Выпьемте чаю?
– Вот уйду я на пенсию! Кто меня заменять будет? А заменять будешь ты, больше некому! Я ведь один остался… Женам, знаешь, деньги нужны… А в нашей профессии где их возьмешь, эти деньги?
Виктор мало понимал, как связаны замена на кафедре и жена, но про себя подумывал, что уходить ему нужно из института как можно скорее. Он не только не мечтал, но и был глубоко против того, чтобы всю жизнь отдавать науке.
Прошли полгода. И сама собой растворилась та радость, с которой он возвращался в общежитие и в стены родного вуза. Его раздражали знакомые, которые по всякой ерунде стремились стучать в его дверь: кто скоротать вечер за болтовней, кто попросить мелкую помощь в ректорате, а кто и одолжить какую-нибудь глупую хозяйственную мелочь, вроде молотка или ниток с иголками, которых сам Виктор не имел никогда. Такие визиты порой начинались с раннего утра, а заканчивались за полночь.
Он был молод, поэтому работники вуза не считали нужным беречь его личное пространство, а студенты принимали за своего.
Закончилось это тем, что Виктор даже приучился ходить по лестнице боком (так, чтобы не слишком много людей его замечало), включать в комнате лишь настольную лампу (так, чтобы не каждый мог понять, что он дома) и открывать дверь далеко не каждому, кто в нее постучал.
Все больше проявлялась в нем страсть к одиночеству, апатия, неуверенность в том, что что-то можно исправить, а вместе с тем подступала пора работать над диссертацией и с головой (как он это называл про себя) погрузиться в науку. Это обстоятельство радовало Виктора, потому что не давало окончательно впасть в тоску, и в то же время означало, что еще года три ничего радикально менять не нужно.
Только по ночам нет-нет да и проскальзывали у него странные мысли: «Мне уже двадцать три, а я еще ни в кого по-настоящему не был влюблен. Конечно, мне нравились девочки… Некоторые умиляли, даже вызывали восторг. Но так, чтобы я лишался сна, ни о чем не мог думать, не мог есть… Такого еще не случалось. А некоторые из них бывают так настойчивы, что успевают надоесть быстрее, чем к ним появится какое-нибудь серьезное чувство». Или еще: «Мне двадцать три. А я так и сижу на зарплате, на которую можно только подтягивать штаны. Мне двадцать три, а я так еще ничего в своей жизни и не добился».
Его прежний друг Валера заходил к нему теперь редко, считая, что Виктор пошел по пути неудачников и пессимистов. Мечтал как можно скорее устроиться в крупную компанию и на хорошую должность или на маленькую, а потом быстренько возвыситься, обзавестись жильем, семьей, машиной, позволять себе поездки за границу хотя бы раз в год, и рассказывал о своих желаниях на каждом шагу. «Обыватель!» – думал про Валерия Виктор.
Между тем в институт наш герой уже входил как к себе домой. Все его знали, приветствовали, улыбались… Многие были без него как без рук, потому что только Виктор умел быстро найти нужную записку, оставленную на столе ректором или деканом, путем шептания нужных слов заставить принтер работать, за несколько минут добыть телефон какого-нибудь преподавателя или студента. Да и научный руководитель привязался к нему точно к сыну, которого у Алексея Евгеньевича не было никогда. Имелась лишь дочь. Она жила где-то очень далеко, и с ней он почти не общался, все свое время проводил в институте, дома тоже занимался делами вуза. Если же работа заканчивалась – выпивал и иногда уходил в запой.
Вскоре Виктор стал замечать, что почти все преподаватели пьют, если вдруг у них нет работы. Даже начал приходить к мысли, что хорошо бы не давать им выходные, а наоборот, раскидывать лекции по расписанию так, чтобы они были вынуждены ходить на работу почти ежедневно. Затем Виктор стал подмечать, что большинство из них даже понятия не имеют, как живут и чем увлекаются их студенты, не интересуется, поняли они что-нибудь на лекциях или нет. Куда больше преподавателей интересовал их собственный профессиональный и личностный статус, мелкие дрязги на кафедре, цены в магазинах и дачи.
Однажды, попав в огромную пробку, Алексей Евгеньевич попросил Виктора отпроситься из приемной комиссии и начать лекцию вместо него. Виктор удивился:
– О чем же я буду говорить?! Я же ее не знаю?
– Вбей «Социальная стратификация современного общества» в поисковик, прочитай несколько предложений, и вперед! – властно заявил Алексей Евгеньевич. – У умного человека всегда что сказать найдется! Недаром же ты столько лет учился! Или просто поговори с ними… спроси, что они знают, как сами понимают заявленную тему.
Виктор вошел в аудиторию. Юные студентки тут же устремили на него свои взоры: в каких-то прослеживалось любопытство, в каких-то – недоумение, а в каких-то – игривость. Поднимаясь на кафедру, Виктор торжественно объявил тему и, как учил его Алексей Евгеньевич, спросил:
– Кто-нибудь может нам объяснить, что это понятие подразумевает?
Сразу несколько рук ринулись вверх. Студенты начали рассуждать, разъяснять, спорить, потому что их предположения не сходились. Время от времени Виктор вставлял пару фраз, просил замолчать, призывал послушать, несколько раз даже ударил кулаком по кафедре и замахнулся линейкой. Такого он и сам от себя не ожидал, но когда, наконец, приоткрылась дверь и вошел Алексей Евгеньевич, разочарование было и у Виктора, и у студентов. Дебош и гвалт прекратились, и вместо пробудившего всех страстного диалога начался усыпляющий монолог.
Виктору казалось, что Алексей Евгеньевич после этой пары заревнует к нему студентов и, может быть, даже постарается не допускать его до преподавательской работы, а получилось ровно наоборот: теперь Алексей Евгеньевич почти каждую неделю позволял себе опаздывать, ссылаясь то на давление, то на пробки, то на ключ, который потерялся и никак не хочет найтись. Так Виктор стал одним из преподавателей вуза. Ему постепенно выдали несколько тем, постепенно он обзавелся костюмом, портфелем и даже стал на постоянной основе писать статьи в один серьезный журнал.
Тем временем младший брат Виктора был всецело увлечен молодостью. И ничего то, кроме женского пола и дружеских тусовок, не вызывало у него интереса. Родители всецело были обеспокоены тем, чтобы хоть как-то вызвать у него ответственность по отношению к учебе, и уже старшего сына просили:
– Взял бы ты Митьку в Москву! На каникулы, например, по музеям бы поводил, на ВДНХ бы… Увидит, как ты себе в жизнь дорогу протаптываешь, понравится, может, ему в столице, и глядишь, сам за голову возьмется.
Но Виктору нянькой быть не хотелось, да и не считал он свою дорогу достойной примера. Часто наш герой даже завидовал тем, кто остался в своем родном городе, получил простенькую профессию, обзавелся семьей, живет дома. И рядом родные, друзья… И выходные этот кто-то проводит не за чтением нудных и никому не нужных курсовых и конспектов, а в гостях, на природе, с семьей… Родителям же Виктор объяснял это так:
– Я тут сам на птичьих правах. Чтобы брата на неделю у себя поселить, это еще к коменданту идти, уговаривать надо… И сложно это: поступить бесплатно, жить в чужом городе, учиться и работать одновременно. На стипендию тут каши не сваришь! Да и вам без него скучно будет. Пусть лучше учится рядом с вами.
И родители соглашались, а у Виктора в сердце колыхалась обида: «А меня им отпускать черт знает куда было не жалко?! Даже и не задумывались тогда: поступлю – не поступлю… выживу или не справлюсь…»
3
Однажды Виктор резко проснулся ночью. Ничего то его пробуждения не предвещало: не хлопнула дверь, не стало холодно или жарко. Раньше он спал крепко и даже не видел снов, а тут одна за другой, натыкаясь и сталкиваясь друг с другом, понеслись мысли: «Мне двадцать восемь. Уже двадцать восемь! А я лежу фиг знает где… Живу в общаге… Нет семьи, хотя бы маленького намека на нее… Нет идей… Нет особых желаний… Может быть, это старость? Я никогда еще не был не то что за границей, но хотя бы на юге. Зачем я живу? Разве я глупее многих или уродливей? Нет». Виктор тщетно пытался заснуть, переворачивался с одного бока на другой, прошелся к умывальнику и обратно, включил компьютер, почитал несколько новостей, но его взбудораженный мозг выдавал ему вопросы снова и снова. «У меня же завтра лекции, пары…» – попытался воззвать к своей совести Виктор. Потом вынул из холодильника завалявшуюся бутылку вина, выпил ее и уже к рассвету заснул.
Однако поведение его после этой ночи сделалось странным. По вечерам он, как ошалелый, носился по городу. Просто гулял, но при этом ходил быстро, точно куда-то ему было надо. Разместил свое резюме и даже побывал на трех собеседованиях, но остался недоволен условиями труда и оплатой. По выходным ездил то в Царицыно, то в Коломенское, а то в Коньково… Заглядывался на девушек, которые устраивались на траве с книжками или телефонами, и даже несколько раз пытался с ними заговорить. Некоторые отшучивались, многие отшивали. Но Виктора это не расстраивало. Ему стало все равно, как они на него реагируют. Ему важно было это делать.
Теперь у него складывалось сразу несколько приятных интрижек. Пара из них целиком состояла из дружеской переписки. Одна – с юной работницей институтской столовой, милой девушкой с русой косой, которая сразу после школы не смогла поступить и теперь решила немножечко поработать. Другая – со студенткой четвертого курса. И именно эта интрижка так и норовила превратиться в роман.
Гордая тем, что ее поклонник – преподаватель, девушка иногда готовила для него воскресный обед на общей преподавательской кухне: чистила картошку, резала мясо, помешивала ложечкой какое-нибудь харчо или щи. Вместе они бывали в библиотеке, ходили в магазин, смотрели кино, иногда даже прогуливались по аллее, которая находилась через дорогу от их общего дома. Иногда она так и норовила сделать в комнате Виктора генеральную уборку, но как только видела, что тот начинает нервничать (а он не любил, когда кто-то трогал его личные вещи), тут же сводила свою затею на нет. «И слава Богу, что она православная, – рассуждал про себя Виктор. – Пока сам я не решу – ничего и не будет!» Разумеется, думал он не о вопросах уборки.
В одном из разговоров Виктор точно невзначай поинтересовался родителями своей подруги, и, узнав, что живут они в каком-то там удмуртском селе, был этим фактом очень доволен. Уже давно прошло то время, когда его мнение зависело от мнений друзей. Он, в отличие от них, не считал, что жениться нужно исключительно на москвичке. Постоянные требования, жалобы и выдумывание воздушных замков – так, по его наблюдениям, вели себя столичные фифы. Девушки же из провинции были куда менее требовательны, но более аккуратны. Они не болтали часами по телефону, не наносили на лицо косметику в десяток слоев. Их мини-юбки и топы скрывали хотя бы самые интимные части тела.
На четвертый месяц их плотной дружбы с Валерией (так звали четверокурсницу) он решился пригласить ее на свидание. У саркастичных читателей, возможно, возникнет вопрос: «А как же общие щи, походы в магазин, уборка?» Но герой наш не задумывался об этом. Для него это была обычная дружба. Просто дружба двух хороших людей. Периодически Лера заходила к нему то по одной своей надобности, то по другой.
Началось все с учебников и конспектов, потом – с вопросов:
– Виктор Сергеевич, одолжите мне, пожалуйста, пару щепоток соли!.. Найдется ли у вас открывалка для консервной банки?.. А вы хотите немножечко прогуляться? Очень хочется подышать свежим воздухом, а мои соседки гулять не любят.
Иногда она рассказывала нашему герою о выставках и фильмах, на которых бывала, о книгах, которые успевала прочесть. И он с удивлением и удовольствием слушал. «Какая молодец, – думал он. – И учится, и по выставкам ходит!» Конечно же, многие уже судачили об их свадьбе, чем невольно подталкивали Виктора к тому, чтобы превратить их приятное общение хотя бы в роман.
Дойдя до двери Валерии, он на минуту остановился, поправил волосы, проверил ворот надетой с утра белой рубашки, внимательно осмотрел букет, купленный им в ближайшей цветочной лавке и специально принесенный в продуктовом пакете, чтобы не привлекать внимания любопытных, и только после этого постучал.
Валерия открыла дверь в наскоро запахнутом бордовом халате, с волосами, разбросанными по плечам, и от недоумения покраснела. Глаза ее расширились и засверкали:
– Виктор Сергеевич, это вы? Вернее, это мне?
– Я давно хотел признаться вам… тебе, – улыбнулся Виктор, – что вы мне нравитесь! – И медленно прошел в комнату, предупредительно закрыв за собой дверь. – Мне кажется… – и уже глуховатым голосом он продолжил: – Я очень давно заметил, что вы добрая, отзывчивая, симпатичная. Мне очень нравится проводить с вами время.
«Подожди! – подумал про себя Виктор. – Ты же ей не предложение делаешь! А всего лишь хочешь на свидание пригласить!»
– Приглашаю вас на вечеринку! – выпалил он.
– На вечеринку? – еще более удивилась Валерия. – Но разве вы ходите по вечеринкам?
– А это необычная вечеринка! Только для меня и для вас, тебя… Два кресла, стол, а перед нами экран, но именно нам предстоит выбрать фильм, который на нем покажут. Я заказал десять самых известных фильмов о любви. Надеюсь, какой-нибудь вы, извини, ты не видели, и мы сможем посмотреть его вместе!
К Виктору окончательно вернулось самообладание и, глядя на Валерию, он спокойно сел на стул за ее столом.
– Но вы бы хоть предупредили! – даже разозлилась она. – У меня и волосы немытые, и ногти в порядок не привела. И что это вы все цветы в руках держите? Если уж принесли, так дарите!
Тут с Виктором случилось нечто, для самого него неожиданное. Он пал на одно колено и, протягивая ей снизу вверх букет, произнес:
– О, моя прекрасная королева, позвольте мне вручить вам эти хризантемы, такие же чистые и благородные, как и вы.
Наш герой неуклюже поднялся.
– Вы представляете, у меня даже нет вазы! – уже суетилась Валерия. – О Господи, во что же их поставить?! – И начала открывать то один шкафчик, то другой, пытаясь найти подходящую емкость.
«Такая же, как и все!» – раздраженно подумал Виктор, уже несколько жалея о сделанном шаге.
Подруга его тем временем уже с кем-то ворковала за дверью:
– У тебя вазы никакой не найдется? Или банки трехлитровой?
– А зачем тебе?
– Цветы подарили!
– Кто подарил? – удивленно восклицал голос.
– Потише… Потише… – раздавался полушепот Валерии.
– Неужто Виктор Михайлович? – прозвучал в ответ такой же громогласный шепот, перепутавший отчество нашего героя. – Недаром ты его полгода супом кормила! Вот, на, держи! Зайди, расскажи потом, как все было!
И Валерия с еще более растрепанными волосами влетела в комнату.
Виктор стоял у стены и рассматривал фотографии, висевшие над ее кроватью:
– Какой тут странный набор! Цой… пара незнакомых мне рэперов… виды Парижа… Сейчас на часах 17:30. Я зайду за вами через сорок минут. – И, даже не посмотрев на Валерию, вышел.
В своей комнате он ни на чем сосредоточиться не сумел: впервые сердце в груди билось так, будто хозяин его и вправду влюбился.
«Но почему так поздно? – рассуждал Виктор. – Разве влюбленность приходит не в первые дни знакомства?! А сколько мы тут с ней сидели вдвоем! Я слушал ее болтовню о фильмах, музыке, подругах… Да, мне было приятно, но…» Виктор должен был признаться хотя бы себе, что с удовольствием и не пошел бы никуда, а просто пригласил бы ее к себе, начал бы целовать и лег бы с ней вот на эту постель. Но сказать об этом Валерии он бы никогда не решился.
Физическая близость с женщинами случилась у него лишь несколько раз. Все по сиюминутному стечению обстоятельств, с большими перерывами, да и инициаторами чаще всего выступали девушки, а не он. Первый раз – в одиннадцатом классе, на выпускном, когда было выпито так много, что все произошло как-то само собой, без участия чьего-либо мозга. Его одноклассница, которая даже не то чтобы очень ему нравилась, – девушка опытная, можно сказать, все сделала сама. Некоторое время он даже скучал по ней, просыпался глубокой ночью и, будто ее, гладил промокшую от пота постель. Голова его плыла как в тумане. Но когда через несколько дней выяснилось, что она уезжает, все эти переживания как рукой сняло, да и предстоящие экзамены в институт волей-неволей заставили о себе думать.
Еще три мимолетные половые связи произошли у Виктора уже здесь, в общаге. И несмотря на то что многие говорят, будто мужчина без половых отношений не может, что от долгого воздержания у него начинаются проблемы, у нашего героя их не обнаруживалось. В юности он научился справляться со спонтанным желанием сам, а потом даже эти необузданные вспышки исчезли. Но сейчас Виктор почувствовал подобную вспышку.
Через сорок минут Валерия постучалась сама. На ней было классическое синее платье с широким поясом, на ногах – классические черные туфли, в ложбинке между аккуратно уложенными в бюстгальтер грудями искрился кулон. Легкий аромат непонятных духов едва доставал до ноздрей Виктора и дурманил. Губы его спутницы явно порозовели, стали влажными и уже этим одним, казалось, намекали на поцелуй.
Валерия не слыла красавицей. Немного полноватая по сравнению с большинством современных женщин, не отличалась она и яркими чертами лица. Но при этом Виктор считал ее симпатичной. Вьющиеся волосы ее и серые застенчивые глаза волновали.
Через полчаса они уже стояли в небольшом переулке, где в одном из цокольных этажей зданий располагалось кинокафе (его посоветовал Виктору студент, который часто заводил в это странное заведение своих спутниц). Их провели в комнату метров в пятнадцать. Во всю ее стену висел экран, на полу лежал ворсистый ковролин алого цвета, посередине стояли два кресла и небольшой сервировочный стол. По сторонам было разбросано несколько пуфов.
– И откуда вы о таком месте узнали?! – восхищалась Валерия. – Я никогда в таком не была!
– И я не был, – откровенно признался Виктор.
Работник кинотеатра торжественно внес и открыл шампанское, зажег в стеклянной колбе свечу, поставил на столик тарелки с фруктами, сладостями и сыром.
– Как чудесно! – проворковала Валерия. – Я даже и не подозревала, что такие места бывают!
– И мне нравится, – признался Виктор. – Вроде бы в общественном месте, а мы одни… Предлагаю поднять первый тост, за нашу настоящую встречу!
Но тост поднять не удалось. Дверь распахнулась. На пороге появился все тот же юноша и медлительно произнес:
– Вам какое киноменю подать? Меню для семейной пары или меню для влюбленных?
«Я же им все уже объяснил! Болван!» – чертыхнулся про себя Виктор, но вслух сказал:
– Для влюбленной пары!
Валерия чувствовала себя скованно в непривычной для нее обстановке и теребила завязочки на поясе платья. Чтобы скорее это напряжение снять, Виктор опять предложил ей поднять бокалы.
– За нашу встречу…
Но тут дверь снова открылась:
– Мне подойти попозже? Или определитесь сейчас? – протянул все тот же молодой человек, буквально нависая над ними и размахивая киноменю в красном кожаном переплете.
– «Еще раз про любовь», – уверенно произнес Виктор самое первое название, попавшееся ему на глаза.
– «Еще раз про любовь»? – неуверенно переспросил тот.
– Да, именно «Еще раз про любовь»!
– Но я хочу вас предупредить, что это черно-белая картина!
– Не возражаем, – парировал Виктор.
Валерия изумленно смотрела на своего спутника, не слишком понимая, что происходит, потом взяла и без всякого тоста осушила бокал.
На экране под романтическую музыку поплыли первые титры.
– Давайте выпьем еще! – деловито заявил Виктор.
– За что?
– За нас!.. За наше первое свидание! За наш романтический вечер!
И залпом осушив по бокалу шампанского, они крепко поцеловались.
Поцелуй был таким долгим и упоительным, что сам по себе начался и продолжился фильм. Сам по себе отъехал в сторону фуршетный столик. И сами по себе они оказались на мягком полотне ковролина, в крепких и чарующих объятьях друг друга.
Виктор и сам удивился, как нашел на спине Валерии застежку лифа, как расстегнул, как на мгновение затрещало под его рукой ее платье.
– Но, Виктор Сергеевич, разве так можно? – пыталась возразить сквозь поцелуи она. – Мне надо вам что-то сказать… Могут войти!.. Пожалуйста!.. Виктор Сергеевич! – но начинала сама целовать его еще быстрее и крепче.
И уже в тот момент, когда он одним движением срывал с нее сразу колготки и то, что было под ними, отшатнулась и попыталась произнести:
– Вы по… Вы понимаете, это у меня в первый раз!.. Я… – но он уже очень мало улавливал смысл ее слов.
Валерия застонала, и, испугавшись вдруг ее голоса, своего и ее прерывистого дыхания, Виктор попытался взять пульт со стола и прибавить звук, с опаской взглянув в сторону двери. На ней висела увесистая, шумонепроницаемая портьера. И уже забыв обо всем, он провалился в блаженство.
Через полчаса или час Валерия, поглаживая его по волосам, говорила:
– Вот это кино! Никогда бы не подумала, что таким вот образом можно смотреть фильмы!
Неохотно они поднялись, попытались затереть оказавшиеся на ковролине следы произошедшей кульминации. Вокруг них все качалось, плыло и казалось другим, неизвестно откуда взявшимся миром.
То он, то она пытались объявить новый тост. Но каждый раз вместо того, чтобы разлить шампанское по бокалам, уходили в ласковый и продолжительный поцелуй. Наконец, собравшись с силами, допили бутылку и съели все принесенное к столу. Общаговская жизнь давала о себе знать – ни он, ни она не привыкли оставлять еду на тарелке.
– Какое счастье, – нежно признавалась Валерия, – что вы так все придумали! Мне кажется, что это было самое волшебное кино в моей жизни.
– Мне кажется, слово «ты» здесь больше подходит, – улыбаясь, поправлял ее Виктор.
А между тем по экрану шли последние титры.
4
Эту ночь Валерия провела у нашего героя. Это как-то даже не обсуждалось, а будто случилось само собой. Только утром отправилась она в свою комнату захватить необходимые вещи.
В институт они выходили вместе. Из института тоже возвращались вдвоем. А вечером Виктор и Валерия посмотрели на экране компьютера тот самый фильм, смысл которого так и не смогли уловить накануне. В главных ролях там оказалась Доронина – любимая актриса их мам, поэтому весь фильм они с удовольствием рассказывали друг другу о детстве.
От основного общежития преподавательское крыло отделяли тяжелые черные двери, которые лишь изредка запирались на ключ, а в крыле этом почти все жили без пары. Только у доцента кафедры психологии имелась худощавая и нервозная жена. Почти каждый вечер она то плакала, то кричала на него, то била посуду… Да так, чтоб слышали все. «Бедный!.. Завел, чтобы не забывать про свою работу и дома. Вот ведь не повезло человеку!» – ехидно подшучивали над ним мужчины, радуясь, что их подобная судьба миновала. Женщины рассуждали иначе: мол, от хорошей жизни жена истерить не будет. Да и какая тут может быть хорошая жизнь, когда тебе под сорок, а ты в общаге?!
На общей кухне представителей сильного пола было значительно больше. Совместно и в складчину они готовили жареную картошку, плов, макароны по-флотски, жарили чебуреки. Иногда занимались поисками или уточнением рецептов на просторах инета. К вечеру их клуб разрастался. На кухне всегда была настежь распахнута форточка, потому что мужчины много курили, иногда выпивали по рюмочке, вели философские беседы, спорили о политике, спорте, обменивались услышанными за пролетевший день новостями, решали вопросы.
Женщины-преподаватели обычно появлялись на этой кухне и исчезали, как тени. Если же говорили о чем-то, то звучало это примерно так:
– Фу, как накурено!.. Какой ужас!.. Опять тараканы!.. Вам что, на работе всей этой болтовни не хватает?.. Скажите мне, пожалуйста, кто снова загадил плиту?..
На этой кухне давно уже никто и ни с кем не флиртовал. Всем и смотреть друг на друга было немного тошно. Большинство обитателей давно уже считались загрубевшими холостячками и холостяками, а потому появление в их рядах улыбающейся девушки, а рядом с ней того, кто на всю жизнь, казалось бы, обречен был остаться один, сразу вызвало настоящий фурор и привнесло в общее обиталище ощущение домашности и лиризма.
Нецензурную лексику представители могучего пола стремились убрать, окурками и обертками от продуктов старались попадать в ведро, а не на пол. Все вокруг начали улыбаться. Валерия всплывала в кухню, точно блин в масле. Лицо ее лоснилось, сияло, глаза выражали полное радушие и восторг. В руках у студентки-старшекурсницы были то кастрюлька, то пакетик с продуктами, которые она бережно ставила на стол и начинала готовить, всем своим видом показывая: «Как я горжусь, что я сегодня здесь, с вами! Как я всем в жизни довольна!»
Постепенно появился на кухне и дамский кружок. Без всякой договоренности его участниц он приходил туда чуть раньше мужского и при первом же появлении представителей последнего распадался. В новообразованном кружке отсуждались диеты, новые театральные постановки, перемывались косточки декану, ректору и иже с ними, часто ребром ставился вопрос, выходить замуж или не стоит. Как оказалось, у каждой преподавательницы где-то там, на стороне, имелся какой-то там воздыхатель, который обычно ухаживал за ней уже несколько лет и лишь в некоторых случаях появился недавно. Он настойчиво приглашал ее к себе в гости, собирался познакомить с мамой, а иногда и с оставшимися от первого брака детьми, но она никак не могла на это решиться и вот со своими подружками, на кухне, обсуждала, что делать дальше.
