– Я помню, но… как?.. – спросила я вслух.
«Она мне всё рассказала», – последовал ответ в витрине магазина.
– Кто?
«Твой автоответчик. Она замещает тебя, пока ты… не здесь. Ведёт тело на автопилоте, листает ленту инстаграма, иногда что-то отвечает. Но она не ты, даже мне это стало ясно».
– А он – не ты…
«Как хорошо, что мы это понимаем».
– Получается, моё тело функционирует, но сама я сейчас сплю?
«И очень крепко», – высветилось на табло обмена валют.
– Сколько можно, – процедила я, по-прежнему обращаясь в пустоту. – Вы достали твердить, что я сплю. Я должна проверить это сама!
Как по щелчку, асфальт перестал мельтешить, фонари погасли, а провода затихли. Мир снова стал максимально нормальным, если не считать полностью пустые улицы. Ну отлично, и что теперь? По внешним ненормальностям ориентироваться было однозначно проще. По внутренним тоже немного удавалось, хотя их хватало лишь на то, чтобы осознавать, что «что-то не так».
Моё внимание перетянул на себя трамвай, одиноко стоявший на рельсах. Его двери были призывно открыты, а табло горело. Его что, вот так вот просто бросили посреди улицы? Мир настолько катится в неизвестном направлении?
«Вспомни момент, когда последний раз проживала эмоцию. Любую. Он и был настоящим», – я едва успевала читать оранжевую бегущую строку, пока ноги сами несли к застывшей махине.
То есть, тот день, когда я лила слёзы у визового центра, и был кусочком реальности? Он – начальная координата?
Я устроилась на синем сиденье и смотрела прямо перед собой, подсознательно ожидая, что двери закроются, и трамвай поедет домой. Мимо всех этих границ между мирами, через пустой город, без водителя и светофоров. Просто домой, где можно будет наконец сбавить градус осознанности и выдохнуть. Осознанность… Модное слово, которое прямо сейчас ни капельки не помогало, а только заставляло бесконечно ставить под сомнение реальность.
Что лучше – жить себе спокойно или сомневаться?
Внезапно я поняла, что та самая музыка, на которую я шла, звучала прямо из колонок по всему салону. И это стандартная мелодия айфоновского будильника.
Двери синхронно закрылись, и вагон тронулся с места.
«Нет, ну если он и вправду отвезёт меня домой…» – пронеслась шальная мысль.
А затем весь салон погрузился в темноту.
Я очнулась всё в той же темноте, на том же сиденье, которое даже не нагрелось. С трудом подняв голову, я принялась тереть глаза, чтобы скорее разглядеть за окнами, куда меня привезли.
Дом?
Я действительно дома? Это что, сработало, оказывается, надо было только захотеть?
Вопреки здравому смыслу за окнами была моя квартира. Я видела кресло и задёрнутые шторы, слабый луч солнца, всё же нашедший лазейку и разбивавшийся об стеклянную фигурку в радужную тень на противоположной стене. Пошатываясь, как после долгого сна (интересно, это он и был? Или есть?), я ухватилась за гладкий поручень и встала. От комнаты меня отделяло непробиваемое стекло с чёрной наклейкой по контуру. Я положила на него руки и прижалась лбом. Легче не стало.
В комнату вошёл Илья. Мне неистово захотелось броситься к нему, но в этой игре я была всего лишь наблюдателем. Всё, что было доступно – сильнее вжаться в стекло, попутно нашаривая глазами аварийный молоточек, который мог бы его разбить.
Он настоящий! Как я могла сразу не отличить?
Илья сел в кресло напротив и грустно улыбнулся. Затем что-то взял с журнального столика и протянул в мою сторону. Это была маленькая тонкая книжечка.
Ракурс изменился, и вот в окне уже был виден пол, колени и пара рук – всё от первого лица. Как из-под воды послышался искажённый голос Ильи. Я моргнула и пропустила момент, когда книжечка оказалась в «моих» руках. Это же паспорт. Мой загранпаспорт!
Руки с чёрно-серебристым маникюром открыли паспорт точно на странице со свежей зелёной наклейкой. Такая новая, аккуратная – жаль, что теперь непонятно когда получится ей воспользоваться. А нет, не совсем аккуратная. На фотографии владелицы – меня – красовался развод краски.
Я действительно очень сильно расстроилась в тот день, потому что поняла, что мне снова придётся быть одной.
Горло сдавил ком. Я ударила кулаком по стеклу, но результата не последовало. Наклейки «При аварии разбить стекло» тоже нигде не наблюдалось. В такой темноте было сложно даже собственные пальцы разглядеть. Я обмотала кулак рукавом и с размаху ударила снова. И снова. И ещё раз.
– Эй! Эй!!! Я здесь!
Удар.
– Слышишь?!
Снова.
– Илья!
И ещё раз.
Придерживая разбитую в кровь руку другой, чуть менее разбитой, я упала на сиденье и бессильно разревелась в голос.
– …пожалуйста, вернись.
– Илья?
Всё это очень напоминало пустой кинозал: тёмное пространство, освещённое большим экраном. Никогда не думала, что смогу увидеть свою жизнь вот так. К счастью, у фильма начал появляться звук – ужасный, шипящий и булькающий, но всё же лучше, чем ничего.
– Я уже понял, что проводил время не там, где надо. Я должен был… Чёрт. Я даже не знаю, слышишь ли ты меня.
– Слышу, – просипела я, растекаясь по сиденью. Трамвай казался бездонной ямой, в которую я провалилась без страховки и возможности позвать на помощь.
– Во сне я худо-бедно с тобой поговорил. Правда, для этого пришлось стать целым городом. Представляешь?
Я понуро кивнула, а вот моё тело там, наяву, по всей видимости, никакой реакции не выдавало.
– Пожалуйста… Я же не знал…
Никогда на моей памяти Илья не выглядел таким встревоженным. Иногда мне казалось, что он вообще не умеет волноваться. Если возникала проблема, то он просто её решал – и, наверное, так было правильно. Но сейчас страх в его глазах превышал все допустимые уровни.
– Я же мог сбаланисровать всё, что угодно. А собственную жизнь не смог. Дурак, да? Просто хотел, чтобы у нас всё было хорошо. Чтобы всё было. Чтобы ты бросила наконец этот свой ущербный офис…
Он что, сейчас начнёт извиняться? Вот уж чего так точно не хватало!
– Слишком пристально глядел в будущее. Если честно… Для меня как будто не существовало времени. Колесо вращалось так быстро, что начало казаться статичным. И я любил это колесо по-своему. Чего уж врать.
Я горько сглотнула.