Женщина одобрительно кивнула, словно ожидала именно такого ответа. Её глаза на мгновение потухли, и в их взгляде появилось что-то иное – не то жалость, не то укор.
– Я живу рядом, – добавила женщина после короткой паузы, когда её глаза на миг потухли, сменив испытующий блеск на выражение, в котором Анна уловила то ли жалость, то ли укор. – Меня Ниной зовут. Если что, обращайтесь. Только не выходите по ночам. Здесь бывает… странно. – Последние слова она произнесла почти шёпотом, но в их звучании было что-то настораживающее, почти пугающее.
Анна молча кивнула, не зная, что ответить. Имя Нина прозвучало как нечто обыденное, но при этом чуждое, словно оно давно вписалось в эти места и хранило их секреты. Женщина ещё мгновение постояла, словно оценивая её, затем развернулась и неторопливо зашагала в сторону своего дома. За её спиной по тропинке тянулся длинный тёмный шлейф плаща, который казался частью её самой, будто бы она была тенью, обречённой бродить по этим местам вечно.
Когда фигура старухи скрылась за углом, Анна обернулась к своему дому. Дверь встретила её всё той же безмолвной тяжестью, словно взирая на неё из глубин далёкого прошлого. Она вынула ключ, который казался неожиданно тяжёлым в её руках, и вставила его в замочную скважину. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом раздался тихий скрежет, и дверь поддалась.
С первого шага внутрь Анну окутало знакомое, но давно забытое чувство – запах старого дерева, сырости и чего-то ещё, неуловимого, что всегда было частью этого дома. Холл встретил её полумраком: свет, проникающий сквозь узкие окна, был слабым и рассеянным, а тени ложились так густо, что казалось, будто они жили здесь своей собственной жизнью.
Анна сделала несколько шагов вперёд, всматриваясь в знакомые очертания мебели, покрытой тонким слоем пыли. Её взгляд упал на старый комод, возле которого лежал небольшой ворох засохших листьев, занесённых ветром через щель в оконной раме. Комод выглядел так же, как и много лет назад, но теперь он казался ей каким-то угрюмым, словно хранил в себе тайны, которые лучше было не трогать.
Оставив чемодан в доме, Анна вышла на улицу, надеясь глотнуть свежего воздуха и осмотреть двор. Стоя у крыльца, она огляделась. Дом выглядел таким, каким она его помнила, но окружение будто изменилось, покрытое невидимым налётом времени. Её взгляд скользнул по старому забору, покосившемуся сараю и кустам, что, казалось, росли хаотично, скрывая неведомое. Анна решила обойти дом кругом, словно пытаясь отыскать здесь свои воспоминания, спрятанные в тенях прошлого.
Она шла медленно, проводя рукой по шершавой поверхности стен, на которых время оставило свои следы. Заглянула за угол, где детство рисовало ей сказочные картины в этих кустах, а теперь ветви выглядели угрюмо, словно укрывали от неё что-то важное. Когда она обошла дом с другой стороны, взгляд её наткнулся на старый гараж. Он казался запертым навсегда: ржавые створки со стёршимися ручками плотно прилегали друг к другу, а на стенах цеплялись клочья паутины, словно природа пыталась окончательно поглотить это место.
Анна осторожно шагнула в тёмный, пыльный гараж, где воздух пах старым маслом и сыростью. Свет из окна, забрызганного грязью, едва проникал внутрь, отбрасывая бледные пятна на покрытые пылью стены. В углу, прикрытая выцветшей тканью, стояла старая машина. Её очертания были едва различимы, но Анна сразу узнала силуэт – это был автомобиль, который её мать водила в последние годы. Анна помнила, как в детстве мама сажала её на переднее сиденье, и они вместе отправлялись в маленькие путешествия – в магазин на окраине, на берег реки или просто в центр городка за мороженым.
Она подошла ближе, осторожно потянула за край ткани, и перед её глазами открылся знакомый вид: выцветший кузов, облупившаяся краска, зеркала, давно потерявшие блеск. На пассажирском сиденье лежала старая плюшевая игрушка – заяц с одним оторванным ухом. Анна взяла его в руки, и воспоминания нахлынули потоком: она, маленькая, сидит рядом с мамой, крепко прижимая зайца к груди, пока мама рассказывает истории или напевает старую песню, чтобы успокоить её страх перед громким дождём, барабанящим по крыше машины.
– Кажется, это было так давно, – прошептала она, и её голос эхом отразился от стен гаража. – Но почему-то такое чувство, будто это было вчера.
Она ещё немного постояла, гладя плюшевую игрушку, затем аккуратно вернула её на место и снова накрыла машину тканью. Возвращение в этот дом пробуждало что-то важное, что-то, что она не могла пока до конца осознать.
На улице прохладный ветерок качнул длинные, обветшавшие цепи старых качелей, стоявших во дворе. Их скрип разнёсся по тихому участку, вызывая в Анне одновременно тревогу и странное тепло. Она вспомнила, как в детстве проводила здесь часы, пока мама осторожно толкала её вперёд, а цепи тихо звенели.
– Держись крепче, моя девочка, – звучал в голове голос матери. – Лети к звёздам, только не забывай возвращаться на землю.
Тогда она смеялась, зажмуривая глаза от ветра, который трепал её волосы. Каждое движение качелей вверх казалось полётом в небо, а каждый спуск – возвращением в надёжные мамины руки. Анна медленно провела рукой по прохладному металлу сиденья, теперь уже покрытому ржавчиной.
– Ты всегда держала меня крепко, мама, – тихо сказала она, чувствуя, как внутри неё рождается странная смесь грусти и благодарности. Эти качели, эти простые моменты были всем миром её детства, который теперь казался таким далёким и недосягаемым.
Она стояла во дворе, окружённая зимней прохладой, думая о том, как время изменило всё вокруг. Но в этих переменах были и проблески неизменности – в запахе морозного воздуха, в скрипе качелей, в самом чувстве дома, который снова стал для неё не просто местом, а чем-то гораздо большим.
Она вздохнула, ощущая, как усталость от долгой дороги начинает давить на плечи и вернулась в дом.
Старая лестница жалобно скрипнула под её ногами, когда Анна осторожно поднялась на второй этаж. Свет, проникающий сквозь узкие оконные рамы с потрескавшимися стеклами, ложился на стены тонкими полосами, как плети давно забытого времени, оживляя пыльные тени, копившиеся здесь годами. Воздух был тяжел и застоялся, пахнул сыростью, сухим деревом и чем-то ещё, неуловимым, словно остаток чьего-то присутствия, растворённого в слоях прошлого.
Комнаты наверху казались меньше, чем она их помнила, но всё в них оставалось почти нетронутым: та же выцветшая обивка кресел, та же низкая тумбочка у окна, те же потрёпанные книги на полке, чьи корешки давно поблекли. Войдя в первую комнату, Анна остановилась, внезапно ощутив, как воспоминания начали медленно просачиваться в её сознание, будто бы невидимая рука приоткрыла дверцу давно запертого шкафа в её памяти.
Она обвела взглядом стены. Здесь когда-то была её спальня. Она помнила, как вечерами, перед сном, лежала на узкой кровати, смотрела на этот самый потолок с тёмными балками и прислушивалась к звукам ночи. Тот тихий шорох за стенами, те отдалённые, еле уловимые шаги, которые иногда раздавались в коридоре, тогда казались ей обычными шумами старого дома. Но теперь эти звуки всплыли в её памяти иначе, с налётом необъяснимого страха, который она когда-то не осознавала.
Анна подошла к окну и опёрлась на подоконник. За стеклом расстилался унылый пейзаж: серое небо, голые деревья, едва виднеющийся вдали лес, простиравшийся плотной стеной. Она вспомнила, как в детстве часто сидела здесь, смотрела на лес и представляла себе, что там, в густой чаще, скрываются таинственные существа, невидимые для человеческого глаза. «Лес видит больше, чем люди», – как-то сказала ей мать, и эти слова всегда оставались в её памяти, как нечто загадочное, пугающее и манящее одновременно.
Внезапно её взгляд упал на полку у стены, где стояли старые книги. Она подошла ближе и провела рукой по их пыльным корешкам. Многие из них она помнила: сказки, детективы, старые романы, которые когда-то заполняли её дни. Анна сняла с полки одну из книг, открытую ею много лет назад в совсем другом настроении. Тогда это было время любопытства, время, когда каждый день казался длинной дорогой, полной открытий и приключений. Но теперь всё это казалось лишь далёким отблеском прежней жизни, ускользающим, как свет уходящего солнца.
Открывая книгу, она обнаружила внутри тонкую, пожелтевшую от времени закладку, сделанную из листа бумаги. На нём был аккуратно выведен детский рисунок – дом с маленькими окнами и высоким крыльцом, за которым простиралась густая лесная чаща. Внизу, детским почерком, было выведено слово «Тень». Анна невольно вздрогнула, хотя точно помнила, что это был её собственный рисунок, сделанный много лет назад. Почему она назвала его так? Она не помнила. Возможно, тогда это было просто игрой, бессмысленным детским порывом. Но теперь это слово вдруг обрело для неё пугающий оттенок.
Отложив книгу, она прошлась по комнате, снова и снова оглядывая знакомые предметы. И вдруг её взгляд зацепился за старую коробку, стоявшую в углу, наполовину прикрытую покрывалом. Сердце заколотилось чуть быстрее, когда она подошла ближе и осторожно подняла крышку. Внутри лежали её детские игрушки – потрёпанные куклы, мягкие звери с выцветшей шерстью, мелкие безделушки, которые когда-то были её сокровищами. Но среди этих вещей было ещё кое-что – старый фотоальбом, который она не видела уже много лет.
Сев на пол, Анна открыла альбом и начала перелистывать страницы. С каждой новой фотографией, с каждым знакомым лицом память всё отчётливее возвращала её в прошлое. Вот она с матерью, стоящая на крыльце этого дома. Вот её отец, который ушёл из семьи, когда Анна была ещё ребёнком. Вот её первые дни в школе, где она всегда была тихой и немного замкнутой девочкой. Но на одной из последних страниц что-то заставило её остановиться. Это была странная фотография – старая, выцветшая, с изображением дома, снятого с заднего двора. На первый взгляд в ней не было ничего необычного, но Анна почувствовала, как по коже пробежал холодок. В левом углу снимка едва заметной тенью виднелся силуэт человека. Он стоял на краю леса, почти сливаясь с деревьями. Лицо его было неразличимо, но Анна ощутила, как её охватывает странное, необъяснимое чувство, будто этот человек смотрит на неё сквозь время.
Она попыталась вспомнить, кто это мог быть, но память упрямо молчала. Положив альбом обратно в коробку, Анна встала и посмотрела на окно. Лес за домом, казалось, подступал всё ближе, его тёмные стволы образовывали густую стену, за которой скрывалась тьма.
«Почему я вернулась сюда?» – спросила она себя, чувствуя, как страх, смешанный с тоской, начинает переполнять её. Но ответа снова не последовало. Лишь шёпот ветра за стеклом, тонкий и протяжный, словно голос самого дома, тихо звучал в её ушах, оставляя холодный осадок на сердце.
Лес за домом Ковалёвых встречал его неприветливым шёпотом ветвей. Григорий держал фонарик, его свет выхватывал из темноты лишь узкие полосы пространства. Дождь, прошедший накануне, оставил землю влажной и скользкой.
Одна из местных женщин, старая Нина, указала на это место:
– Я видела её в последний раз там, у края леса. Она стояла, как будто ждала кого-то.
Но в её голосе слышалась неуверенность, словно она боялась сказать больше. Григорий не стал настаивать, но в записной книжке сделал пометку: “Ковалёва могла пойти в лес добровольно. Причина?”
Когда он углубился в чащу, ему показалось, что за ним следят. Лесной воздух, тяжёлый и влажный, напоминал дыхание чего-то невидимого.
Скрип двери эхом разнёсся по пустому дому, отражаясь от его старых, промёрзших стен. Анна, держа в руках стакан воды, замерла на мгновение. Звук показался ей слишком громким, неестественным, словно его усилили невидимые уши, притаившиеся в тёмных углах. Она обвела взглядом коридор, из которого только что вышла, и, ничего не увидев, медленно вернулась в гостиную.
Здесь, как и в остальном доме, царил полумрак. Единственный источник света – лампа с мутным стеклом, стоявшая на старом комоде, – лишь слабым сиянием разгоняла густые тени, скрывавшиеся в углах комнаты. Время, казалось, остановилось здесь много лет назад: тяжёлые шторы на окнах не двигались, даже когда снаружи поднимался ветер; мебель оставалась на тех же местах, где её оставили после исчезновения матери, а пыль, покрывавшая всё вокруг тонким слоем, напоминала саван, окутывающий забытые вещи.
Анна поставила стакан на стол и опустилась в старое кресло. Оно встретило её мягким, но прохладным прикосновением, будто бы впитав за долгие годы холод, которым теперь делилось со своей новой хозяйкой. На секунду ей стало уютно, почти спокойно. Однако это чувство длилось недолго. В тишине дома было что-то неправильное. Это была не обычная, успокаивающая тишина, а густая, осязаемая тишина, от которой закладывало уши, словно вокруг неё находился невидимый вакуум, вытягивающий из воздуха любые звуки.
Она закрыла глаза, пытаясь отдохнуть хотя бы немного, но едва её веки опустились, как из глубины дома донёсся тихий, почти неслышный шёпот. Сначала она подумала, что ей это просто почудилось – дом старый, может, ветер прошёл сквозь трещины в стенах. Но шёпот повторился. Он был тонким, пронзительным, словно произносил слова на грани слышимости.
Анна резко открыла глаза, ощущая, как её сердце начинает биться быстрее. Шёпот стих, но теперь она уже не могла списать это на воображение. Она встала с кресла, стараясь действовать спокойно, но её руки дрожали. Сделав несколько шагов, она остановилась у порога гостиной и прислушалась. Тишина. Но стоило ей повернуть голову к лестнице, ведущей на второй этаж, как шёпот снова зазвучал – уже отчётливее, словно исходил откуда-то сверху.
Холод прошёлся по её коже. Анна знала, что наверху никого нет. Она была здесь одна. Или… нет? Она заставила себя сделать шаг вперёд, затем ещё один. С каждым новым шагом шёпот становился всё слабее, а когда она оказалась у подножия лестницы, он вовсе прекратился. Её охватило странное ощущение, будто дом следит за каждым её движением.
Она стояла, не двигаясь, и смотрела на тёмный пролёт лестницы, уходящий вверх, в тень. Вдруг из-за двери, ведущей на чердак, послышался едва различимый скрип, как будто кто-то тихо двинулся внутри. Анна инстинктивно попятилась, стараясь не издать ни звука. В её голове мгновенно возникли десятки мыслей, но ни одна из них не приносила облегчения. Может, это просто ветер? Может, старая дверь рассохлась и поэтому скрипнула?
Но глубоко внутри она знала, что дело не в этом. Дом словно жил собственной жизнью, дыханием которого были эти шорохи и скрипы, а голосом – этот странный шёпот, обращённый к ней.
Анна обернулась и, почти не осознавая своих действий, вернулась в гостиную, стараясь не смотреть на лестницу. Когда она села обратно в кресло, её дыхание было прерывистым, а руки всё ещё дрожали. Она хотела убедить себя, что это просто усталость, нервное перенапряжение после долгой дороги, но не могла. Это место всегда было пропитано странной, гнетущей атмосферой, и теперь она чувствовала это сильнее, чем когда-либо.
– Просто усталость… – прошептала она, словно пытаясь убедить не только себя, но и сам дом.
Но даже эти слова, произнесённые ею вслух, звучали здесь неуместно, словно чужое вмешательство в некую давнюю, неприкосновенную тайну, о которой знали только стены этого дома.
Тишина снова окутала её, и в этой тишине Анна услышала собственное сердце, колотящееся в груди, словно предвещая, что эта ночь будет долгой и беспокойной. Она взяла с журнального столика книгу, одну из тех, что прихватила с собой в дорогу, и попыталась сосредоточиться на чтении. Но даже строки, выведенные на страницах, казались чуждыми и не приносили ни малейшего утешения.
Через некоторое время она поднялась, выключила лампу и направилась в свою спальню, оставив гостиную погружённой в полумрак. Поднявшись на второй этаж, Анна остановилась у двери своей комнаты. Пальцы коснулись холодной дверной ручки, и в этот момент она снова услышала шёпот – на этот раз он прозвучал у неё за спиной, едва различимый, словно исходящий из самого воздуха.
Она резко обернулась, но, конечно, никого не увидела. Лишь тени на стенах тихо шевелились в слабом свете, пробивающемся из окна. Анна вошла в спальню, закрыла за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, прикрыла глаза. Всё, что ей оставалось сейчас, – это пережить эту ночь. Завтра она постарается убедить себя, что это были лишь игра её воображения и усталости. Но глубоко внутри она уже знала, что вернулась не просто в дом своего детства. Она вернулась в место, где стены хранят тайны, которые, возможно, не следовало будить.
Глава 3. Зловещий дневник
На пожелтевшей странице старого блокнота лежали аккуратные записи:
"15 сентября 1995 года. Получил заявление об исчезновении Елены Ковалёвой. Местная полиция безуспешно занимается этим делом уже неделю. Женщина, по словам её дочери, просто исчезла из дома. Без следов, без причин. Единственное, что остаётся – провести собственное расследование."