Записки телохранителя

Я напрягся, но понял, что стоять на пути «табора» глупо. Поэтому просто решил быть поближе к клиенту. На подходе к нам ромалы расступились и сразу же окружили нас. Молодая красивая цыганка пошла на американца, не отрывая взора от его глаз. Так могут смотреть только цыганки: слегка исподлобья, не мигая. Взгляд больших чёрных очей, словно рентгеном, просветил душу бедного Кенни. Зазвучал дивный глубокий, бархатно-вкрадчивый голос:

Что может быть прелестнее, когда, любовь храня,

Друзей встречает песнями цыганская семья.

Нам в дружбе нет различия, живя семьёй своей,

Мы свято чтим обычаи и любим всех друзей.

Певунья легко взяла последнюю высокую ноту. В этот момент как из-под земли явилось «чудо в юбке», ещё прекраснее первой. В руках цыганская красотка держала поднос с огромным хрустальным бокалом, наполненным, как вы сами понимаете, не водой. Американец обомлел. Цыгане двинулись по кругу, грянув:

Хор наш поёт любимый,

Вино течёт рекой,

К нам приехал, к нам приехал

Хилл наш Кенни дорогой!

Цыганка протянула поднос. Бокал с водкой оказался перед американцем.

Хилл в нерешительности оглянулся на меня.

Я знаком показал, что надо пить, и при этом положил на поднос двадцать долларов, мысленно поблагодарив случай, что у меня в кармане оказалась не очень крупная купюра.

Кенни, ведший здоровый образ жизни, с опаской взял бокал. Цыгане грянули:

Выпьем мы за Хилла, за Хилла дорогого,

Свет ещё не видел красивого такого.

«Табор» пустился в пляс, вовлекая американца в свой водоворот. Хорошо, что мне удалось выпрыгнуть из него, сесть за крайний столик, откуда я мог спокойно наблюдать, как мой охраняемый объект погружается в пучину русского загула. Теперь моя задача состояла в том, чтобы чётко определить дозу и время процедуры, ибо для незакалённой американской души данное погружение могло закончиться трагически.

Когда Кенни поднесли третью рюмку, американец с гордым видом сибирского золотопромышленника швырнул на поднос скомканные доллары – как будто проделывал этот трюк ежедневно. Опрокинув содержимое в себя, американец вдруг стал подпевать ансамблю, пританцовывая в такт. Упасть Кенни мешали талии двух представительниц цыганского народа. Держался он за них достаточно крепко.

К концу второго часа нашего пребывания в ресторане складывалось впечатление, что американец родился в таборе, жил в таборе и умрёт в дороге, где-нибудь в бескрайних степях Бессарабии. В жизни мне не приходилось видеть более счастливого человека, чем мой охраняемый подопечный. Он пел, плясал, целовал цыганок. Его движения были грациозны и прекрасны. От того покалеченного ковбоя, что два часа назад вошёл в зал, не осталось и следа. Мне даже показалось, что Хилл пел по-цыгански.

В конце вечера, когда все устали, ресторанный «табор» затянул какую-то грустную песню. Слёзы огромными каплями покатились из глаз американца. Кенни снял свой замшевый пиджак и накинул его на плечи сидевшего рядом цыганского гитариста. Техасские кожаные сапожки со шпорами были дарованы скрипачу, игравшему так виртуозно, что душа вторила звукам его волшебного инструмента.

По дороге домой, уже в машине, босой Хилл мирно спал в обнимку с гитарой, которую купил на последние триста долларов.

В следующую свою смену я подарил ему диск с фильмом «Табор уходит в небо» с английскими субтитрами. Последствий я не просчитал. Кенни стал покупать записи Николая Сличенко. На выходные мотался в Москву, где пересмотрел весь репертуар театра «Ромэн». Цыганщина стала приобретать угрожающие размеры.

Я не знаю, до чего бы это всё дошло, но, как говориться, клин клином вышибают. И новый клин появился.

Её звали Люся!

Глава 2

Люся

Люся была парикмахером, а ещё делала педикюр.

Была она полной противоположностью красоткам из нашего «табора». Хотя бы потому, что Люся была блондинкой двадцати пяти лет, невысокой, стройной, с грудью четвёртого размера и очень нежными руками. Она приходила в директорский коттедж вечером, после работы Хилла. Сначала раз в месяц, потом раз в неделю, а одним прекрасным вечером там и осталась. Это случилось в ночь перед их Рождеством, когда мюнхенская половинка нашего шефа улетела в Милан на шопинг.

Звали миссис Кенни Сьюзен, и была она американкой только наполовину. Её папа – янки, бывший лётчик, после войны служил в Германии, а мать – западная немка. Обычный случай. Когда отец вернулся в Штаты к своей семье, не оставил немецкое чадо без средств к существованию. Оплатил дочери обучение в хорошей частной школе, а потом и в американском университете, где она познакомилась с Хиллом. Сьюзен приезжала к мужу крайне редко, гостила недолго. Было видно, что жизнь супруга ей мало интересна, разве только его высокая заработная плата. Мы называли Сьюзен Брунгильдой. То ли памятуя о её немецком происхождении, то ли нас вдохновляла её арийская внешность, наверное, доставшаяся в наследство от матери. Хилл мотался по всему свету, он побывал везде, где компания «Филип Моррис» строила свои сигаретные фабрики. Налаживал производство, выводил предприятие на определённый уровень рентабельности и передавал его в руки местному менеджменту, а сам ехал дальше, туда, где было востребовано антикризисное управление.