Осинка. Чужая сила

Оставалось всего пару шагов сделать, чтобы медведь клыки страшенные спрятал. И я даже выдохнула с облегчением, думая, насколько все-таки с животными проще, чем с людьми, как мимо моего плеча пролетел блестящий кинжал. А следом и мужчина, оттолкнув меня за спину и обнажив меч, заступил дорогу медведю. Нож царапнул лобастую морду и отскочил на землю. А разъяренный зверь заревел и бросился на нас. Теперь ведь не отпустит, пока не достанет. Либо сам подохнет, либо нас порвет. Не стала я убегать и прятаться, от страха ноги совсем ватные стали. Только и сообразила отойти подальше, не путаться под ногами.

Медведь был уже не молод – в черной шерсти светилась седина. Он был осторожен, но быстрые и точные удары мечом его раздражали, заставляли раз за разом нападать и напарываться на острие. От тяжелого звериного запаха, к которому примешивалась кровь, мне стало плохо, я закрыла глаза. И не разглядела страшный замах, который свалил меня на землю. Я закричала от боли, полоснувшей по животу, а потом вовсе вокруг всё потемнело и пропало.

***

– Осинка, Осинка, – шелестящий голос будил и тревожил, что-то надоедливо щекотало нос, и я нехотя открыла глаза. И тут же обрадованно загудел лес вокруг, зашумели веселые елочки:

– Очнулась! Жива!

С трудом перевернувшись, я охнула и потянулась рукой к правому боку. Ничего хорошего там не было – одежда набрякла от крови, а вдоль ребер шли четыре глубокие царапины от когтей. Медведь все-таки задел лапой.

Животное лежало совсем рядом, жутко закатив глаза. Шерсть на морде слиплась от крови и смердела до дурноты. Цепляясь за траву и кустарник, я отползла к стене деревьев, обрамлявших поляну, прислонилась больным боком к теплому стволу самого большого и закрыла глаза:

– Помоги мне, берёзушка…

И тут же почувствовала отклик, как будто колючие иголочки запустили под кожу. А Лес был очень сердит. Так, как сердится житель деревни на приезжего, вздумавшего устанавливать свои порядки на чужом месте. Медведь был здесь своим, как, впрочем, и я…

Когда в глазах просветлело, и тело перестало вздрагивать и пульсировать, я, наконец, решилась поискать глазами своего спутника. Не знаю, чего больше боялась – вида растерзанного тела или все еще живого, но тяжелораненого человека. И ведь не станет Лес спасать чужака. А для меня не было выходом бросать его без помощи, не смогу потом примириться с собой. Хотя соблазн был превеликий. Не осудит же меня никто, ежели не узнает.

Это размышляла я долго, на деле же, увидев парня, тотчас поспешила к нему. Он лежал на спине, неловко раскинув руки. Но грудь его поднималась и опускалась, и я вздохнула с облегчением. Села рядом, держась за разодранный бок. Как мне помочь? Бежать обратно, за людьми? В беспамятстве лицо мужчины было удивительно спокойным, и я даже замерла на несколько секунд, позволив себе полюбоваться плавной линией бровей и совершенно девчоночьими длинными ресницами. Но когда легонько, только кончиками пальцев дотронулась до его щеки, шеи тут же коснулся очень холодный и тяжелый меч.

Глава 3

Стоя по колено в Ключинице, я, кляня на чем свет и медведя, и спутника моего, и воду студеную, отстирывала платье от крови. Я еще не сказывала, почему нашей реке дали такое название? Всё дело в ледяных ключах, бивших со дна. Ребятню никогда холод не останавливал от того, чтобы в воду залезть, но мы все равно выбирали более теплые заводи для купания.

Убрав красными, скрюченными от холода руками волосы с лица, я с тоской оглянулась на бережок, где меня ждала еще и заляпанная кровью одежда моего попутчика. На двоих с ним из чистого остались его запасная рубаха да штаны. Штаны просить не стала, благо рубаха закрывала мне колени…

Моя же поддёва ушла на повязки. С незнания перемотала себе половину туловища, что и вздохнуть не могла, а и за подмогой стыд был обратиться. Виданное ли дело – просить постороннего мужчину, да еще и не лекаря! Хотя он и предлагал помощь.

Отливающий зеленцой Рэнн лежал на плаще в тени деревьев, стараясь не шевелиться. Тогда ведь удача в последний момент от мужчины отвернулась – подсунула под ноги древесный корень, а под голову булыжник, когда медведь уже подыхал. И на затылке Рэнна надулась огромная шишка, а под глазами залегли черные круги. Поначалу он все порывался встать, начать помогать мне. Но, по правде, больше мешал. Я же его на себе до берега реки тащила, да так, что и сама чуть рядом не легла. Так что пусть он лучше полежит. Конечно, можно было бы и не волочить его так далеко, оставить на месте нашего ночлега, но разделяться после сегодняшнего не хотелось.

Закончив с платьем, я вышла из воды и, развесив его сушиться на кусте, растянулась на берегу, запутав пальцы в длинной траве. И, как обычно, потянулось ко мне мягкое, родное тепло, отогревая и наполняя силой, которая заискрилась в волосах, вызвала щекотку.

– Аспен, – позвал мой спутник. Это смешное имя было моим, его Рэнн перевел на свой язык, а я и не возражала, мне понравилось.

– Сейчас, – я заставила себя подняться. Положила оставшуюся грязную одежду в Ключиницу и привалила ее тяжелым камнем. Может, течение бурной реки справится само, а мне и останется только выжать да развесить.

Сев рядом с мужчиной, я не смогла не поддеть его:

– А драться не начнешь опять?

– Аспен, – он даже глаза прикрыл. – Я же извинился.

Он и правда извинялся раз десять или двадцать, пока я сидела рядом с ним, лежащим на месте побоища, икала и пыталась унять слезы, катившиеся градом. А они униматься не хотели совершенно. Весь прошлый день, наверное, выплакивался. Стоило мне оглянуться на мертвого зверя, лежавшего от нас шагах в пяти, или на меч, который был уже надежно убран в ножны, и снова начиналась истерика.

Настолько глупой девкой я себя давно не чувствовала, но успокоиться не могла никак. И тогда незнакомец начал говорить. Сначала просто что-то успокаивающее, извинялся за себя да за медведя, все пытался улыбку вызвать, а потом и знакомиться стал, про себя рассказывать. Не заметила я, как понемногу отвечала, оттаивала.

Рэнн был родом с другого берега Ключиницы. Как раз оттуда, где виднелись белые шапки гор. Мне было непонятно, как можно жить в камне, но Элия, родина Рэнна, была прекрасна. В это время года – особенно: подножья гор покрыты густой зеленью, а верхушки сверкают на солнце вечными снегами.

Красиво врал… Как всю жизнь этим занимался да по деревням ходил народ веселить. Но я ведь сразу сообразила, что самое важное он мне так и не расскажет. Например, как в деревне нашей появился, почему Мать-Вода венок ему мой отдала, да и для чего я нужна. Сказал только: идем мы к переправе, где нас ждет драккар его брата, Ройса. Попыталась было я расспросить больше, но Рэнн смолкал, глаза отводил. Может, думалось мне, и не его это тайна вовсе…

– Я там утром, недалеко от места ночлега, силки поставил, – прервал мои мысли мужчина, – может, сходишь, проведаешь? На одних ягодах мы долго не продержимся.

Тяжело ему было на солнечные блики смотреть, мутило страшно. Что ему эти силки, если есть он все равно бы не смог? Пыталась его отваром напоить, заваренным из листьев брусники и травы-кравец, которая в это время года еще не дозревала, но на мою просьбу откликнулась, сразу в руки далась, – отторгнуло нутро Рэнна даже такую малость.

– Если бы дал мне время собраться, с родными попрощаться, – тяжело вздохнула я, – у нас бы и молока, и хлеба вдоволь было, а, может, и сальца, – мой живот громко отозвался на сало, и во рту стало горько от набежавшей слюны. Вот что я за девка, если после всего не сижу, глаза долу опустив, и вздыхаю, а о животе своем думаю …

– Ладно, схожу, – я нехотя поднялась – больше, чем есть, мне хотелось просто полежать, прислонившись подранным боком к земле, а может, и уснуть хоть ненадолго.

Лес встретил меня шуршанием листьев и пением птиц, но недовольство его ощущала всем телом. Он гневался, как опечаленный родитель, и где-то в глубине, в самой чаще, грозно раскачивались кроны многолетних деревьев, передавая мне свое настроение. Не дойдя до места ночлега несколько шагов, я села около своей тезки, осинки, прислонившись к ней спиной, и стала слушать, что же все-таки мне пытались сказать.

Я и раньше пробовала так с лесом говорить, но видела только отрывистые картинки, а иногда и просто яркие пятна. Но сегодня, как только я закрыла глаза, а затылок коснулся дерева, перед глазами, как наяву, встал деревенский общак – берег Ключиницы. Солнце там еще не встало, но и середина ночи была пройдена: я уже могла различить очертания деревьев, а далеко над рекой светлело небо. К остывшему костровищу медленно, понурив голову, вышел высокий худощавый мужчина и сел прямо на влажную от росы траву.

Я сразу заволновалась, как он в мокрых штанах потом до дома добираться думает, но сам мужчина этого, кажется, и не замечал. Попыталась было подойти поближе, но, к удивлению, не смогла сделать ни шажочка. Да и что-то сказать, крикнуть у меня тоже не вышло. Зато мужчина вдруг зло стукнул кулаками по земле и закричал:

– Сестра! Знаю же, что видишь! Не гневи меня!

Я вздрогнула от удивления. Сестра? Он повернулся к воде, и в утреннем свете я смогла рассмотреть длинное худое лицо с нахмуренными кустистыми бровями, скорбную складку у жестких тонких губ и темные волнистые волосы до плеч. Что-то родное и знакомое почудилось, но прежде я его не видала.

А вот кричал он не мне.

Сквозь тишину раннего утра, когда даже птицы еще сладко спят, послышался легкий плеск воды. На берег медленно и величественно вышла совершенно нагая молодая женщина и неожиданно звонко расхохоталась:

– Ты ли, братец дорогой, гневаться удумал? На меня?

Мужчина быстро поднялся, снял с себя рубаху, но подходить к женщине не спешил. Он как будто залюбовался ею. А была она и вправду необыкновенно хороша и прекрасно это знала. Откинув длинные светлые волосы за спину и смахнув надоедливые капли с лица, она с улыбкой попросила:

– Ну же, Форр, дай уже мне что-нибудь накинуть, холодно.

Сделав несколько шагов, он с силой швырнул девушке одежду, а потом резко отвернулся, стиснув кулаки.

Женщина неторопливо надела рубаху, медленно её застегнула, не произнося ни слова, и осторожно подошла, обняла со спины мужчину, которого называла Форром, прижалась к нему лбом.

– И правда гневаешься… Братец, посмотри на меня, али не соскучился, сидя у себя в чаще да с воронами общаясь? – засмеялась опять женщина, но мужчина не оборачивался.

– Веро, в этот раз ты перешла черту, – он отстранился, а затем со злобой выдохнул. – Как ты могла отдать ее Эйру? Или не знаешь, зачем нашему брату она понадобилась?

– Не преувеличивай, Форр, – мягко и заискивающе ответила женщина, – я не Эйру ее отдала, а слуге его. Много чего в пути случиться может, а я свое обещание сдержала.

– В ней же силы на донышке… – Форр устало обернулся, посмотрел на притихшую Веро. – Своих детей пожалела? Или все Эйру отомстить пытаешься?

Веро дернула плечом:

– Он хотел потомка с частицей нашей крови, я ему его дала. А что силы в ней нет, так даже лучше – вернет обратно, как поймет.

Форр тяжело вздохнул:

– Ты этого не знаешь. И я не знаю, – он опустил голову. – Я помогу девочке – отдам свою силу, чтобы у нее остался хотя бы шанс на спасение…