Близнецы из Пиолана

В комнате для допросов воцарилось гнетущее молчание. Фабрегас стиснул зубы, словно загораживая путь словам, о которых он, возможно, пожалел бы после. Жан пристально разглядывал свои ладони, как будто читал по ним судьбу. Он сидел на том самом стуле, с которого недавно встал Рафаэль Дюпен, – и внезапно заметил у самого края сиденья, между своих раздвинутых колен, какой-то крошечный посторонний предмет, похожий на едва заметный выступ. Жан уже хотел машинально смахнуть его на пол, но в следующий миг его рука застыла в воздухе. Затем он осторожно сунул ее в карман, вытащил носовой платок, аккуратно подобрал им свою находку и поднес к глазам. Сначала он подумал, что это хлебная крошка, но нет, это оказалось нечто иное. И впервые за долгое время Жан улыбнулся.

– А ведь правду говорят, что грызть ногти – дурная привычка…

Фабрегасу понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, куда клонит бывший начальник. Взгляд капитана прояснился, затем снова помрачнел.

– Ты прекрасно знаешь, что я ничего не могу сделать. Как только станет известно, что я добыл материал для анализа ДНК незаконным путем, все мои дальнейшие действия будут также признаны незаконными.

– Твои – да, но не забывай, что я официально на пенсии и могу проводить свободное время как мне вздумается. Все знают, что я не теряю надежды раскрыть «Дело близнецов» и время от времени поднимаю старые связи, если мне требуется помощь. Мне достаточно попросить сделать анализ ДНК в частном порядке и принести тебе результаты. И тогда ты, как должностное лицо, возглавляющее данное расследование, просто обязан будешь принять эти результаты к сведению.

Фабрегас прекрасно понимал, что это весьма сомнительное предложение. Если их совместная авантюра будет раскрыта, то не только доказательства вины подозреваемого будут признаны недействительными, но хуже того – самого капитана наверняка отстранят от расследования. Фабрегас уже собирался отказаться, как вдруг в комнату вбежал Викар, даже не постучавшись.

– Извините, капитан, – произнес он, с трудом переводя дыхание, – но вам звонят из «Ла Рока».

За все время пути Фабрегас не сказал бывшему начальнику ни слова. Кошмар продолжался, и никакие разговоры не могли его остановить.

Директор сообщил им о пропаже ученика даже раньше, чем его родителям. В последний раз мальчика видел школьный надзиратель во время перемены – тот играл со своими друзьями во дворе. Но после того, как занятия возобновились, Габриэль Пенико, еще один учащийся второго класса средней школы[17], не явился на урок.

– Доктор Флоран была права! – наконец прорычал капитан. – Она мне говорила, что так и будет и что я не смогу этому помешать!

– Не зацикливайся на этом, Жюльен. Чувство вины – не лучший союзник, уж поверь мне. Если ты позволишь ему завладеть собой, оно в конце концов свяжет тебя по рукам и ногам.

Жану было хорошо знакомо это чувство беспомощности, и сейчас он понимал, что именно оно вызывает ярость у его бывшего подчиненного. Поэтому он настоял на том, чтобы сопровождать капитана. Расследование, которое вел Жан все эти годы, в конце концов изолировало его от коллег. Даже его помощники, хотя и не отказывались выполнять распоряжения шефа, смотрели на него как на человека, безнадежно увязшего в болоте. «Вот наш начальник, он маньяк», – говорили они новоприбывшим. Жан знал об этом. Он догадывался, что они сочувственно переглядываются у него за спиной, стоит ему отвернуться, и не мог злиться на них – они, в сущности, были правы. «Дело близнецов» стало его неотвязным спутником, бодрствующим день и ночь, и Жан не желал для Фабрегаса подобной участи. Пусть не повторяет его ошибок.

Габриэль Пенико был одним из тех подростков, которых они опрашивали накануне. Фабрегас просмотрел записи, которые сделал беседовавший с Габриэлем лейтенант, но там не оказалось ничего, что могло хотя бы намекнуть на столь неожиданное развитие событий. Габриэль был обычным ребенком, таким же, как сотни и тысячи его ровесников. Увлекался видеоиграми и футболом. Он сказал, что «Фейсбук» ему нравится, потому что «там прикольно и много разных видеоигр».

Еще до прибытия жандармов директор «Ла Рока», не дожидаясь распоряжений, вызвал к себе в кабинет учительницу Габриэля, мадемуазель Готье, а также школьного надзирателя, который последним видел мальчика на перемене.

Когда все пятеро, включая прибывших, расселись за небольшим столом для совещаний, Фабрегас без всякого вступления заговорил резким тоном, обращаясь к учительнице средних классов:

– Мадемуазель Готье, почему я не удивлен, увидев вас здесь? И почему вы сами, кажется, не слишком удивлены тому, что ваш класс превращается в какой-то Бермудский треугольник?

Учительница опустила глаза и покраснела до корней волос. Обвинения Фабрегаса были несправедливы, и он сам об этом знал, но надеялся с их помощью вызвать спонтанную реакцию, которая могла оказаться полезной в плане новых сведений.

– Я не понимаю, что происходит… – пролепетала мадемуазель Готье. – Я восемь лет работаю в «Ла Рока», и никогда…

– Не оправдывайтесь! – перебил ее директор. – Капитан, – обратился он к Фабрегасу, – ваши слова неуместны. Мы с коллегами собрались здесь, чтобы вам помочь, а не становиться мишенями для стрел вашего сарказма.

Фабрегас уже собирался ответить колкостью в том же духе, но перехватил взгляд Жана и сдержался. Немое послание напарника читалось без труда: сейчас не время сводить счеты.

– Простите, не расслышал вашего имени… – обратился Фабрегас к школьному надзирателю.

– Брюно. Брюно Жиандо.

– Месье Жиандо, вы не заметили ничего необычного в школьном дворе во время перемены? Например, каких-то посторонних людей?

– Директор меня уже об этом спрашивал.

– Теперь и я, в свою очередь, вас спрошу, месье Жиандо!

– Нет, я ничего такого не видел.

– Вы уверены?

– Послушайте, у меня без малого сто чертенят под присмотром! Я не могу уследить за всем вокруг! Я видел, как Габриэль играл с приятелями в футбол. Но не смотреть же мне было на него все время!

Надзиратель держался весьма агрессивно. Фабрегас подумал, что он боится потерять работу, поэтому старается выгородить себя в глазах директора.

– А вы, мадемуазель Готье, ничего не заметили? Каких-то изменений в поведении Габриэля в последнее время, пусть даже небольших?

Молодая женщина молча теребила в руках одноразовый носовой платок, который время от времени подносила к глазам. Наконец она слабо покачала головой.

– Расскажите мне об этом мальчике, – попросил Фабрегас уже более спокойным тоном. – Какой он?

Мадемуазель Готье глубоко вздохнула, прежде чем заговорить:

– Ну, что вам сказать?.. Габриэль… Он ангел. Всегда улыбается, со всеми ладит. Хорошо учится, старается. Хотя иногда любит подурачиться… Да, он стал немного разболтанным в последние недели, но в это время такое происходит со многими детьми… Учебный год тянется слишком долго для них, они еще маленькие… И вот осталась всего неделя до летних каникул… Терпеть уже невмоготу.

При мысли о том, что Габриэль может так и не порадоваться летним каникулам, учительница запнулась и замолчала. Ее душили слезы, которых она больше не пыталась скрыть.

Жан, который до сих пор не произнес ни слова, внезапно нахмурился. Что-то в словах мадемуазель Готье зацепило его внимание, но он не мог понять, что именно. Он попытался воспроизвести про себя фразу за фразой, сказанные ею, но поскольку беседа продолжалась, он не мог сосредоточиться. Жан сделал знак Фабрегасу, уведомляя, что ненадолго отлучится, и вышел из кабинета.

Оказавшись в коридоре, он принялся расхаживать взад-вперед, вспоминая каждую реплику. Он надеялся, что если восстановит ход беседы, слово или фраза, чем-то привлекшие его, всплывут сами. Итак, учительница сказала, что в последнее время Габриэль стал разболтанным… Жан вспомнил, что примерно то же самое она раньше говорила и о Зелии, но сама же дала этому вполне убедительное объяснение: к концу учебного года дети устают и становятся рассеянными. Жан замечал такое и за своим сыном. Нет, не то… Было еще что-то. Какое-то не совсем обычное слово… Прошло несколько минут, прежде чем Жан вспомнил его. «Ангел». Учительница сравнила Габриэля с ангелом. Подобное сравнение было нередким и применительно к Солен и Рафаэлю. К Солен – особенно часто после того, как нашли ее тело в белом платье и венке. К Рафаэлю – реже, но вполне заслуженно: черты его лица были почти такими же тонкими, а взгляд – таким же нежным, как у сестры. И еще он носил ангельское имя.

Как и Габриэль.

Жан Вемез научился не доверять совпадениям. Но какой-то тихий голосок нашептывал ему, что по этому следу стоит пойти. Жан достал смартфон и проверил кое-что в «Гугле». И почувствовал, как по спине пробежал холодок.

У Зелии тоже было кое-что общее с близнецами. Ее именины праздновались 17 октября. В тот же день, что и у Солен.

– Жюльен, ты что, не понимаешь? Мы имеем дело с тем же человеком, который похитил близнецов в восемьдесят девятом году! Он опять взялся за старое!

Фабрегас, сидевший за рулем, искоса поглядывал на напарника, не поворачивая головы. Жан был вне себя, его нервное напряжение ощущалось почти физически. Он едва дождался окончания беседы Фабрегаса с директором и сотрудниками школы, чтобы поделиться с ним своими открытиями. Теперь, когда они остались наедине, он говорил не умолкая. Слова обгоняли друг друга, Жан с трудом переводил дыхание.

– Мы должны начать все с нуля, – наконец завершил он.

Фабрегас знал: то, что он собирается сказать в ответ, не понравится бывшему начальнику. Поэтому нужно постараться обойти все острые углы.

– Жан, не забывай, что ты на пенсии, и нет никого, кто мог бы начать «Дело близнецов» с нуля – потому что никто больше им не занимается. Имей в виду, я сильно рискую из-за того, что ты вот так свободно разъезжаешь повсюду со мной.

– Да брось! Ясно как день, что речь об одном и том же похитителе. И ты прекрасно знаешь, что без меня тебе не обойтись!

– Это ты так считаешь. Но по факту, кроме совпадения имен, у нас ничего нет.

– Да, само по себе это мелочь, но я уверен, что за этим что-то кроется! Не бог весть какая зацепка, но уж какая есть. Извини, а много ли у тебя других?

На это Фабрегасу было нечего возразить. С самого начала его не оставляло чувство, что преступник либо сбил их со следа, либо каким-то образом всегда успевает оказаться на шаг впереди. Когда Надя вернулась домой, капитан был уверен, что ему удастся убедить ее рассказать обо всем. Результат: девочка покончила с собой еще до того, как он хотя бы попытался с ней поговорить. Рафаэль Дюпен, чье присутствие в «Ла Рока» в дни исчезновений детей делало его идеальным подозреваемым, был на допросе в жандармерии в то время, когда пропал Габриэль. И вот теперь Фабрегас, по сути, пытается отстранить от расследования единственного человека, который собрал абсолютно полное досье из материалов по «Делу близнецов», – сам не вполне понимая почему. Из страха, что его самого отстранят по какому-нибудь формальному поводу? Или из опасения, что Жан подорвет его авторитет у подчиненных? Но, какой бы ни была истинная причина, капитан понимал, что она не имеет никакого значения в подобной ситуации. Жизнь двоих детей важнее его карьеры и его самолюбия.

– А сам-то ты кого подозревал все это время? – наконец спросил он, как бы по умолчанию давая понять бывшему начальнику, что их сотрудничество продолжается.

– О, у меня длинный список.

– Ну что ж, надеюсь, ты свободен сегодня вечером?

Прибыв в жандармерию, они почти одновременно увидели сквозь полуоткрытую дверь, выходившую в коридор, скрещенные женские ноги, которых – Фабрегас мог поклясться в этом – до сих пор здесь не наблюдалось. Доктор Флоран расположилась в тесном кабинетике, который предоставил в ее распоряжение Викар. Выполняя просьбу о помощи следствию, она привезла заключение о самоубийстве Нади и теперь перечитывала его. Фабрегас, который еще не виделся с детским психологом после недавней трагедии, воспользовался случаем, чтобы поблагодарить ее за работу.

– Вы шутите?! – горько сказала она. – Если бы я сделала свою работу хорошо, Надя осталась бы жива.

Капитан пытался найти слова, чтобы ее утешить, но понимал, что их обоих теперь гнетет одно и то же чувство вины, которое не заглушить шаблонными соболезнованиями.

– Вы возвращаетесь сегодня вечером в Авиньон? – спросил он, чтобы сменить тему.

– А что, вы собирались пригласить меня на ужин?

Хотя Фабрегас не мог не заметить сарказма в ее голосе, он решил сделать вид, что принял это предположение всерьез.

– А что, неплохая идея! Надеюсь, пицца в нашей столовке вас устроит? Когда еще такое попробуете!

Доктор Флоран некоторое время ошеломленно смотрела на него, потом с легким смешком спросила:

– Вам уже говорили, что ваша манера сближаться с женщинами несколько… прямолинейна?

Чтобы сгладить неловкость, Фабрегас улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок, надеясь смягчить собеседницу, прежде чем объясниться.

– Понимаете, я бы с удовольствием пригласил вас в самый лучший местный ресторан, – извиняющимся тоном произнес он, – но дело в том, что мы с Жаном весь вечер будем изучать материалы следствия, и ваша помощь была бы весьма кстати.

– Моя помощь?.. Вы хотите, чтобы я побеседовала с еще одним ребенком?

– Нет-нет, мне просто хотелось бы получить психологический портрет нашего похитителя, хотя бы в общих чертах.

На сей раз доктор Флоран взглянула на него с искренним недоумением:

– Но я детский психолог, а не судебный психиатр!

– Я знаю. Но вы единственная, кто спрогнозировал похищение еще одного ребенка.

– А что, так и случилось?!

Фабрегас тут же осознал свой промах. Об исчезновении Габриэля на данный момент было известно лишь немногим посвященным. За исключением школьного персонала «Ла Рока», а также родителей подростка, с которыми местный штатный психолог беседовал прямо сейчас, пытаясь их успокоить, местные жители не знали о новом исчезновении. Поскольку они и без того уже пребывали в тревоге, было решено строго дозировать информацию, чтобы избежать паники, – Фабрегас понимал, что в ином случае он не сможет сохранить контроль над ситуацией.

Он вкратце пересказал последние события доктору Флоран и в заключение попросил сохранить всю информацию в тайне. Она некоторое время молчала, словно оглушенная этими известиями, затем кивнула в ответ на просьбу капитана.

Примечания