Фиалки в марте

Я кивнула. Мы с Джоэлом были женаты шесть лет и две недели.

– Тебе нужно найти Трента.

– Терпеть не могу это имя! – недовольно нахмурилась я.

– Ладно, тогда ищи Эдуарда или Билла… нет, лучше Брюса. Эти имена гарантируют долгое супружество.

– Прекрасно, может, сводишь меня в дом престарелых, чтобы определиться с выбором?

Аннабель – высокая, стройная и красивая шатенка в стиле Джулии Робертс: с длинными волнистыми волосами, белой, словно фарфоровой, кожей и выразительными темными глазами. Ей тридцать три, но она ни разу не была замужем. По словам Анни, всему виной джаз – не нашлось ни одного мужчины, кто смог разделить ее любовь к Майлзу Дэвису и Херби Хэнкоку[1 - Майлз Дэвис (Miles Davis), 26.05.1925—28.09.1991, – американский трубач и композитор, оказавший значительное влияние на развитие музыки XX века. Херби Хэнкок (Herbie Hancock), род. 12.04.1940, – американский пианист и композитор, обладатель 14 премий «Грэмми», один из крупнейших представителей современного джаза в последние десятилетия ХХ века.].

Аннабель махнула официанту и попросила принести еще два мартини. Официант забрал мой пустой бокал, оставив на конверте мокрое пятно в виде круга.

– Пора, – мягко произнесла подруга.

Дрожащими руками я вытащила из конверта пачку бумаг в полдюйма толщиной. На трех страницах розовели яркие стикеры: мой адвокат отметил, где нужно подписывать. У меня перехватило горло, когда я достала из сумочки ручку и поставила свое имя на всех трех страницах. Эмили Уилсон, с удлиненной буквой «и» и отчетливой «н» – так я подписываюсь еще со школы. Нацарапала дату, 28 февраля 2005 года, день, когда наш брак прекратил существование.

– Хорошая девочка, – похвалила Анни, пододвигая ко мне мартини. – Ну что, напишешь про Джоэла?

Она, как и все остальные мои знакомые, считала, что раз уж я писательница, то лучшей местью Джоэлу был бы роман с завуалированным описанием наших взаимоотношений.

– Закрути вокруг него все действие, только поменяй имя. Назови его, скажем, Джо и сделай полным придурком.

Она хихикнула, чуть не подавившись.

– Нет, придурком с эректильной дисфункцией.

Увы, даже если бы я и захотела отомстить Джоэлу и написать про него роман, ничего бы толком не вышло. В редких случаях, когда мне удавалось выразить свои мысли на бумаге, вся писанина получалась на редкость заурядной. И это чистая правда, потому что последние восемь лет я каждый день садилась за письменный стол и тупо глядела в пустой экран монитора. Иногда я вымучивала хорошую строчку или пару страниц, но дальше дело не шло. Застревала намертво. Мой психотерапевт Бонни назвала это состояние клиническим писательским кризисом. Моя муза заболела, и прогноз выглядел неутешительно.

Восемь лет назад я написала роман-бестселлер. Тогда я была на вершине счастья. Стройная – не то чтобы сейчас я растолстела (ну ладно, может, совсем чуть-чуть, в бедрах)! – и в списке лучших книг по версии «Нью-Йорк таймс». Если бы у этой газеты существовал список лучших жизней, туда бы я тоже попала.

Когда вышла моя книга «Призвание Али Ларсон», агент убедила меня взяться за продолжение. «Читатели хотят знать, что будет дальше!» – говорила она. А издатель предложил удвоить аванс за вторую книгу. К сожалению, как я ни старалась, ничего не получалось. Мне было нечего сказать. Со временем агент перестала звонить, издатели уже не интересовались, а читатели устали ждать. О том, что прошлая жизнь была не вымыслом, свидетельствовали только чеки на выплату авторских – время от времени я находила их в почте, да письмо от слегка чокнутого читателя по имени Лестер Маккейн, который влюбился в Али, главную героиню моей книги.

Банкет в честь выхода романа устроили в отеле «Мэдисон-парк», и я до сих пор помню то чувство небывалого подъема, когда ко мне подошел Джоэл. Он был на фуршете в соседнем зале и увидел меня в дверях. На мне тогда было потрясающее черное платье-бюстье от Бетси Джонсон, последний крик моды. Я потратила на него кучу денег, но оно того стоило.

Джоэл сразу взял быка за рога и сказал, что я великолепно выгляжу, и только потом представился. Помню, как мне польстили его слова. Я могла бы предположить, что он всегда так знакомится с девушками, и, скорее всего, оказалась бы права, но тогда было очень приятно.

За несколько месяцев до этого журнал «Джи-кью» напечатал на целый разворот список самых завидных женихов Америки – нет, не тот, в котором каждые два года фигурирует Джордж Клуни, а список, куда входят обыкновенные люди, например, зубной врач из Пенсильвании, учитель из Детройта и, да, юрист из Нью-Йорка, Джоэл. Он попал в первую десятку. И я его подцепила. А теперь вот потеряла.

– Эмили, очнись!

Аннабель махала рукой перед моим лицом. Я вздрогнула, пришла в себя и покачала головой.

– Ой, извини. Нет, только не о Джоэле. – Я сложила бумаги в конверт и сунула в сумку. – Это будет совсем другая история, не похожая на то, что я делала раньше. Если, конечно, я вновь начну писать.

– А как же продолжение последней книги? Ты не закончишь? – недоуменно спросила Аннабель.

– Нет, – ответила я, комкая бумажную салфетку.

– Почему?

Я вздохнула.

– Не могу. Никак не заставлю себя накропать восемьдесят пять тысяч слов посредственного текста, даже за деньги. Даже представив тысячи людей, которые в отпуске читают мою книгу. Нет, если я еще что-нибудь напишу, то совершенно в другом стиле.

Аннабель явно едва сдержалась, чтобы не захлопать в ладоши.

– Похоже, ты нашла выход!

– Ничего подобного.

– Конечно! Давай-ка проанализируем. – Она сжала руки. – Ты сказала, что хочешь написать совершенно другую историю, но, по-моему, ты считаешь, что не вложила всю душу в последнюю книгу.

Я пожала плечами.

– Ну да, наверное.

Аннабель достала из бокала мартини оливку и сунула в рот.

– А почему бы тебе не написать о том, что тебе действительно интересно? Скажем, о месте или о человеке, которые тебя вдохновляют?

– Все писатели так и делают. По крайней мере, пытаются.

Аннабель отогнала официанта взглядом, в котором читалось: «Все хорошо, нет, счет пока не нужен», и перевела горящий взор на меня.

– А ты? То есть ты написала потрясающую книгу, честно, но было ли в ней что-то от тебя самой?

Анни права. Роман получился что надо, бестселлер, над которым можно поплакать. Только почему я не горжусь этой книгой? Не чувствую с ней связи.

– Я знаю тебя много лет и уверена, что сюжет не имеет никакого отношения к твоей жизни.

Ну да. В моей жизни не происходило ничего такого, о чем можно было бы написать. Я подумала о родителях, бабушках, дедушках и покачала головой.

– В этом-то и проблема. У других писателей куча материала для вдохновения – плохие матери, насилие, трудное детство, а я всегда вела довольно скучную жизнь. Ни тебе смертей, ни травмирующего опыта. Даже питомцы не умирали. Маминому коту Оскару двадцать два года. Мне нечего сказать, я уже об этом думала.

– Ты себя недооцениваешь, – возразила подруга. – Наверняка что-нибудь да есть!

В этот раз я позволила мыслям разбрестись и вдруг вспомнила свою двоюродную бабушку Би, мамину тетю, и ее дом на острове Бейнбридж в штате Вашингтон. Как же я соскучилась! И почему я столько лет ее не навещала? Би уже восемьдесят пять, но ведет она себя так, словно ей всего двадцать девять. Детей у нее нет, и потому она всегда любила нас с сестрой как родных внучек. Присылала именинные открытки с хрустящей пятидесятидолларовой купюрой внутри, дарила классные подарки на Рождество, конфеты на День святого Валентина, а когда мы приезжали погостить, совала нам под подушки шоколад потихоньку от мамы, чтобы та не кричала: «Нет, они уже почистили зубы!»

Да, Би – незаурядная личность, даже слегка странная. То она слишком много болтает, то почти все время молчит. Может быть одновременно покладистой и вздорной, щедрой и эгоистичной. А еще у Би есть секреты, и за это я ее люблю.

Моя мать частенько говорит, что когда люди долго живут одни, то перестают замечать собственные чудачества. Не знаю, согласна ли я с этой теорией, возможно, потому, что сама боюсь остаться одинокой. Пока довольствуюсь наблюдениями.

Я вдруг представила дом Би на острове и ее саму за кухонным столом. Сколько помню, она всегда ест на завтрак одно и то же: тосты из хлеба на закваске и взбитый мед. Режет золотисто-коричневые ломтики поджаренного хлеба на четыре части, складывает на сложенное вдвое бумажное полотенце, потом мажет каждый квадратик толстым, словно крем на пирожном, слоем масла и добавляет сверху щедрую порцию меда. В детстве я видела это сотни раз, и до сих пор, когда я болею, тосты с маслом и медом для меня лучшее лекарство.

Би не отличается красотой. Она выше большинства мужчин, у нее широкое лицо, массивные плечи и большие зубы. Тем не менее, на старых черно-белых фотографиях двадцатилетняя Би выглядит довольно хорошенькой, как все юные девушки. Когда я была маленькой, мне особенно нравилось одно фото. В украшенной ракушками рамке, оно висело не на самом почетном месте в передней дома моего детства, и чтобы разглядеть его получше, нужно было взобраться на стул-стремянку. Старый, потрепанный снимок хранил изображение незнакомой мне Би. Беззаботная, она сидела в компании друзей на пляжном пледе и соблазнительно улыбалась. Другая девушка что-то шептала ей на ухо. Наверное, делилась секретом. Би сжимала длинную нитку жемчуга на шее и глядела прямо в объектив. Я никогда не видела, чтобы она так смотрела на дядю Билла. Интересно, кто стоял по другую сторону фотокамеры в тот день много лет назад?

– А что она сказала? – спросила я как-то раз у мамы, разглядывая фото.