Стеклон
Выйдя из лифта, я побежал как обычный школьник к автобусу, так как до его отправления оставались считанные секунды. В процессе бега, мой богатый внутренний и внешний миры стали немного потрепанными. Я вскочил в автобус и двери тут же закрылись за моей спиной. Я не смотрел на окружающих, держался за поручень, и дышал как собака, еще чуть—чуть и высунул бы язык. В этом же автобусе ехали и мои одноклассники. Я слышал сквозь свое громкое дыхание их глупые насмешки. Но мне было все равно. Я все же успел.
Немного освоившись, я решил оглянуться, и обнаружил свободные места рядом с нашими, так скажем, не совсем адекватными учениками. С ними мне было сидеть не по статусу. Да и сами они не горели желанием сидеть со мной. Они помнят, как приходилось периодически страдать от моих издевок по поводу их количества ума и внешнего вида.
Я стал продвигаться дальше по салону, в поисках свободных мест. Мне хотелось ехать одному, привести себя в порядок. Обычно последний ряд был полностью пустым. В этот раз вышло так же.
Пройдя пару рядов, я слегка споткнулся, от чего дико засмеялся сидящий неподалеку такой же, как я, подросток. Мне даже его имя произносить неприятно. Богатый, избалованный мальчик, привыкший свои проблемы решать деньгами и авторитетом родителей. Я не понимаю, зачем он ходит вообще в школу. Видимо, родители его хотят, чтобы он приучился хоть к какой—то дисциплине, но при этом постоянно вмешиваются во все школьные процессы, и просят ставить ему хорошие оценки. Потом, небось, хвалятся перед своим окружением, что их драгоценное чадо – самый умный, самый лучший. Хотя какое там чадо, это просто какое—то самовлюбленное чудо, которое просто напрашивалось на горячий подзатыльник с моей стороны. Что я собственно и сделал.
– Эй! Тебе придется ответить за это! – Крикнул он мне в спину.
– Ты шпендик, на голову ниже меня, точно ничего не сделаешь…, – ухмыльнулся я.
Дойдя до последнего ряда, я сел. Попросил расческу у девочки из параллельного класса, которая сидела передо. Она так обрадовалась моей просьбе, будто я ее позвал на свидание.
Я причесался, поправил воротник, отдал ей расческу, поблагодарил, машинально улыбнулся. В моей голове без передышки бегали мысли о Каролине. Встречу ли я ее сегодня. А если встречу, то, что скажу? Вот я тот самый хулиган, который разбил стекло в вашем доме, благодаря тому, что ты меня впустила… Так что ли?
Не прошло и минуты наедине с самим собой, как кто—то меня резко дергает за рукав.
– Эй, слушай. Я с тобой разговариваю. Что ты сегодня делаешь после школы? Не хочешь проводить меня до дома?
От неожиданности я встрепенулся, так же резко одернул руку и грубо ответил «Нет!», и отодвинулся подальше.
Почему вот в нашей жизни все так сложно… Вот впереди меня сидит девушка, симпатичная, сама к тебе тянется, но к ней не лежит твоя душа. В твоих мыслях есть другая девушка, практически не досягаемая.
Учебный день пролетел быстро. К урокам я не готовился. Учителя поощряли мое спокойствие и бездействие, и почти ничего лишнего не спрашивали. На перемене я вел себя не как обычно, я просто сидел за своим столом, и задумчиво черкал ручкой на самой последней странице тетрадки. Все вопросы сверстников я благополучно игнорировал, и через какое—то время перестал быть им интересен. О своих друзьях я тоже не думал, видимо, им не было дела до меня. Каждый из нас был занят собой и своими делами.
За все убитое время я так и не придумал нового повода подойти к Каролине. От этой мысли мне становилось волнительно. Волнительно так, что я еще больше погружался в себя, и машинально рисовал глаза, пытаясь повторить ее взгляд. Аккуратно прорисовывал каждую ресничку, то легко, то глубоко надавливая на ручку. Пытался сделать мягкий изгиб. Честно сказать, попытки были совсем неудачные. У меня никак не получалось повторить ее глаза, и с дрожью в руке я импульсивно перечеркивал рисунки, один за другим.
А ведь если бы получилось натурально и красиво, я мог бы подарить ей этот рисунок. Но я не был в том состоянии, чтобы творить. Мои мысли сами по себе слились в какой—то слог, и я несколько раз проговорил про себя…
– А ведь если бы вышло красиво, я бы смог ей его подарить, Но состояние не то, чтобы что—то творить…
Может быть какой—то небольшой стишок повеселит ее роток?
Фу, нет! Какая—то бредятина получается, и создание стихов, видимо, тоже мне сегодня не по силам. «Стишок повеселит ее роток», звучит как—то пошло, и двояко, хотя я явно имел в виду улыбку…
Но вдохновенье есть, возможно, я не прав.
И расскажу я ей о том, что ее нрав мне мил, Что образ в моей голове ее остался навсегда.
Так что жизнь моя бессмысленна, если она Со мной в парк не пойдет, за ручку не подержит…
Точнее наоборот, я приглашу ее с собой, и проведу ее по улицам мира своего, держа за руку, обнимая в переулке, шепча слова, от которых кружится голова….
Но в общем, все в итоге свелось к тому, что я опять черкаю очередную ерунду, и слог из головы летит куда—то прочь. Короче, надо в руки себя взять и просто возле дома ее немного постоять. Как в первый раз какой—то бред наговорить по ходу, а вдруг ей не нужны мои слова, а вдруг я ей запомнился вчера.
Ну все, хватит рифмой говорить, пора из школы уходить… А все бы хорошо, если бы не одно «но»… Выйдя за школьные ворота, какой—то звон почувствовал я в голове, упал на грязный пол. Потом пришел в себя, и первая мысль, которая в моей голове мелькнула, я грязный как свинья, что скажет теперь Каролина, когда меня увидит…
Вторая мысль, что это произошло? Поднял я голову и увидел того самого богатенького и нехорошего человека. Он был в окружении охраны. С ухмылкой сказал он:
– Ну что, я тебе отомстил?
Потом резко повернулся и сел в удлиненный седан бизнес—класса на заднее сидение. Мне на самом деле было все равно, что сейчас произошло. Меня больше всего беспокоил мой внешний вид, что теперь делать. Попытался отряхнуться, но к черной одежде пыль словно приклеилась, и я решил вернуться в школу в уборную, чтобы там как—то с помощью воды как—нибудь отчиститься.
И вдруг я увидел в отражении зеркала под глазом синяк. Как такое может быть? Я даже не чувствую боли, неужели волнение настолько сильное, что перебивает боль. Теперь я неопрятный, да еще и с фингалом, должен стоять возле дома девушки, и ей пытаться понравиться. Она меня точно пошлет куда подальше. Но если я не приду совсем, она меня забудет. Как говорит наш учитель по физике – «Куй железо, пока горячо». Да будь, что будет, если я сейчас отступлюсь и дам слабину, то и потом всю жизнь будут слабым, и не добьюсь, чего хочу.
Это предложение я прочитал в какой—то книге про спортсмена, который стал мировым чемпионом, но не дожил до старости, парадокс. Собрал свою волю в кулак, умылся, как мог, отряхнулся. Из—за того, что я намочил штанину, пыль стала менее заметна. Подойдя к ее дому, я стал ждать и ежесекундно смотреть по сторонам, стараясь сделать так, чтобы охрана этого дома меня не заметила. Вдруг они вспомнят вчерашний поступок, и отведут меня к моему отцу, для меня это было страшнее всего.
Я отошел подальше, наклонил голову, прищурил левый глаз, правый, и так щурился из—за небольшого отека. Грелся на солнце, штанина начала высыхать, и развод от грязи стал белеть, так как будто соль, будто я напрудил в штаны. Шансы мои завоевать сердце Каролины были минимальны, и приходилось надеяться, что она меня все—таки запомнила. Я не трус же какой-нибудь…
И вот через некоторое время из—за переулка выехало авто черного цвета с хромированной решеткой и ручками. Новая модель, которую сейчас показывают в рекламе. Комфортная, мягкая в езде, безопасная – все же реклама остается на подкорке и въедается в твое сознание.
Машина останавливается, выходит водитель, обходит авто и открывает пассажирскую дверь. Выходит, она – на солнце ее волосы как будто переливаются бликами водопада, платье ее одновременно легкое и подчеркивает фигурку, на ножках миниатюрные белые туфельки. Никого не замечая, слегка приподняв нос кверху, она направилась ко входу в дом, где уже приоткрыл для нее дверь администратор здания. Я быстрым шагом направился к ней, и каким—то хриплым голосом, видимо, от того что долго молчал, провопил:
– Каролина, постойте!
Она обернулась и стала меня разглядывать. Видя, что я по тротуару двигаюсь в ее сторону, она развернулась и пошла ко мне навстречу. Когда она уже подошла почти ко мне, я не мог проронить ни слова, откуда—то появилась пресловутая одышка, то ли от быстрого шага, то ли от волнения.
– А, это ты, кто приходил ко мне вчера на свидание? – Сказала наконец Каролина.
– Да. – Робко ответил я.
– Сейчас-то тебе что надо, ты уже получил, что хотел.
Я наконец отдышался, и стал говорить уже более спокойным и уверенным голосом.
– Просто пришел к тебе.
– Хм, в таком виде? – Сказала она, осмотрев меня с ног до головы. – Опять на свидание?
– Я дрался за твое сердце и победил… – Ответил я.
– Опять врешь… – разочарованно вздохнула она, и стала разворачиваться, чтобы уйти.
Я стал быстро копаться в сумке. Она остановилась и молча наблюдала за этим действом вполоборота, наверное, из—за любопытства. Я достал статуэтку и протянул ей ее со словами:
– На, вот, это мой приз за победу. Поставишь этот кубок у себя в комнате, я первый, кто завоюет твое сердце.
Она улыбнулась.
– Выдумщик, продолжай. С кем же ты дрался за мое сердце?
Я приподнял голову, которую держал немного вниз, чтобы хоть как—то скрыть свой синяк и начал рассказывать о том, что я дрался сам с собой. Что ранее я был мальчишка, но во мне появился мужчина, который прогнал этого трусливого мальчишку, и теперь мне интересны новые ощущения.
Водитель Каролины стал подходить ближе и громко сказал, чтоб и я услышал:
– Я не могу уехать, пока ты не зайдешь в дом.
– Жди, я недолго.
– Раз времени у меня мало, – продолжил я, – то я не буду выдумывать какие—то истории.
Я приподнял голову, которую специально держал немного вниз, чтобы хоть как—то можно было скрыть синяк, и начал рассказывать:
– Этот синяк и мой внешний вид – расплата за то, что утром в автобусе я ударил богатенького Мартина по голове.
Каролина улыбку в лице сменила задумчивостью.
– А у Мартина этого фамилия случайно не Реверс?
– Да именно.
– Мы вместе с моей семьей были приглашены на день рождение к его отцу. Там на празднике Мартин вел себя очень некрасиво, как малолетний вредный ребенок. Если ему что—то не нравится, бил посуду, называл грязными кличками официантов, смеялся и жевал одновременно так, что из его рта вылетали крошки на гостей. Мне тоже досталось. Фееричным завершением данного мероприятия было то, что он подошел ко мне и выплеснул мне на одежду какой—то сладкий сироп, а потом предложил переодеться в его спальне, не ясно, на что он рассчитывал. Так что правильно ты поступил, что его ударил. Мне пора уходить, нужно успеть собраться в школу этикета.
Надо же, школа этикета, куда мне до вас… Подумал я. Но вдруг решил все таки собрать всю волю в кулак и сказал:
– Может, мы сходим как-нибудь прогуляться, хотя бы в парк возле твоего дома. Я хоть как—то реабилитируюсь, приведу себя в порядок.
– Хорошо. Завтра в это же время у меня будет свободна пара часов, которые с удовольствием готова провести с тобой. Но одно условие – на расстоянии десяти метров за нами будет наблюдать вон тот молодой человек, с ростом в два метра, с переломанными ушами и квадратным лицом. Договорились?
Я посмотрел на этого молодого человека. Его лицо действительно было квадратным, и будто оно поглотило скромный маленький, перекошенный в левую сторону нос. Человек не из приятных, но что поделаешь. Я не мог отказаться от такого предложения, вот никак.
– Согласен, договорились! – Промолвил я и кивнул. – Я обязательно буду здесь в это же время завтра!
– До свидания, Киль. Я теперь вынуждена покинуть ваше общество, – добавила Каролина, подарив мне на прощание красивую и загадочную улыбку.
Как же я нелепо выглядел на ее фоне… Мысли об этом поглотили меня так, что я не смог больше сказать ни слова, только лишь проводил ее взглядом до подъезда. И побрел домой. Довольный, счастливый, с улыбкой и синяком на лице.
По пути домой я встретил своих друзей. Они были уже в курсе об утреннем инциденте, были на подъеме, радостные, и хотели устроить новый дебош. Подначивали меня отомстить Мартину.
– Ребят, вот сегодня мне некогда. Я не хочу, как утром бегать до школьного автобуса, хочу спокойно сегодня все обдумать и собраться. Завтра у меня свидание.
– Фууу… Променял юбку на друзей… – вредно проворчал Энжи, развернулся и пошел дальше. За ним следом пошли Лексис и Диэль. Они догнали Энжи, обступили его с двух сторон и стали, жестикулируя что—то шумно обсуждать. Пройдя так метров двадцать, они растворились в лучах дневного палящего солнца, как мираж.
Я снял с себя пиджак, взял его под руку и направился домой. Поднявшись к себе, я приступил к уборке своей комнаты. Собрал всю грязную одежду и поместил ее в стирку. Я был не похож сам на себя. И вечером даже поел за одним столом с родителями, чему отец был несказанно рад, и что—то очень бурно рассказывал про работу и много шутил. Лег я раньше, сильно устал от пройденного дня и событий, заснул практически сразу. Утром проснулся раньше будильника, минут на пятнадцать от шепота родителей, которые собираясь, обсуждали совместный отпуск, который, по их словам, уже был не за горами. К автобусу подошел раньше, и еще на свежем воздухе простоял какое—то время, пока не подул утренний свежий воздух с моря. Предал какой—то бодрости и сил. И учебный день пролетел на одном дыхании, в ожидании новой встречи. У дома Каролины я уже стоял как штык, ухоженный, аккуратный, но слегка прикрывающий свой синяк букетом цветов. Увидев меня, она сказала:
– Да не прячься ты. Мужчин украшают синяки и шрамы. Я не люблю инфантильных и самолюбивых хулиганов, которые трясутся над своей внешностью как нарциссы.
– Эм, ну… Ну я точно не такой ведь! – Быстро протараторил я. Даже собрал всю гордость за себя в кулак, и больше не прятал свой синяк, пусть все видят.
Гуляя с Каролиной, много общаясь, я понимал – я хочу остановить время. Она очень умная, разбирается и в музыке, и в технике, и когда она только все успевает, удивляла ее разносторонность и уверенность. Она – полная моя противоположность, но при этом, мне очень хотелось быть достойным ее, соответствовать. Ощущение легкости и грядущих глобальных перемен в моем сознании не покидали меня. Я ей рассказал про свое движение, она сказала, что поражена. Ей нравится бунтарство, но всему есть предел. В данную минуту я не мог не согласиться с ней, почему—то мне тогда тоже так думалось, хотя вот взять меня к примеру, с мыслями месячной даже давности, меня нельзя было просто так остановить, движений было очень много, и даже на несколько дней останавливаться не хотелось. Но сейчас я понимаю, что она действительно права, есть какие—то границы, реальные, адекватные.
Наша с ней прогулка пролетела очень быстро, и неумолимо подходила к концу. И все же у меня осталась некоторая несказанность, хотелось общаться еще и еще. Я чтобы попробовать сократить дистанцию между нами посмелел и аккуратно взял ее за руку. Краем глаза заметил, как в этот момент охранник резко прибавил шаг и направился в нашу сторону. Каролина это тоже заметила, и подняла руку с открытой ладонью. Охранник от этого жеста встал как вкопанный.
– Не бойся, у него работа такая, меня оберегать.
– Да я и не боюсь, я просто как бы вдарил ему щас… – ответил я скомкано.
Каролина мило улыбнулась в ответ и сказала:
– Ага, и ходил бы потом не с одним фингалом, а с двумя, под обоими глазами… А мне такой ухажер—светофор не нужен.
Тут уже я не смог сдержать улыбки.
– Да шучу я, – сказал я и посмотрел в ее глаза.
Она ответила тем же, посмотрела в мои. Я сдавил ее руку покрепче. Тихо ощущаю, как ее ладошка становится теплее. У меня быстро забилось сердце. И резко начал нести какой—то бред, о том, например, как в лифте часто думаю о чем-нибудь, что могу погрузиться в себя, да так, что ничего не замечаю вокруг, как будто теряю связь с реальностью. Она ответила, что тоже такое бывает и с ней. И тут же добавила, перебивая мой следующий рассказ:
– Давай ты расскажешь мне про себя остальное завтра? Я просто немного тороплюсь уже, и переживаю, что не успею в салон, я туда за неделю очередь заняла.
– А нельзя ли ради меня сегодня пропустить? Ты Каролина, ты итак красивая.
– Нельзя. Я же ведь тебе понравилась такой как сейчас, а не такой, какой я стану, если пропущу поход в салон.
Я попробовал следом как—то оправдаться.
– Прошу тебя, будь сдержаннее иногда. У нас еще много времени впереди.
– А завтра мы встретимся?
Каролина кивнула и направилась в сторону машины. Я все правильно понял теперь.
Как же благороден и прекрасен этот мир! Спасибо тебе, что ты не бросаешь меня, и даришь мне столь чудное создание. Проговорил про себя эти мысли, провожая ее своим взглядом. Прощаться совершенно не хотелось, хотелось побежать вслед за ней, и сопровождать ее бесконечно везде, куда бы она не направилась. Но не сегодня, не сейчас. Пока она уходит, оставив за собой запах счастья и подаренных мной цветов.
Глава 3. «Стеклон»
Мое движение стало расти, и моя личность начала активно привлекать внимание со стороны прессы. В весеннее время у нас был особый наплыв новичков, и практически все травмпункты были переполнены молодежью со множественными порезами руг и ног. Они из-за своей неопытности совершали ошибки, и получали травмы от осколков стекла. Но травмы, не граничащие с жизнью, скорее, может, у кого останутся пару шрамов на память, всего-то.
Всю эту ситуацию посредственные СМИ уведомляли везде, где могли – писали в газетах и интернете, в группах, нереальные цифры пострадавших, и во много раз преувеличивали финальный исход, постоянно внушая, что все эти шалости приводят к летальным последствиям. Но они умалчивали самое главное во всем этом. Благодаря своему новому увлечению, подростки переставали думать о своих внутренних неурядицах и жизненных проблемах. В семье, в отношениях личных. Они находили себя в новом деле и отвлекались.
Я видел в битом стекле больше положительных моментов. Скольких подростков я мог спасти от того, чтобы они не потеряли свой внутренний бунт, но при этом не пошли по наклонной, не становились ворами, убийцами и т. д. Безобидное битье стекол разве может привести к чему-то подобному? Однозначно нет. Это меньшее из зол, происходящих на улицах Марш-Меллоу. Конечно, я понимал, что увлечение спортом или искусством нельзя сравнить с битьем стекол, но как же подростковый максимализм? Как же протест обществу, семье, почему о чувствах обычных детей все забывают. И разве каждый подросток станет чемпионом, в каком бы то ни было виде спорта, или добьется успеха в искусстве, если в него родители не успели вложиться, не вселили стержень, ту силу, которая поможет им стать лучшими. Когда нужно было заниматься детьми, их родители много работали, забывая о своих чадах. Кого в этом можно было винить? Желание заработать и сделать счастливое будущее – разве это порок? Вина родителей? Нет, но и не надо потом винить своих детей в том, что они не состоялись как спортсмены, или талантливые художники, или музыканты, или предприниматели. Но никто не руководствуется здравой логикой, и придерживаются поверхностных стереотипов. Детям везде твердят о том, какие они тупые, что не могут ничего без помощи своих родителей, и что впоследствии они как были никем, так и останутся никем. Не всех конечно это коснется. Те дети, чьи родители в свое время успели вложиться финансово, которые выбрали заработок вместо воспитания, и при этом детей не упускали, отдавали няням и педагогам на воспитание. И теперь, невоспитанные родителями дети занимают высокие посты. А вот что делать с остальными? С теми, кто не смог, сломался на полпути, не построил карьеру, так и остался топтаться на одном месте, так и занимая обычную должность, угнетая себя и своих детей. Некоторые расстроенные в конец личности из-за своих личных неудач, издеваются над своими детьми, сразу задают им планку в жизни ниже плинтуса, и какой же выход из этой ситуации? Я сам не знаю, но мое увлечение помогает этим подросткам отвлечься хоть на время, а дальше они повзрослеют, и уже не натворят тех глупостей, какие могли бы натворить. Так, где же зло в битье стекла?
В итоге народные газеты и видеоканалы в интернете так раздули ситуацию, превратив меня в террориста, угрожающего жизни общества, что за мной как за лидером движения «Стеклоп» открыли слежку. И я сам уже даже не мог продолжать бить стекла. Мое лицо пестрило везде, во всех пабликах, группах, журналах, на всех видеохостингах и даже на стенах города. Мое лицо узнавал каждый охранник и контролировал каждый мой шаг, куда бы я ни зашел.
Как же мне возможно было реализовать свои амбиции? Я мог только лишь в интернете в красках рассказывать, как правильно бить стекла, и как фотографировать на своих уже созданных примерах. Я облизывал словесно каждое действие. Я считал, что даже шрам от пореза стекла, случайный, это не уродство, это достоинство его владельца, своего рода метка действия, метка того, что ты реально живешь, существуешь, дышишь и развиваешься, адаптируясь к этому жестокому и несправедливому миру, где господствует монополистическое государство, и не осталось ничего человеческого и душевного. Главное конечно, не переусердствовать, и применять все мои советы и указания, тогда все будет чин-чинарем. Мое мнение.
Тех ребят, кто именно фанател, как больной от этого всего, я недолюбливал, если честно. Они получали кайф от порезов, от боли, от опасности. Самое битье стекол для таких личностей было вторым планом. Я не приветствовал бессмысленные хаотичные действия, без подготовки. И таких людей я никогда не ставил в пример, сколько бы они не просились и не унижались передо мной. Не нужно людям адекватным знать такие эпизоды, так будет меньше последователей глупостям. Переубеждать таких фанатиков я тоже не брался, так как это забрало бы еще больше времени и сил у меня, так как переубедить таких людей невозможно. Наверное, это единственное побочное явление моего движения. Побитые стекла можно восстановить без проблем, а вот побитую психику людей уже не восстановить. Во всяком случае, я сам не брался, и своим никому не советовал выступать в роли доктора. Сложнее это, пусть прирожденные специалисты занимаются этим, если есть вообще такие.
Сложившаяся ситуация внесла некоторые коррективы, конечно, в мою деятельность. Так как бить стекла мне не представлялось возможным, я больше работал в сети. Готовил посты, отвечал на комментарии, да и просто общался. Все оставшееся время я стал посвящать Каролине. Я думал о ней каждый день. Просыпаюсь утром, и пишу любимой:
– «Доброе утро!».
Ежеминутно мечтаю о встречи с ней. И сразу после уроков бегу к ее дому, чтобы увидеть ее бесподобные глаза цвета неба. Я стал более нежный, добрый, мечтательный, меньше общался с друзьями, хотя я так не считал, так они мне твердили. Мне казалось, что я переписываюсь с ними каждый день, и почти каждый день их вижу, даже совета иногда спрашиваю в нашем чатике. Никуда я не бросал их. Просто моя жизнь приобрела новые краски и стала перетекать в другое русло. Теперь приходя домой после учебы, я торопился встретить свою подругу. Я был окрылен ею, своим новым увлечением, более важным и серьезным, как мне тогда казалось. И по этой причине, движение «Стеклоп» стало терять свою силу со временем. Лидер был занят, и вместо него не было человека, кто мог бы продолжить дальше так же решительно собирать людей. Запугивание со стороны правохранительных органов и СМИ проходило все с большей окраской, последователей движения становилось все меньше. Но меня если честно, это уже не беспокоило настолько сильно, как раньше.
Жизнь идет вперед, и я строю планы на свое будущее, как и где я буду жить со своей девушкой. Теперь стал думать, что и учеба мне даже станет нужнее, потому что она впоследствии может дать мне образование, и конечно, нормальную работу, чтобы я мог обеспечивать свою семью. Из хулигана и гадкого утенка я превращался в прекрасного лебедя, так сказала мне как-то мачеха. Я стал понимать, я перестал противиться своего отца, и садился вместе со всеми обедать. Я стал носить одежду ту, что дарила мне мачеха Элина. И даже больше – я иногда советовался с ней о том, что можно было бы подарить Каролине, чем удивить, куда сводить, и как оказалось мачеха не такая уж и глупая женщина. Отец тоже не был равнодушным, хоть и выбирал он как обычно наблюдающую позицию. Он видел, как я меняюсь, стал более жизнерадостным, и не таким угрюмым, старался меньше жаловаться, сменил свои высказывания периодически шутками про водителей, стал меньше задерживаться на работе, чтобы больше времени провести вместе с нами.
