Скандальная история

Джейд села поудобнее, приготовившись слушать.

– Ты все еще здесь? Не поняла, что я сказал? – носком нового ботинка Диллон слегка подтолкнул в сторону лежащую собаку и отпер дверь вагончика. – Убирайся! – Дворняжка посмотрела на него скорбными глазами и опять легла на ступеньку, положив морду на передние лапы. – Делай как знаешь, – проворчал Диллон. – Но не жди, что я тебе что-нибудь дам.

Он захлопнул дверь с такой силой, что все сооружение закачалось. Достав банку содовой из холодильника, он стал дышать холодным воздухом, шедшим из открытой двери, затем выпил залпом полбанки, приложил ее ко лбу и прошептал:

– Проклятие!

Сейчас Диллон избегал всего, что могло заставить его думать или переживать. Семь лет назад он перестал чувствовать. Тогда он похоронил не только жену и сына, он похоронил свои чувства. Функционировало только тело. В душе было пусто и глухо. И ему это нравилось. Он намеревался так жить и дальше.

Диллон покинул дом, в котором умерли Дебра и Чарли, оставив там все. С того дня он держался особняком: не обзаводился ничем, кроме самого необходимого, что мог уместить в пикапе, оставался равнодушным к другим людям. Не задерживаясь подолгу на одном месте, не искал ни с кем дружбы.

На горьком опыте он убедился, что неважно, хорошо ли ты выполнил работу, неважно, стараешься ли оставаться порядочным человеком, все равно получишь по зубам или тебя накажут за проступок, о котором ты и не ведал. Его долги все накапливались, а платой оказалась жизнь любимых им людей.

Получив жесткий урок, Диллон выработал собственную философию, главным постулатом которой стала заповедь: «Не люби».

Он создал вокруг себя пустоту, где было безопасно и где исчезала любая боль. Иной жизни он не желал. Поэтому ему не нужна была и собака с ее привязанностью, и беспокойство из-за работы, которая уже до такой степени захватила его, что он готов был защищать ее, да еще думать при этом: «моя фабрика». И, безусловно, ему не нужны никакие любовные чувства, никакая женщина.

В сердцах Диллон захлопнул дверцу холодильника. Такая вот петрушка! А тут еще эта бессловесная дворняжка свернулась калачиком у его двери и лижет ему руку каждый раз, когда он выходит. И он уже защищает «Текстиль», как медведица медвежонка, и беспокоится, что земляные работы еще не начаты, и сердится на Джейд Сперри. А злость – это эмоция. А ему не нужны никакие эмоции, тем более, из-за женщины.

После нескольких недель жизни в Нью-Йорке, совещаний и встреч с мужиками в костюмах от «Барберри», чьи ладони никогда не знали мозолей, Диллон не мог дождаться начала строительства. И сейчас, когда он позволил себе впервые за много лет почувствовать интерес к работе, проект может лопнуть.

Дураку было ясно, что Патчетт не укатит в коляске в сторону и не будет разыгрывать из себя умирающего, когда в город ворвется новая компания, которая отодвинет его дело на задний план. Джейд Сперри не была дурочкой. Она заранее знала, что в лице Патчетта будет иметь врага. После тех слов, которыми они обменялись в зале, Диллон понял, что она уже давно враждует с ним и с его сыном.

Старик Патчетт сказал: «Как это у вас, черт возьми, хватило наглости объявиться в этом городе?»

Эти слова наводили на мысль о скандале. Возможно, Джейд покинула Пальметто с позором?

Диллон допил содовую и смял банку в руке. Он не мог представить, как такая спокойная, холодная, собранная, образованная мисс Сперри могла быть причастна к скандалу, особенно к безнравственному поступку. Вообще-то он не хотел думать о ней, но она постоянно занимала его мысли.

Диллон успокаивал себя тем, что это естественно. Она была его боссом. Ведь он думал бы о своем боссе, если бы им оказался мужчина. Но с другой стороны, если бы боссом был мужчина, то у него не возникали бы мысли, подобные тем, которые все чаще вызывала у него Джейд.

Физически он сохранял верность Дебре почти год после ее смерти. Но однажды холодным вечером он почувствовал себя так тоскливо в окружении малоприветливого пейзажа – какой это был штат? Монтана? Айдахо? – что прихватил в баре женщину и отвел ее в свой номер в мотеле. Но после этого он почувствовал к себе такое отвращение, что его одиночество только усилилось. Он оплакивал Дебру скупыми мучительными слезами. В отличие от его эмоционального нездоровья физическое состояние восстанавливалось: он вновь стал сильным и крепким. Во второй раз, когда в его постели оказалась женщина, все произошло без каких-либо затруднений. С третьего раза все пошло совсем легко. Но к тому времени у него появилась способность не смешивать физиологию и душу. Его тело имело право получать свое, и чувство вины было тут ни при чем. Он мог получать физическое удовлетворение без участия сердца и разума.

Подобная независимость физического и душевного только усиливала его влечение к женщинам. Они же находили его скрытую грубоватость даже возбуждающей. Его, казалось бы, оскорбительное поведение пробуждало в них материнские инстинкты. Но ни одна из них не вызывала в нем ничего, кроме похоти. Покидая их, он испытывал все то же непроходящее чувство вины. Имена и лица не задерживались в его памяти.

Теперь же женское имя и лицо снова завладевали его мыслями. Это-то его и беспокоило.

Дворняжка начала лаять.

– Цыц! – крикнул Диллон. Он услышал шум подъехавшей машины и открыл дверь. Джейд Сперри вышла из новенького, сверкающего пикапа с фирменным знаком «Текстиля» на дверце.

– Кусается? – спросила она, кивком головы указывая на собаку.

– Не знаю, она – не моя.

– Не думаю, что она знает об этом. Ведь она охраняет вас.

Слегка наклонившись и почмокивая губами, Джейд стала подзывать собаку:

– Иди сюда, собачка. – Собака перестала лаять, поскулила немного и сделала несколько шагов в ее сторону. Джейд протянула руку, и собака обнюхала ее, потом лизнула. Джейд потрепала ее за ухом.

– Настоящий сторожевой пес, – пошутил Диллон.

Выпрямившись, Джейд бросила ему связку ключей от машины.

– Надеюсь, он вам понравится. – Диллон поймал ключи на лету.

– Он – ваш, пока вы здесь работаете.

– Но у меня уже есть машина.

Джейд взглянула на его побитый обтрепанный пикап.

– Этот – для личного пользования. Для деловых поездок пользуйтесь, пожалуйста, фирменным автомобилем. Ведь вы представляете «Текстиль».

– Слушаюсь, мэм. Что еще изволите?

Она поднялась по ступенькам вагончика. Собака последовала за ней, повиливая хвостом. Джейд вынула из сумочки кредитную карточку бензозаправочной компании и протянула ее Диллону.

– Пользуйтесь этим тоже.

– Благодарю.

– Счета будут поступать прямо ко мне.

– Это, черт возьми, действительно будет лучше.

Он вел себя несносно и грубо, но ему было неприятно получать подарки от женщины. Это напомнило ему, как в свое время миссис Чандлер наставляла его: «Делай это, делай то. Не так резко. Сильнее. Медленнее. Быстрее». Диллон все схватывал на лету, а вскоре овладел своей собственной техникой. Она ему нравилась больше, чем та, которой он овладевал под руководством миссис Чандлер.

Конечно, подобное отношение к Джейд было неуместно и недопустимо, он это знал, но он ничего не мог с собой поделать. Диллон даже испытывал удовлетворение от того, что стоял на верхней ступеньке и Джейд приходилось откидывать голову, чтобы смотреть на него. Пусть она хозяйка и имеет средства на покупку новых джипов, но не надо покушаться на его мужское достоинство.

– Вы отвезете меня домой?

– Конечно.

– Мне бы хотелось сначала осмотреть офис, который вы здесь устроили. – Диллон не сдвинулся с места. Она улыбнулась ему с притворной любезностью. – Конечно, если сейчас подходящее время, мистер Берк.

Их взгляды скрестились, и он понял, что между ними продолжается схватка характеров. В конце концов он посторонился и пригласил ее войти в вагончик. Чтобы внутрь не вошла собака, он быстро закрыл дверь, но потом пожалел. Вагончик был слишком мал для двоих, по крайней мере так ему показалось, когда он остался наедине с Джейд.

Диллон никогда не видел ее одетой иначе, как в деловой костюм. Сейчас она была в джинсах и белом пуловере. Если бы он не знал, то никогда бы не подумал, что она уже рожала: ее бедра и зад были по-девичьи стройны, живот втянут, грудь…

Он прокашлялся.

– Телефон поставят завтра.

– Хорошо, – сказала Джейд, осмотрев конторку. Жилая часть вагончика была превращена в небольшое помещение для офиса. Единственными предметами, не относящимися к деловой обстановке, были радиоприемник и портативный телевизор. – Да, у вас тут тесновато.

– Мне не надо много места.