
Умереть, чтобы жить
Глава 22
– Тут рядом есть водопад. Пойдем?
– Пойдем.
– Это неблизко.
– Тогда у меня есть одно условие.
– Какое?
– Говори со мной. Говори обо всем.
Он поднял на нее глаза и понял, что она предлагает ему выйти наружу. Выйти таким, каков он есть.
– Что ты хочешь услышать?
– Все, что ты захочешь мне рассказать.
И он стал говорить. С самого начала. С детского дома.
Кажется, что так много он не говорил за всю свою жизнь. Она молча слушала и понимала, теперь понимала, почему этот капюшон был на его голове в жаркий весенний день. Почему тогда, на смотровой, она спросила его о счастье. Спросила и не ошиблась.
– Хен, – сказала она, когда он замолчал. – Все может быть по-другому. В жизни все может быть по-другому. И только ты решаешь, быть этому или нет.
– Скажи, он знал, что ты ждешь ребенка?
Этот вопрос, как хлыст, ударил ее по лицу.
– Нет. Я так и не сказала ему.
– Но почему? Он имел право знать.
– Я не могла сказать ему об этом, зная, что он влюблен в другую женщину.
Он молча смотрел на нее. Теперь он понимал, что тот вопрос про счастье она задала не только ему. Тогда она, чувствуя себя преданной мужчиной, которого любила, задала этот вопрос и себе…
И никакое время, чтобы принять решение по поводу себя – недоженщины ей не нужно. Ей нужно, чтобы это решение принял мужчина. Принял и доказал, что ему нужна именно она, такая, какая есть. А она подумает, сможет ли ему доверять. Сможет ли быть с ним.
– Смотри, пришли, – опять воскликнула она.
– Ты когда перестанешь меня пугать?
– Тогда, когда ты перестанешь на меня ворчать!
И она бегом побежала к водопаду.
***
– Брр, холодная! – сказала она, подставив руку под воду.
– Конечно, холодная! Это же водопад!
– Давай, Хен! Давай сделаем это! – она крепко схватила его за руку и затащила под падающую воду. – Ааааааа, как холодно!
– Ты сошла с ума?!, – кричал он ей, но его слова заглушал шум воды.
Она развернулась к нему, и ее лицо оказалось в паре сантиметров от его:
– У тебя есть здесь и сейчас, чтобы жить, понимаешь? – Она сделала шаг назад, расправила руки как крылья и, опустив голову, закричала. Криком радости и восторга.
– Ты точно сумасшедшая! – улыбаясь, сказал он.
– Сделай это со мной, Хен!
Он повернулся к ней лицом, тоже сделал шаг назад, расправил руки и почувствовал, как мощная струя воды бьет по его телу. Развернув руки ладонями вверх, позволяя воде просачиваться через его пальцы, он закричал. Это был крик свободы. Его руки будто вбирали в себя силу потока, наполняя его, делая практически всемогущим.
Она смотрела на него и понимала, что он становится свободным. «Давай, Хен, ты сможешь! Не останавливайся, – думала она. Живи! Здесь! Сейчас!»
Он вытянул ее из-под струи воды. Оба дрожали от холода.
– Это было потрясающе! – сказала она, стуча зубами.
– Катя… ты можешь мне доверять.
Она подняла на него глаза…
– Бежим, нужно успеть домой до вечера. Если я заболею, Джин Хек меня убьет.
И она, как тогда, в парке, побежала от него.
– Все, больше не могу, – падая на траву, задыхаясь, простонала она.
Он стоял и хохотал над ней на все поле.
– Почему ты смеешься?
– Джин Хек в любом случае тебя убьет. Даже если ты будешь здорова. Посмотри, во что превратилась твоя одежда!
– О черт! – она с ужасом посмотрела на свой недавно еще белый костюм. Он был мокрым, с прилипшей к нему травой и землей. – О, черт!
А он так и хохотал, стараясь скрыть свое желание лечь рядом.
Будто прочитав его мысли, она сказала:
– Ложись.
Он выдохнул с облечением и растянулся рядом с ней.
– Смотри, какие облака! Знаешь, я всегда завидовала их свободе. Им нужно только движение ветра, чтобы двигаться куда угодно. Ты хотел бы быть этим облаком, Хен?
Он слушал ее, но не слышал. Потому что смотрел на ее губы, которые двигались, произнося слова… «Хотел бы я быть облаком? – подумал он. – Я бы хотел тебя поцеловать. Очень хотел». И опять эта чертова паника, будь она неладна, поступила к горлу.
– Ты вообще слушаешь меня?!, – гневно спросила она, облокотившись о землю.
«Опять этот бесовской огонь зеленых глаз», – думал он.
– Конечно слушаю, – ответил он.
– Тогда давай закроем глаза, – сказала она, ложась обратно на землю, – так лучше чувствуешь, что происходит вокруг.
Он не посмел ей перечить.
– Что ты чувствуешь, Хен? – спросила она через какое-то время.
– Тепло солнца, которое греет мое лицо. Ветер, обдувающий мои руки. Я слышу, как шелестит трава от легкого дуновения. Я чувствую запах цветов.
– Это и есть жизнь. Жизнь здесь и сейчас. Всегда что-то происходит. Что-то хорошее. Важно это чувствовать и ценить. Правда?
– Спасибо, Катя. Спасибо, что напомнила об этом, – сказал он шепотом.
Она ликовала, понимая, что маленькими шагами этот человек выходит из комнаты, в которую запер себя давным-давно.
В один момент он поднял руки ладонями вверх, будто хотел впитать в них все, что происходит сейчас, все до последней капли. И глядя на эти руки, сердце стало бешено колотиться. Теперь она знала, от чьих прикосновений ей стало спокойно и тепло… тогда…
– Пойдем, нас, наверное, все потеряли.
– Пойдем, поднимаясь с земли, сказал он, посмотрел на нее и захохотал.
***
– Ну и вид, вы где были? «Дождя вроде не было», —спросил Хен Шик.
– Мы ходили на водопад, – ответила Катя.
– Нечаянно в него упали и спасались целый день, – как всегда с усмешкой сказал Джи Соп.
– Ну да, кто-то в водопадах купается, а кто-то есть за безответственных дежурных готовит, – кольнул Ха Ныль.
– Слушай, – глаза Кати загорелись огнем, – у тебя пунктик на еде и готовке? Или на патриархате? Тебе только я не нравлюсь? Или все женщины? Или тебя, такого красавца, посмел кто-то бросить, и теперь ты мстишь всем женщинам в моем лице?
Кан Ха Ныль резко развернулся и, бросив на землю свой любимый нож, пошел в сторону.
– Я что, в точку попала? – спросила Катя, обращаясь ко всем сразу.
По гробовому молчанию она поняла, что оказалась права.
– Я найду его. «Я должна извиниться», —сказала она и пошла вслед за ним.
Катя нашла его сидящим под деревом. Облокотившись о ствол и запрокинув голову вверх, он смотрел на крону дерева и …плакал…
Она села рядом и, спустя какое-то время, сказала: «Прости. Я не имела права вот так, при всех говорить это».
Он посмотрел на нее взглядом, которого она не видела раньше, без вызова, без кричащего сарказма, и ответил: «Ты права. И ты меня прости».
Она понимала, что больше не нужно ничего говорить. И просто сидела с ним рядом.
– Пойдем, – вставая, она протянула ему руку, – темно уже. Я обещаю готовить завтра только для тебя.
Он взял ее за руку, поднялся с земли, и они медленно направились назад.
– Вид у тебя, что надо! – улыбнулся Джин Хек, – как у ребенка, вернувшегося с прогулки, на которую его впервые за долгое время отпустили.
– Прости, – и она сложила руки в извиняющемся жесте. Я сейчас приведу себя в порядок. А костер будет? – обратилась она ко всем.
– Иди уже! И оденься потеплее, – все так же с улыбкой на лице ответил Джин Хек.
Хен смотрел на своего друга и понимал: он влюблен. Влюблен в его Катю. А еще он с ужасом ждал эту игру. Игру в «хотел – сделал».
***
Она вернулась, когда все молча сидели у костра.
– А вы такие скучные! В армии что, развлекаться не принято?
– Ну почему же, можем и развлечься, – сказал Джи Соп, доставая бутылку рома, судя по этикетке.
– Да не об этом я! Кстати, Хен Шик, нам можно обзавестись музыкой? – спросила она.
– Твоих заданий становится все больше, – улыбнулся Хен Шик, – но я попробую сделать все, о чем ты просишь, раз для тебя – это важно.
– Спасибо, – ее лицо засияло.
– Ну что, поехали? – сказал Джи Соп, передавая рюмку Ха Нылю.
– Вы будете вот так молча пить? – удивилась Катя, – и все? Тогда игра «хотел – сделал» – это то, что надо!
Паника, опять эта паника… Хен нервно расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. «Что еще за игра? Что еще за какая-то дурацкая игра»?
– Правила очень просты, – продолжила Катя. – Сначала вы говорите то, что хотели сделать сегодня, потом отвечаете, сделали ли это. Если да – рюмка передается следующему. Если вы хотели что-то сделать и не смогли – пьете. Если не хотите озвучивать то, чего хотели – тоже пьете. Ну как? Все понятно?
Кажется, Хен знал, кто сегодня будет пьян.
***
– Начнем! – сказала Катя. – Поскольку предложение было моим, я говорю первая. – Я хотела подстричь волосы. Сделано! – И она передала рюмку Ха Нылю.
– Я хотел дочитать книгу. Сделано!
– Я хотел проверить свой талант поэта и написать стих, – сказал Хе Соп, – Сделано!
– Я хотел сделать наушники-переводчики. Но у меня нет нужных деталей. Заказать их я не могу, нигде достать – тоже. Так что, не сделано! – с грустью закончил Хен Шик, взял рюмку и выпил.
– Хорошо, что у каждого из нас язык был в профподготовке.
– Музыканты сейчас учат язык? – удивленно спросил Джи Соп.
– Музыка – это мое второе образование, по первому я – переводчик.
– Что будешь делать, если не сможешь играть, – кивком указывая на ее пальцы, спросил Джи Соп.
– Буду жить на берегу океана, писать или переводить книги, – мечтательно сказала Катя.
– Почему океан? Разве в Москве тебя никто не ждет? – удивленно продолжал диалог Ха Ныль.
– Да некому меня ждать. Мама умерла давно… Папа…, – и она замолчала, – погиб 4 года назад, Смирнов – я не знаю, где он. Но в том, что он будет меня ждать, я очень сомневаюсь.
Повисла неловкая тягучая тишина. Кате почему-то на секунду стало не по себе. Почему она ни разу не подумала о нем? Не задалась вопросом: все ли у него хорошо, где и с кем он сейчас, жив ли он вообще? «Все закончилось в тот день, – сказала она себе, – все закончилось. Я отпустила его. Я не сказала о том, что беременна, чтобы не лишать его свободы, чтобы освободить его от обещания, данного отцу, чтобы любить женщину-фейерверк. Поэтому мне не может быть не по себе. Поэтому мне не может быть стыдно за то, что я ни разу не подумала о нем».
– Твоя очередь, Хен, – решил разбавить нависшую тишину Джин Хек.
«А что я могу сказать? – думал он, – что? Что я, лежа на траве, как мальчишка, до беспамятства хотел целовать ее? И чтобы не сделать этого, мне пришлось приложить еще больше усилий, чем если б я осуществил задуманное?» – он молча взял рюмку у Хен Шика и выпил.
***
Наверное, было уже очень поздно, потому что заметно похолодало. Но они все так же сидели у костра и увлеченно говорили. Все, кроме Хена. Казалось, что под своим капюшоном, опять появившемся на его голове, он от чего-то прятался. Прятался и в конце каждого круга пил. Катя смотрела на него, но ни о чем не спрашивала, понимая, что любой шаг он должен совершить сам.
– Катя, что за игра такая? Откуда? – вырвал ее из задумчивости вопрос Джи Сопа.
– Мой отец был военным. Он любил повторять, что четкие действия есть за четко поставленными целями. Поэтому, наверное, я всю жизнь живу, как в этой игре, каждое утро спрашивая себя, чего я хочу. Мне нравится слышать себя и достигать результата. Если этого не происходит, я анализирую причины. Все это позволяет мне как бы следовать за истинной собой, наполняться и чувствовать себя счастливой. По крайней мере, я так считала до недавнего времени.
– Ты о том, что случилось с тобой? – спросил Джин Хек.
– Я просто не понимаю, – ответила она, – как все это вообще могло со мной произойти. Единственное, чего я не сделала из запланированного, – не поступила в военную академию после педагогического. Но я обещала маме, что не повторю судьбу отца. Обещала в тот момент, когда она умирала…
Так, как из вроде разумного человека я превратилась в ту, кто не управляет своей жизнью? Кому годами можно врать, и она не заметит, за чьей спиной можно любить другую, а она и не поймет? Кого пригласили на эту выставку играть в составе труппы, а потом, потом чуть не убили, втянув в какую – то непонятную игру.
– Чего ты хочешь от себя сейчас, Катя? – задал следующий вопрос Джин Хек.
– Я хочу научиться доверять людям и доверять себе. Я хочу не выдавать желаемое за действительное. Я хочу правильно читать этот мир, Джин Хек. Я хочу выпить! – и она захохотала, запрокинув голову назад.
– Ээээй, еще нельзя, – улыбаясь и грозя пальцем, ответил он, – лекарства еще пьешь!
– А чего хочешь ты, Хен? – вот так невзначай обратился к нему Хен Шик.
– По – моему, он хочет напиться, – улыбаясь, сказал Джи Соп, – весь мой ром почти один приговорил.
– Я? – Хен потряс головой – «похоже, я действительно напился», – я тоже хочу доверять людям и себе. Я тоже хочу правильно читать это мир.
– Ты не доверяешь себе, и считаешь, что неправильно читаешь этот мир, друг? – спросил Джин Хек.
– Ну, судя по тому, что я один здесь пью, я самый большой неудачник из всех, – сказал он, усмехнувшись. – Видимо, у меня нет осуществленных желаний. Катя, – обратился он к ней, – если ты мне не поможешь, я упаду прямо в костер.
Она смотрела на него внимательным изучающим взглядом.
Ответь мне на один вопрос, – с трудом продолжал он, не смотря на нее, – и, если ты сделаешь это, я смогу сказать «сделано».
– Да, – решительно сказала она.
– Как должен вести себя мужчина, чтобы женщина смогла ему доверять?
– Должен быть искренним, надежным настолько, чтобы рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. То же, Хен, что и женщина, желающая, чтобы мужчина доверял ей.
– Искренним? Но если искренность этого мужчины проявится в желании быть с ней?
– Ты сейчас говоришь о сексе?
«Господи, хорошо, что я пьян» – думал он.
– Или о близости? – продолжила она.
– Ребята, я пойду, – сказал Джи Соп.
– А я останусь, – Хе Соп наклонился вперед.
– Никто никуда не пойдет, – встав с места и снова сев на него, сказала Катя. – Думаю, что семь взрослых людей могут поговорить об этом.
– Ну так ты не ответил на вопрос, Хен.
– А что, есть разница?
– Я не могу отвечать за всех женщин. Но раз ты спросил об этом меня, скажу то, что думаю я. Мне не интересен секс. У меня нет потребности утолять голод своего тела простым чередованием действий и движений.
Нуждаюсь ли я, как любая женщина в близости? Да.
Но близость требует полного доверия. Доверия чувств, желаний, мыслей, эмоций другому человеку. Ты будто отдаешь себя ему, его рукам, губам, его телу, чувствуя при этом, что ты в полной безопасности, что именно здесь твое место; исследуешь вместе с ним каждое ощущение, отбросив стыд, страх, мысль о том, что ты несовершенен, что он сбежит от тебя поутру.
Ты уверен в том, что его руки и губы, тело – весь он, целиком, чувствуют любой сигнал, исходящий от тебя, и идут по его следам. Ты убежден, что главное, чего ты хочешь, – любить этого человека сейчас.
Хену стало нехорошо. Несмотря на то, что на улице было холодно, он расстегнул рубашку практически наполовину. Каким ущербным он чувствовал себя сейчас. Оказывается, все, на что он был способен ранее, – это простое чередование действий и движений…он обхватил голову руками и засмеялся. «Да ты животное», – подумал он.
– А если, Катя, мужчина сдерживает свое желание, чтобы показать женщине, что он не животное, он, получается, бездействует, не делает никаких шагов по отношению к ней?
– Это значит, что он впервые начал думать о женщине. Это значит, что этот мужчина имеет опыт отношений, основанный только на сексе, поэтому не умеет по-другому. Это значит, что ему очень многому нужно научиться. Например, любить.
– А в чем она, Катя, любовь?
– В глазах, прикосновениях, в поступках.
Стояла такая тишина, что в ней можно было услышать стук семи сердец.
– А если ему страшно, Катя? Страшно, что он не тот, что не сможет сделать ее счастливой, что когда-нибудь потеряет ее? – Хен чувствовал себя странно… Опустошенно-наполненным.
– Ей тоже может быть страшно, Хен. Просто каждый делает выбор. Если он, тот мужчина, так и не сделает шаг, значит его страх окажется важнее его желания быть с ней. И она это поймет.
«Душно… Почему так душно? Почему совсем нечем дышать?», – думал он.
Она видела, что с ним происходит. Она поняла каждый его вопрос, все, чем он обеспокоен, в чем сомневается, что ломает его изнутри. Но не собиралась ему помогать.
– Все, или ничего?!, – смотря прямо ей в глаза, спросил Джин Хек.
– Все, или ничего! – она подняла правую руку вверх.
***
Ливанул дождь. Так неожиданно, будто кто-то открыл кран, и огромные капли стали падать на землю.
– Бежим! – закричала Катя! И понеслась, как ураган, к дому.
– Почему она всегда носится, как ветер, Джин Хек? – опираясь на руку друга, спросил Хен. – Почему она смеется, запрокинув голову, а не прикрыв, как положено, рукой рот, почему она живет здесь и сейчас вопреки правилам и приличиям, почему она целует меня, а потом не подает ни одного чертового сигнала «можно», почему ей не интересен секс? Почему она такая непредсказуемая, неудобная, непонятная? Почему, Джин Хек?
– Потому что такой ее создал Бог. Потому что другая не зацепила бы твою душу. Потому что в другую ты бы и не влюбился.
– Поэтому ты тоже в нее влюблен… да, друг? – и Хен посмотрел ему прямо в глаза.
– Поэтому, Хен.
– И что же нам теперь делать?
– Ты имеешь в виду нашу дружбу? Друг – это навсегда. Я все еще твой друг.
– Тогда скажи, друг, что ей нужно на самом деле?
– Ты спрашиваешь меня о том, как я понял ее слова?
– Да, Джин Хек.
– Ей нужен мужчина. Близкий. Настоящий. Ей нужна любовь.
– Но как, друг? Как к этому прийти? Как им стать?
– Наверное, нужно очень сильно этого захотеть. Захотеть каждый день становиться лучшей версией себя. Захотеть сделать ее счастливой, видеть улыбку на ее лице. Доверять ее решениям. Читать ее желания. Позволить ей видеть себя таким, какой ты есть на самом деле, со своими достоинствами и недостатками. Разрешить ей быть несовершенной, неудобной, непонятной, непредсказуемой. Дать ей почувствовать, что ты единственный, с кем она на своем месте, что в твоих руках, – он замолчал, – ей спокойно и тепло.
– А ты и правда влюблен, Джин Хек.
– Правда… Кто бы мог подумать, Хен, что с нами такое может случиться?
– Никто. Но я рад, что ты все еще мой друг.
– Да, Хен, я все еще твой друг.
***
Хен проснулся от страшной головной боли. Виски сдавило так, будто кто-то зажал их огромными щипцами. «Идиот, – сказал он вслух, – надо же было так напиться»!
Свесив ноги с кровати, он рукой расчесал свои волосы и, скривившись от головной боли, подумал: «Не самый удачный день для лучшей версии себя… но, никто не говорил, что будет легко» …
Он тщетно пытался найти аспирин, но в глазах будто был песок. «Наверное, я слишком мало спал. – и он посмотрел на часы, – Только 5.45… всего-то около полутора часов. Но раз уже встал, то надо идти в душ, а потом становиться лучшей версией себя», – он стянул полотенце с двери и побрел в душевую.
***
Она так и не могла сомкнуть глаз. Ей было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Почему-то после, именно после всех этих разговоров ее бил озноб. Такое ощущение, что она, сдав экзамен, ждала, когда вывесят оценки. «Как глупо и так безрассудно было говорить такое мужчинам! – думала она, – ну что ты за дура такая?! Почему вечно говоришь то, что думаешь, вообще не фильтруя!?»
«5.55», – посмотрев на часы, подумала она, – «все равно не усну. До «женского» времени 35 минут. Ну кто из них в такую рань пойдет в душ? Тем более легли 1,5 часа назад…». Она взяла полотенце и пошла в душевую.
***
– Катя! Постой! – окликнул ее Хен Шик.
– Ты почему не спишь?
– Возьми. Ты хотела музыку. «Пока так», – он протянул ей старый мобильный с наушниками. – Пользоваться, как пле ером. Разберешься. Интерфейс английский. Музыку пока накидал сам. Но, если скажешь, что нужно, – добавлю!
– Ты волшебник! Хен Шик! Ты – волшебник! – она, улыбаясь, обняла его.
– Да пожалуйста, – он смущенно опустил глаза вниз.
«Ура! Ура!!! Ура!!!», – она прыгала от счастья. Ее музыка, ее любимая музыка снова была с ней. Она надела наушники и, нажав «play», пританцовывая с полотенцем в руках, направилась вперед.
«Как ребенок, – подумал Хен Шик, – как маленький ребенок».
Напевая мелодию песни и войдя в образ, она рванула дверь душевой и застыла, как вкопанная.
Широко расставив руки и облокотившись ими о стену, он стоял, подставив голову под струю воды.
Катя, как загипнотизированная, наблюдала, как эта самая струя воды стекала по его шее, в которую она еще так недавно уткнулась губами, вдоль лопаток, по пояснице, по ягодицам к самым пяткам. А потом, будто убедившись, что нежно погладила его всего, но недовольная тем, что так непродолжительно, она с тихим шумом, возмущаясь, стекала в слив.
Ей казалось, что она перестала дышать. Она хотела повернуться и уйти, но не могла пошевелиться, продолжая следить за движением струи снова и снова…
– Ты решила взглянуть на меня под другим углом? – вы рвал ее из транса его голос.
Он сразу заметил чье-то присутствие. И, судя по ползущим по спине мурашкам и подступившей к горлу чертовой панике, понял, что это она. Тысяча мыслей промелькнула в его голове за долю секунды. Но он решил не трусить. Он решил обнажиться перед ней. Полностью. Раз именно сейчас, в день, в который он решил стать лучшей версией себя, она открыла эту дверь.
Она ничего не понимала. Почему вместо его затылка на нее теперь смотрят его глаза? Почему струя воды стекает по этим губам, по груди…
«Подними глаза, немедленно подними глаза», – уже не шептал, а кричал в голове голос…
– Что? – спросила она.
Он не стал повторять. Он не стал делать ничего из того, что делают в этих ситуациях. Он стоял и просто смотрел на нее.
«Странно, – думал он, – не стыдно, не неловко, не страшно…, будто она так часто видела меня голым, что меня это перестало смущать».
«Я хочу быть этой струей воды, – думала она, – я хочу быть этой струей воды» … Она встряхнула головой, чтобы скинуть чертово наваждение. «Ну же, Катя, очнись», – орал внутренний голос.
Она, наконец-то, посмотрела ему в глаза и сказала: «Ты красивый, Хен», – развернулась, с треском захлопнула дверь и вылетела наружу.
Он ликовал! Он даже отсюда чувствовал стук ее сердца. Он смог повернуться к ней лицом. Он видел ее взгляд. Он выдержал ее взгляд. Он не побоялся быть перед ней таким, каков он есть, в абсолютном смысле этого слова.
«Что это было? – спрашивала она себя, – Катя, что это было? Ты почему так уставилась на него? Идиотка! Стыдно-то как! Будто открыто прокричала ему: хочу быть с тобой, прямо сейчас, в этом же душе! Но почему? О нет, тебе нужна не просто близость, тебе нужна близость именно с ним! Но почему это желание появилось именно сейчас? Почему так остро? Почему, Катя?
Потому что это был другой Хен. Сильный, дерзкий, с уверенным и смелым взглядом, с вопросом про какое-то его изучение под каким-то другим углом.
Хен Шик направлялся в душ, когда встретил по дороге Катю, разговаривающую с самой собой. Он хотел спросить ее о том, почему она рванула в душ в «мужское время», но не стал, потому что она, пройдя мимо, даже не повернула головы в его сторону.
Следующим он встретил Хена, идущего по коридору в одних штанах. Это было так непохоже на него, что Хен Шик молча прошел мимо. «Что происходит у этих двоих? – подумал он, – даже я чувствую сексуальное напряжение, которое от них исходит».
Глава 23
Она все-таки сходила в душ. Долго стояла под контрастной водой, чтобы, наконец, вернуться из своих мыслей к себе самой. И, кажется, ей это удалось. Она расчесывала волосы, когда в ее дверь постучали.
– Да! – ответила она.
– Привет. Я должен посмотреть, как ты, – сказал ей Джин Хек.
– Мне кажется, хорошо, врач, – и она улыбнулась.
– Лангеты можно снять. «Пальцы в порядке», – сказал он после осмотра. А вот ребрам нужно еще дать время. Избегай сильных нагрузок, хорошо?
– Слушаюсь, товарищ генерал! – Катя засмеялась. Ей всегда было просто с ним.
– Что по-женски? – немного смущенно спросил он, – все в порядке? Болей и кровотечений не было?
– Все в порядке, Джин Хек.
– По этому пункту лекарства продолжаешь пить.
– Хорошо.
Джин Хек вышел за дверь.
– Как она? – спросил его подошедший Хен.
– Лучше. Она намного лучше!
– Вы даете разрешение на прогулку, длинною в день, доктор?