Букет из двух нарциссов

За что я люблю французов, так это за то, что с ними можно расслабиться. Подключила планшет к вай-фаю, выбрала сериальчик, и намывай себе неспеша их милый домик. Грязи особой нет, так – освежить. Но сегодня меня распирало от новостей, поэтому первым делом я открыла Скайп. Отлично, Маринка на месте!

– Привет, американка! – радостно заорала она.

– Если бы ты видела местных женщин, то поняла бы, что это звучит как оскорбление, – надулась я.

– А мужики симпатичные?

– Да как сказать. Смотришь, бывает, на мужчину – черты лица красивые, ухоженный, подтянутый, но вот не тянет к нему!

– А как на работе?

– Представляешь, прибиралась с утра в одном доме, там все в луи виттонах и гуччи! Даже набор для бритья чуть ли не с инкрустацией. Вообще особняк шикарный!

– А хозяин тоже шикарный?

– Не. Жухлый поляк. Заставил меня весь дом вылизать и батарею внутри вымыть!

– Ого, у парня мания!

– Мне кажется, даже не одна. Знаешь, я думаю, люди, которые так следят за чистотой, имеют очень грязные желания.

– А ты проверь!

– Ну уж нет! Вообще не представляю, как жена этого пана Американа терпит!

– Тебе не угодишь! То жухлый, то женат.

– Я сама боюсь остаться в девках…

– Да ладно! И в 70 лет выходят замуж.

– Да, но удовольствие уже не то.

– Кстати, ты с Серегой часто общаешься?

– Да вообще еще ни разу его не видела, как в Штаты приехала. Он три недели в лагере был, а мобильник без интернета. Сегодня поздно вечером вернется. Слушай, мне пора, я же тут не в гостях.

Распрощавшись с подругой, я пошла мыть дом. Ну, как мыть – для начала я сделала себе кофе и включила сериал, уверенная, что эта небольшая радость поможет мне пережить еще один день, наполненный мытьем чужих унитазов.

Через три часа дом сиял. Я с гордостью его оглядела, хваля себя за хорошую работу. Это был один из моих любимых домов: покладистые хозяева – мама, папа и две дочери-подростка, – с которыми я почти никогда не сталкиваюсь, написанный на роутере пароль от интернета, вкусняшки в открытом доступе. А главное, тут ничего не приходится с усилием отмывать, еле подавляя брезгливость. О небеса, храните этого французского папу, который не метит со всех сторон унитаз, как делает большинство американцев! Возможно, ради чистоты он писает сидя, но я его за это осуждать не буду.

Я в этот день заканчивала позже всех, поэтому в минивэне Христины уже сидели все остальные клининг-леди нашего сервиса. До моего прихода сервис был чисто польским, но через неделю после меня Христина взяла киргизку Иру (по родному паспорту Ырыскан, а по заграничному – и вовсе что-то невообразимое), а еще через неделю – по мере выбывания сотрудниц-полячек – белоруску Машу. Так я получила право хвастаться перед российскими знакомыми, что в Америке работаю в международной компании.

Кроме Иры и Маши, были еще Мария и Агнешка, обе из Польши. Мария – тихая пожилая женщина, если не сказать старушка. Однако, несмотря на морщины, седину и артритные пальцы, заглянув в ее голубые глаза, можно было забыть, сколько ей лет, – так ярко они сияли жаждой жизни.

Агнешка, крашеная блондинка за пятьдесят, на родине работала оператором в колл-центре и в качестве профессиональной деформации приобрела привычку болтать часами, не затыкаясь ни на минуту. Первые рабочие дни меня это страшно раздражало, но потом я научилась отключаться, думая о своем. Это было не так уж сложно, учитывая, что мой польский был чуть богаче, чем русский пана Американа.

Я смотрела на улицы Принстона, по которым мы проезжали, и с грустью думала, почему мне так не везет. Такой милый элегантный городок (прямо не верится, что это Америка!), уютные кафешечки, престижный университет, красивые здания, – а я тут не гуляю, не учусь, не живу, я тут драю чужие дома!

Помню, в школе на какой-то праздник было у нас такое развлечение – пока играет музыка, все танцуют сами по себе, потом музыку резко выключают, и нужно разбиться на пары. Кому пары не досталось, тот танцует со шваброй. Мне этого ни разу делать не пришлось – у мальчиков я была нарасхват. Зато во взрослой жизни мне не досталось ни хорошего мужа, ни карьеры, и теперь только и остается, что танцевать со шваброй. Хм, говорят, плохая примета – встретить бабу с пустым ведром. На самом деле гораздо хуже, когда ведро у бабы полное воды с моющим средством, а встречаешь ты ее в зеркале.

Впереди уже показалась вывеска фермерского магазина, куда я обычно ходила за мороженым с пеканом и карамелью. Я подумала, что через пару минут буду дома, в Юинге, и загрустила: машина Христины была куда комфортнее, чем комната, которую я снимала пополам с другой девушкой, тоже работавшей на уборке домов.

Из забытья меня вывело то, что Агнешка произнесла мое имя. Она явно что-то у меня спрашивала. Я вопросительно посмотрела на Христину через зеркало. Та перевела:

– Агнешка спрашивает, не стрессуешься ли ты из-за этой работы.

– Нет.

Агнешка поняла мой ответ без помощи Христины и снова затараторила. Христина опять перевела:

– Спрашивает, кем ты была в России.

– Редактором.

Снова тирада по-польски и перевод:

– Тебе после работы редактора не унизительно полы мыть?

– Нет. Даже приятно. Никто тебе весь день мозг не трахает, и работу на дом брать не приходится.

Христина, отсмеявшись, перевела мои слова Агнешке. Та заохала, а потом наконец замолкла, видимо, потрясенная моим философским отношением к жизни.

Глава 2. Пока мой ребенок спит

Христина высадила меня у польской кулинарии, и я купила на ужин куриную котлету и пирОги – польские вареники – с картошкой. Домой идти не хотелось, и я присела за столик в самой кулинарии. Собственно, это было одно из немногих мест, где в нашем городишке можно было перекусить сидя. Недалеко была еще пара забегаловок, но те торговали исключительно навынос.

Я ела так медленно, что пироги успели остыть, и последние были совсем уж склизкими и холодными. Я постаралась их поскорее проглотить и решила пойти за пончиком за девяносто девять центов в сетевое кафе – на десерт в польской кулинарии мне денег было жалко.

Из аттракционов в нашей местности оставались еще дисконтный магазин с брендовыми вещичками и прачечная, но в первый я запретила себе ходить, пока не накоплю три тысячи долларов, а вторая была уже закрыта. Поэтому, купив пончик, я пошла домой, на Еловую улицу. Или Сосновую. Или Хвойную, кто ж их разберет, эти американские названия.

Соседей дома еще не было, и я почувствовала себя счастливой, наслаждаясь чаем с пончиком на пустой кухне. Я помыла чашку и контейнер, из которого в обед ела в машине салат с тунцом, вытерла стол и посмотрела на часы. Было только восемь вечера, а мне как-то надо было продержаться до полуночи, когда в России настанет утро, и я смогу позвонить родным.

Наконец, посмотрев шесть серий детективного сериала и слегка поругавшись с соседями из-за пакетов с мусором под их дверью, я нажала на заветную кнопочку в Скайпе.

Почти мгновенно на экране появилась румяная мордочка Сережи. Ой, как волосы-то закудрявились! Прям как у Васи. Может, все-таки от него?

Я смотрела на своего ребенка, стремительно превращавшегося во взрослого, но все еще мило-наивного мужика, и молчала – все не могла наглядеться, а он кричал, будто пытался докричаться через океан – с одного берега на другой.

– Я тебя с шести утра жду! Как тебе Америка, мам? Что видела? Гранд Каньон, Эмпайр стейт билдинг?

– Я видела, как какает белочка, сынок, – грустно ответила я. Все-таки я тут совсем не турист.

– А как? Как кошка или как мышка? – оживился сын.

Боже, настоящий биолог! Неужели он от Пети?

– Я видела не результат, а процесс. Какает, как все, присев, подняв хвостик и расставив лапки.