают себя взрослыми. Сколько тебе? Пятнадцать? Шестнадцать?
– Не знаю, у кого как. Я думаю, что стану взрослым, когда пойму, как можно бросить своего сына.
Парень раскуривает сигарету. Я смотрю на него, и в голове никак не складывается соответствие того, что слова произносит именно этот опездол-девятиклассник.
– Если тебе интересно, я тоже без родителей рос
– В интернате?
– Нет, не в интернате
– Тогда неинтересно
– А что тебе интересно?
– Оружие интересно. Автоматы. Как восемнадцать исполнится, сразу воевать поеду
– Чего, ты, бля, на войне забыл?
Он, затягиваясь, и протяжно выпуская изо рта смесь пара и дыма, отвечает
– Мне кажется, там нет одиночества. Вам бывает одиноко?
Моя подружка не предупреждала меня, что помимо умения пользоваться шуруповертом, тут необходимы будут знания, применяемые в детской психологии. Или взрослой.
– У тебя что, друзей нет?
– Мои друзья сбежали отсюда
– Сбежали? Значит, не особо и друзья были, раз тебя тут оставили
– Я тоже сбежал с ними, но меня менты поймали.
Пацан кидает окурок в снег и делает еще пять подтягиваний. Садится на скамейку и морщится.
– На хуй ты туда после сигареты полез?
– Вы не ответили на мой вопрос
– Наверное, бывает, моментами. Я не задумываюсь об этом и тебе бы не советовал. В твоем-то возрасте, я точно не думал о подобном дерьме
– А что вы делали в двенадцать лет? Уж никак не сидели в казенном доме в паршивом лесу! Ненавижу! – он со злостью бьет подошвой ноги по турнику, – так что бы вы мне посоветовали?!
Двенадцать, мать его, лет! Пиздец! Да у него мозгов больше, чем у большинства моих ровесников!
– Дружок, если ты хочешь услышать что-то действительно умное, что поможет тебе в твоей ситуации, то ты нихуя не по адресу обратился. Тебя, наверное, частенько водили ко всяким дохуя умным психологам? Хочешь сказать, я похож на кого-то из них?! Вряд ли, – макушку опять начинает пощипывать, – Ты считаешь, что у тебя все хуево в жизни. Да, блять, так и есть, скажу я тебе! Тут ты прав. Но ты глубоко заблуждаешься, если считаешь, что ты единственный у кого так. Уникальный печальный Пьеро, обиженный судьбой! Черта с два!
Парень смотрит на меня, слегка прищурив глаза.
– У каждого в жизни какое-то дерьмо происходит. У кого-то в большей степени, у кого-то в меньшей. Сто пудов есть и те, у которых все сладенько. Любящие родители, долбаный плейстейшен с кучей игр, карманные деньги. Жизнь – такая штука, что нет никаких правил, закономерностей. Твой билет родиться с золотой соской на шее не сыграл, как мы видим. И хули теперь? Так вышло, и таких, как ты – миллионы, – смотрю на собирающееся сваливать солнце. В этом году его величество впервые оказало нам честь своим присутствием, – скажу по-простому. О жизни, поверь мне, даже самый хитровыебаный доктор, мало чего знает. И о своей, и уж тем более, о твоей. Так что я бы на твоем месте не надеялся, что кто-то за тебя решит эту задачку. Универсальных ответов нет.
Пацан не отводит от меня глаз, будто требуя продолжения. Молодец. Не хлюпик. Нужно постараться что-нибудь дельное сказать ему, может, всосет. Трудно доносить до человека то, что не можешь самому себе объяснить.
– Вот ты говоришь, одинок. Друзей нет. Но, блять, они же у тебя были?!
Он все так же смотрит.
– Были друзья? Тебя же спрашиваю!
– Были, – тихо произносит он
– И давно ты с ними познакомился?
– Как прошлой весной меня перевели сюда
– Значит, прошлой весной тебе повезло, как бы сказать, – как же сложно на ходу придумывать подобную хуйню, – в общем, я к тому, что даже если тебе в основном тираже не повезло, еще не конец. Жизнь, мать ее – лотерея с ежедневным розыгрышем. А друзья – очень, скажу я тебе, серьезный выигрыш. Далеко не факт, что у тебя не будет новых друзей, да и с этими, возможно, пути не окончательно разошлись. Родители, – добавляю после небольших раздумий, – про родителей можешь не париться. Даже если б они тебя не бросили, ты бы сам свалил от них лет в восемнадцать. Они тебе ничего не должны. Самое крутое они уже для тебя сделали – подогнали жизнь, – мотаю головой, охуевая с себя, – пусть сейчас она кажется тебе поганой, но другой нет и не будет. А про войну забудь. Там, куда ты хочешь, у твоих ровесников воды горячей нет, чтоб задницу помыть. А перед тобой, вон, телки красивые выступают. Был бы ты чуть старше, заценил бы.
– Мне та понравилась, которая за рулем сидела
– Да, ничего такая, – вспоминаю я, что мой лотерейный купон сгорел, как соломенное чучело на масленицу