Джин Хек опустил взгляд и отвернулся. Он понял, ЧТО мог делать его друг, и почему-то от этого разозлился.
– Ребята! Не ссорьтесь! Никто не виноват в том, что пошел дождь. Я переоденусь так быстро, что вы и глазом не успеете моргнуть! – и она снова, как ветер, унеслась в дом.
Все смотрели на Хена и Джин Хека. Все понимали, в чем дело, но никто не хотел ничего говорить.
Джи Соп не выдержал первым:
– Вы все еще друзья? Вы все еще есть друг у друга? Вы все еще уверены в том, что каждый из вас прикроет друг друга там, на поле боя?
– Мы все еще друзья, – ответил Хен.
– Ну и слава Богу, – сказал Джи Соп, – слава Богу.
– А вот и я, – сказала Катя. Я ничего не пропустила?
Все молча переглянулись и Джи Соп ответил:
– Конечно, нет!
– Хороший был сегодня день, – умиротворенно сказала Катя. – День, в котором сбывалось задуманное.
– Правда? – спросил Ха Ныль?
– Сегодня Хен показал мне, что я намного сильнее, чем я думала. И я собой очень горжусь.
Она в подробностях рассказала, как он бросил вызов ее боязни высоты. И, когда она смотрела на Хена, ее глаза были полны нежности настолько, что Джин Хек встал и пошел за пледом.
– Вы когда-нибудь мечтали о чем-нибудь настолько, чтобы душа замирала, ребят? – вдруг спросила она, посмотрев на звезды.
– Я всегда о многом мечтаю, – задумчиво сказал Хе Соп. – Иногда мне самому не понятно, почему я стал военным… Мне лучше было бы работать в книжном магазине или сниматься в кино.
– Да, – засмеялась Катя, – кино бы тебе подошло. Ты очень красивый и романтичный. Ты бы сводил женщин с ума!
Хен метнул на нее взгляд, полный ревности.
– Умение ценить и признавать красоту противоположного пола – это искусство, – парировала она, улыбнувшись и смотря прямо в глаза Хену. – И если ты доверяешь человеку рядом, то это выглядит не более как признание очевидного.
Хен покраснел и опустил глаза. «Опять это чертово доверие, – подумал он. У меня что, на этом пунктик? Я доверяю тебе, Катя. Просто боюсь тебя потерять».
– О чем мечтаешь ты, Джи Соп? – обратилась она к нему.
– Я хочу купить дом на берегу океана. И жить там, когда уйду в отставку. Хочу любоваться рассветом и провожать закат.
– О, да ты романтик, Джи Соп, а я бы и не подумал, – сказал, смеясь, Хен Шик. – Специально под твою мечту – музыка! – и он включил старый магнитофон.
– Хен Шик! Теперь еще и магнитофон?! – хлопая в ладоши и улыбаясь, почти пропела Катя, – ты и правда волшебник, и правда!
Она вскочила с места и начала кружиться. Приблизившись к Хен Шику, она сказала:
– Потанцуй со мной.
И, взяв его за руки, закружилась с ним в танце.
Хен, улыбаясь, смотрел на них и представлял Катю, танцующую вот точно так же, с воображаемым Хен Шиком, на дороге цветущей вишни.
И вот движущаяся пара поравнялась с Джин Хеком, принесшим плед.
Он глазами попросил Катю: «Надень». Она, отпустив руки Хен Шика и сделав реверанс, не останавливаясь, перекинула плед через руку, взяла Джин Хека за запястье и сказала: «Хорошо, если ты потанцуешь со мной».
Джин Хек улыбнулся и собирался положить руку ей на талию, но подошедший Хен, встав между ними, как можно вежливее проговорил:
– Я думаю, что сейчас как раз моя очередь, – и закружил Катю дальше.
– Ты грубиян, Хен Мин! Ревнивый грубиян! – шепнула она ему на ухо.
– Пусть! Зато я достаточно искренен. Пусть это прибавит мне в твоих глазах хоть немного привлекательности.
Закончив танцевать, они сели обратно к костру.
– А ты, Хен, – спросил Хен Шик, – о чем мечтаешь ты?
– Я? Я мечтаю быть свободным. От предрассудков, от своих старых травм. От боязни еще раз пережить потерю близкого человека. Я мечтаю иметь семью. Такую, в которой я жил. Где смехом и нежностью полон дом.
«Семью…, – как загипнотизированная повторяла Катя. Он мечтает иметь семью». Эта фраза будто окатила ее ледяной водой. Водой, которая должна была привести ее в чувство.
«Господи! Ну какая же ты дура, Катя! Ты от счастья и всех этих эмоций совсем забыла о том, что ты не сможешь ему этого дать! Не сможешь!» Она укуталась в плед и как можно спокойнее произнесла:
– Ребят, я продрогла совсем и очень устала. Пойду-ка я спать.
– Завтра нужно съездить к Мин Джи Ен. «И купить тебе хоть какие-нибудь теплые вещи», —сказал Джин Хек.
– Хорошо, – ответила она и пошла в дом.
– Ты идиот, Хен Мин, – сказал Джин Хек, когда она ушла.
– Почему? Я сказал то, что думал.
– И как она себя чувствовала, когда ты говорил о семье, как считаешь?
Кровь ударила ему в виски… Он взялся руками за голову и сказал:
– Но я не говорил о детях, Джин Хек.
– Но она так это поняла…
Хен встал и просто пошел вперед… «Что же я наделал? – думал он. – Мне нужно просто все правильно тебе объяснить… Что же я наделал, Катя? Заставил тебя вновь прочувствовать то, что ты пережила!». Он долго бесцельно бродил вокруг дома, и сцена, где она плакала на груди Джин Хека, называя себя недоженщиной, стояла у него перед глазами.
Она лежала, завернувшись в плед, поджав ноги к груди и думала о том, что же ей теперь делать. Что делать со своими чувствами к нему и с тем, что она, Катя, не сможет дать этому мужчине то, в чем он действительно нуждается. «В поступках. Любовь выражается в поступках, – повторяла она, как в бреду, пока не уснула».