Розы от киллера

«Интересно, на что она смотрела», – подумал он. И пришел к выводу, что на белую карточку. Что интересного в запечатанной коробке с почтовой бумагой? Она могла иногда перечитывать некролог матери, просто чтобы вспомнить, но бумагу нужно было достать. Он готов был поспорить, что смотрела она на карточку. Тем интереснее было бы знать, откуда она взялась и что означала.

Наконец она задвинула ящик и встала. Расстегнула блузку и сняла ее. На ней был простенький бюстгальтер. Возможно, прозрачное и красивое белье с кружевами предназначалось для тех дней, когда ей не приходилось делать четыре операции. Или для мужчины, приславшего ей карточку.

Затем она сняла брюки.

Именно в этот момент Вик понял, что затаил дыхание и заставил себя дышать нормально, насколько это было возможно. Разве может нормальный мужик дышать ровно, наблюдая, как женщина раздевается? Он таких не знал. Пожалуй, стоит этот вопрос изучить.

Пока же он глубоко вдохнул и шумно выдохнул.

И в этот момент, как будто почувствовав его дыхание на своей коже, она с тревогой посмотрела на окна и тут же выключила лампу. Затем неясный силуэт появился около окон, жалюзи плотно закрылись, спрятав ее от его взгляда.

Зажегся свет в ванной комнате, горел минут десять. Достаточно, чтобы вымыться с помощью тех душистых гелей. Возможно, она воспользовалась розовой бритвой. Наверное, она почистила зубы и свернула тюбик снизу, прежде чем положить его в шкафчик над раковиной.

Затем в доме стало темно, горел только свет в кухне. Вик решил, что прямо из ванной она отправилась в постель.

Теперь она, скорее всего, спала между желтыми простынями, положив голову на подушку.

Он помнил эту подушку. Он долго тогда смотрел на нее, потом снял свои латексные перчатки, взял ее в руки и поднес к лицу. Только на секунду. Ровно на столько, на сколько позволительно хорошему детективу.

Об этом он тоже не рассказал Орену.

6

Это был лучший в Форт-Уэрте мексиканский ресторан, что делало его, по мнению Лозадо, лучшим рестораном в городе вообще.

Он приходил сюда из-за еды и особого к себе отношения. Он вполне обошелся бы без трио гитаристов, бродящих между столиками и поющих мексиканские песни громко, но довольно бездарно. Интерьер создавался, по-видимому, кем-то, разгулявшимся в приграничной лавчонке и скупившим все сомбреро подряд.

Но кормили там великолепно.

Он сидел за своим привычным столиком в углу, спиной к стене, и потягивал текилу, которой заканчивал ужин. Он бы пристрелил любого, посмевшего предложить ему зеленую замороженную смесь из автомата, которую у них хватало наглости называть «Маргаритой».

Перебродивший сок агавы стоил того, чтобы пить его в чистом виде. Он предпочитал бесцветный вариант, зная, что золотой текилу делают искусственно.

Он плотно поужинал, не заботясь о том, сколько в съеденном им блюде жира и калорий. Природа наделила его стройностью, ради которой многие вступали в клубы здоровья и истязали себя до седьмого пота на тренажерах. Он не потел никогда. Никогда. И единственный раз поднял гирю только для того, чтобы пристукнуть ею одного идиота.

Он допил текилу и оставил на столе сорок долларов. Это вдвое превышало его счет, но зато он мог быть уверен, что в следующий раз его столик будет в его распоряжении, когда бы он ни пришел. Он кивнул на прощание хозяину и подмигнул хорошенькой официантке.

Ресторан находился в историческом центре города. Сегодня на пересечении улиц Главной и Биржевой толпились туристы. Они покупали дешевые техасские сувениры вроде шоколадок в форме коровы или заспиртованных гремучих змей. Те, кто побогаче, обзаводились сделанными вручную сапогами от легендарного Ледди.

Из небольших заведений доносился запах жаренного на углях мяса, привлекая туристов. Из открытых дверей бара несло прохладой и запахом пива.

Улицы были забиты разномастным транспортом, от замызганных грузовиков и семейных фургонов до изящных и дорогих европейских моделей. Группы молодых людей бродили по деревянному тротуару. Родители фотографировали детей, посадив их на усталого длиннорогого бычка.

Иногда попадался настоящий ковбой. Этих можно было отличить по приставшему к сапогам навозу и круглой выпуклости в заднем кармане джинсов «Вранглер» – непременной коробке с табаком. Они посматривали на тех, кто подделывался под ковбоев, с нескрываемым и вполне оправданным презрением.

Царила атмосфера беззаботности, спокойствия и невинности.

Лозадо не принадлежал к этой толпе.

Он забрал свой серебристый «Мерседес» у мальчишки, которому заплатил двадцать долларов за то, чтобы тот посидел в машине, и поехал по Главной улице, через реку и дальше, в центр города. Меньше чем через десять минут он передал машину дежурному по парковке, пересек отделанный гранитом и мрамором холл «Тринити Тауэр» и поднялся на лифте на верхний этаж.

Он купил этот пентхаус сразу же, как квартиры в реконструированном здании поступили в продажу. Как и у большинства домов на Сандэнс-сквер, внешний вид здания сохранили, чтобы не нарушать исторических традиций этого района. Изнутри же все выкинули, укрепили каркас с помощью самых современных методов с тем, чтобы он смог выстоять даже перед торнадо, и превратили его в комфортабельный жилой дом.

Купив огромную квартиру за огромные деньги, Лозадо потратил еще два миллиона, чтобы превратить ее в копию квартиры, которую он присмотрел в «Архитек-черел дайджест». Большие затраты он компенсировал, выполнив еще три заказа.

Он вошел в квартиру, где его встретила тишина, разительно отличающаяся от праздничной площадной суеты. Скрытые лампы бросали мягкий свет на блестящий паркет, на котором местами лежали меховые коврики. Каждая поверхность была гладкой и отполированной – дерево, покрытое лаком, плитка, металл.

Большинство мебели красного дерева было встроенной. Свободно стоящие предметы были обтянуты либо кожей, либо меховыми шкурами.

Гордостью его гостиной был огромный аквариум, стоящий на мраморном пьедестале, по высоте достигающий колена. Аквариум занимал площадь в восемь квадратных футов и был глубиной в ярд. Это сооружение – единственное отклонение от рисунков, какие он облюбовал в журнале. Но это было необходимо. Внутри аквариума он устроил великолепное убежище для своих любимцев.

За температурой и влажностью велось непрерывное наблюдение. Чтобы они не поубивали друг друга, Лоза-до следил, чтобы всем хватало пищи. На данный момент в аквариуме находилось пять жильцов, но иногда бывало и восемь, а один раз – всего три.

Имен у них не было, это было бы смешно, а никто никогда не сможет обвинить Лозадо в том, что он смешон. Но он знал каждого в отдельности, иногда доставал их из аквариума и играл с ними.

Двух он контрабандой вывез из Мексики. Они жили у него меньше года. Дольше всех у него жила самка самого обычного для Аризоны вида. Ее нетрудно было достать, и стоила она немного, но он к ней привязался. В прошлом году она родила тридцать одного детеныша, но Лозадо их всех убил, стоило им слезть с ее спинки, тем самым заявив о своей независимости от матери. Оставшаяся парочка была более редкого вида, их укус считался смертельным. Их трудно было не полюбить, ведь достать их оказалось неимоверно сложно, а заплатить пришлось кругленькую сумму.

Они были самыми великолепными скорпионами, какие только водятся в мире.

Он остановился, чтобы поговорить с ними, но играть не стал. Как человек деловой, он первым делом проверил, нет ли для него посланий на автоответчике. Ничего не было. Он подошел к бару в гостиной и налил себе еще текилы в хрустальный бокал баккара и отправился с ним к окну во всю стену, откуда открывался превосходный вид на ночную реку, в честь которой был назван дом и соседние небоскребы.

Он поднял шутливый тост в честь Центра правосудия графства Таррант, затем повернулся в противоположную сторону и салютовал складу, расположенному за железнодорожным полотном.

Сейчас там располагалось агентство по торговле машинами. Но двадцать пять лет назад, когда Лозадо совершил свое первое убийство, это сооружение из гофрированного железа пустовало.

Томми Салливан был его другом. Он ничего против парня не имел. Они никогда не ругались. Просто судьба распорядилась так, что Томми оказался в неподходящем месте в неподходящее время. Стояло жаркое лето. Они зашли в пустой сарай, потому что больше делать было нечего. Скука привела их туда, и она же оказалась причиной, по которой он убил Томми.

Томми шел на несколько шагов впереди Лозадо, которому вдруг пришло в голову, что будет совсем легко обхватить Томми сзади, за шею, и вонзить нож в его яремную вену.

Он все проделал только для того, чтобы убедиться, что он на это способен. Труп Томми доказал, что да, способен.

Он правильно сделал, что напал на него со спины, потому что кровь текла из Томми почти вечность. Лозадо гордился, что сумел сам не перепачкаться. Но в общем и целом убить Томми оказалось проще пареной репы. И так же легко не попасться. Он просто пошел к нему домой и спросил его мать, дома ли Томми. Она сказала, что нет, но если он хочет, то может зайти и подождать, рано или поздно Томми появится.

Вот так вышло, что Лозадо после убийства Томми провел время в его доме, слушая его стерео и с нетерпением и сладостной дрожью ожидая, когда в дом Томми принесут ужасное известие.

Приятные воспоминания прервал стук в дверь. Он по привычке подошел к двери осторожно, зажав в руке нож. Заглянул в «глазок», увидел знакомую горничную в форме, отпер замок и открыл дверь.

– Уборка требуется, мистер Лозадо?

Жильцам этого дома предоставлялись услуги дежурного на парковке, консьержа и горничной дважды в день. Она прошла в спальню и занялась уборкой. Лозадо налил себе еще текилы и вернулся в кресло около окна, положив нож на стол так, чтобы до него легко было дотянуться. Он уставился на огромный экран на противоположной стороне улицы. Показывали какой-то фильм, но он его не видел.

Все его мысли были заняты разговором с Ренни Ньютон. Он улыбнулся, вспомнив ее тщетную попытку казаться недоступной. Нет, она просто очаровательна.

Горничная подошла к нему поближе.

– Хотите, чтобы я задернула шторы, мистер Лозадо?

– Нет, спасибо. Ты оставила шоколадки на подушке?