– Пойдем уже, сколько можно стоять?! – блондинка взяла его за руку и потянула из кабины лифта.
Пашка на негнущихся ногах дошел до номера, провел ключ-картой по замку и просто ввалился внутрь.
Он кое-как снял кроссовки и только успел выпрямиться, как почувствовал шпильку, скользящую по его ноге.
– Я пьян, – сказал он все так же ухмыляясь.
– Разве это имеет значение? – шпилька продолжала скользить по его ноге, и губы блондинки были совсем близко.
– Для меня имеет, – он отодвинул ее от себя.
– Ну не будь таким врединой, – не унималась она.
– Уйди. Пожалуйста. Просто уйди.
– Уууу, – она сложила губы уточкой. – ну ладно. Если меня завтра администратор не будет пропускать, то мне сказать, что я к…? – Его глаза слипались и ему казалось, что текила сейчас вырубит его напрочь, – ну как тебя зовут – то, а?
– Это ненужная информация, – последнее, что прозвучало из его уст, перед тем, как он рухнул на пол.
***
Солнце уже встало и Ксюша, посмотрев в зеркало на свои опухшие от слез глаза, сказала: «Хватит рыдать! Он мизинца твоего не стоит! Немедленно прекратила!».
Приняв душ и приведя себя в порядок, она взяла пляжные принадлежности и вышла из номера.
Сердце стучало так быстро, когда она проходила мимо двери соседнего номера, что щеки стали пунцовыми.
Мысль о том, что он всю ночь провел с этой безупречной блондинкой, терзала ее и не давала покоя.
«Мне нет до этого никакого дела! Нет мне никакого дела! Мне совсем все равно», – она хотела проскользнуть мимо, но заметила, что дверь открыта…
«Мне все равно». Я иду мимо. Все равно мне», – она пыталась себя убедить, но руки помимо воли открыли дверь, а губы сказали: «Здравствуйте. Здесь кто-нибудь есть?».
Он лежал прямо на полу в коридоре, широко раскинув руки. Брендовый и красивый. Лежал во вчерашней одежде, сжимая трезвонящий телефон в руках. Лежал без признаков жизни.
– Паша!, – она подбежала к нему, и, сев на колени, начала хлопать по щекам. – Паша! С вами все в порядке?
Но он молчал.
– Да очнись ты уже! – она практически плакала. – Немедленно открой глаза! Мерзавец! Гусь напыщенный! Открывай глаза! Или ты думаешь, что я вечно буду сидеть здесь?
Она наклонилась, чтобы послушать, дышит ли он, а Пашка, будучи в полной уверенности, что это сон, повалил ее на пол, и, нависая над ней, сказал: «Снова ругаешься?»
***
Даже лежа на полу, она чувствовала, как кружится ее голова. Голова, в которой была только одна мысль: «Я хочу тебя поцеловать». От близости его тела мурашки, проклятые мурашки ползли по ее рукам. Она смотрела на него, широко открыв глаза, и надеялась на то, что он не прочитает в них эту единственную мысль.
Пашка тряхнул головой и стал убирать волосы с лица. И Ксюша поняла, что сейчас и ни секундой позже, она должна из-под него выскользнуть. Иначе потом не сможет.
– Ты чего творишь? – прерывисто сказала она, встав на ноги.
– Вредная? – он мотал головой из стороны в сторону, – Это не сон, что ли? Это и правда ты?
– Сам ты вредный! И идиот! И дурак! – она сдула прядь волос с лица и выбежала наружу.
Глава шестая
Она сразу вернулась в номер, для того, чтобы переодеться. Чтобы привести мысли в порядок и не встретить его, она решила уехать на экскурсию.
Еще один вызов себе. Она хочет сделать еще один вызов себе. Просто сейчас ей нужно было ощутить что-нибудь настолько эмоционально сильное, чтобы вытеснить его из головы.
Ай Петри – самое то, подумала Ксюша и пошла искать транспорт, на котором доберется до Ялтинской канатной дороги.
***
Пашка налил в стакан воды и, как в тумане, наблюдал за растворяющимся в воде аспирином.
На душе было паршиво. Но он говорил себе, что он – свободный человек, мужчина, в конце концов, который волен в поступках и решениях. Поэтому, как проводить свое время и с кем – это только его, Пашкино, дело.
И как ко всему произошедшему отнеслась вредная его совсем не волнует.
Он повторял это себе снова и снова. Но на душе было по-прежнему паршиво.
Почему-то ему хотелось, чтобы она думала о нем, как о хорошем человеке. Именно она. Именно эта вредная и не разбирающаяся в людях колючая девчонка.
Почему? Она была так не похожа на тех женщин, которые его окружали, своей искренностью, естественностью и эмоциональностью, что Пашке казалось, что с ней он может быть настоящим, и удушающая пустота, наконец-то, уйдет, и он сможет дышать полной грудью.
Он выпил аспирин, со стуком поставил стакан на стол, и решил, что не будет больше обманывать себя, перестанет говорить, что ему все равно, и обязательно сделает этот шаг. Шаг ей навстречу. Сделает, чтобы потом ни о чем не жалеть.
***
Еще одна канатная дорога, еще одна высота и она на вершине Ай Петри.
Воздух был настолько разряженным, что трудно было дышать. Голова сразу стала тяжелой, и Ксюша, добравшись до кафе, села за небольшой столик.
Ее взгляду предстали виды удивительной красоты, от которых захватывало дух.
Она молча смотрела на деревья, скалы, море и облака, плывущие по небу.
«Природа, все в тебе гармония», – думала она, подставляя лицо солнцу.
И как бы Ксюша ни старалась, но она продолжала думать о нем. Впервые ей захотелось ошибиться. Впервые ей захотелось выбросить весь жизненный опыт вот прямо с этой высоты и осознать, что люди могут не вписываться в ее стереотипы. Что внешний антураж и статус – это всего лишь мишура. Что душа того, кто под этой мишурой, может быть глубокой и чувствующей.
Таким был его взгляд. Там, в Испании, когда он сидел на валуне и смотрел вдаль. Сидел в одиночестве, не позируя для камеры, будучи уверенным в том, что его никто не видит.
Сжав пальцы настолько сильно, что побелели костяшки, Ксюша призналась себе, что он нравится ей. Брендовый, звездный, обжимающийся с безупречными красотками, самодовольный, грустный, жаждущий, что кто-нибудь рассмотрит его душу, напыщенный гусь. Нравился настолько, что от близости его тела мозг выключил все предохранители и перестал соображать, идя на поводу желаний. Она прекрасно помнила, как хотела его поцеловать. И это с ней было впервые.
Ксюша не заметила, что прикусила губу так, что во рту почувствовался соленый привкус.