Режиссёр смерти: Последний Дебют

– Стюарт, наконец-то! – воскликнул он, схватил приятеля за руку и повёл к толпе. – Ты как раз вовремя! Нас здесь уже собирают.

– Кто и куда?

– Господин Хайрон, помощник господина Затейникова! Он встречает всех, кто причастен к мюзиклу! Представляешь, мы все поедем на отдельном поезде!

– Ого… Интересно, к чему это?

– Я думаю, что таким образом господин Затейников выражает нам своё уважение!

Стюарт хмыкнул.

И слова Сэмюеля оказались правдивы: перед толпой, рассказывая о чём-то, стоял высокий блондин тридцати лет с узкими васильковыми глазами, большим лбом, длинными волнистыми растрепанными волосами и лукавой улыбкой с двумя ровными белыми рядами зубов. Одет он был в тёмно-синюю шубу, голубую рубашку с чёрной бабочкой, синие брюки и коричневые утеплённые сапоги.

Стюарт с подозрением покосился на него и примкнул к разношёрстной толпе, разглядывая новые лица и внутренне для себя что-то подмечая про них. И один единственный раз он ответно встретился с чужим взглядом, – это была скуластая женщина тридцати лет с бледной, как у мертвеца, кожей, шелковистыми каштановыми волосами, собранными в гульку, острыми хмурыми бровями, сладко-медовыми карими глазами с густым пушком ресниц, смотрящих высокомерно и даже злобно. Они долго и упорно глядели друг на друга, словно соревновались в устойчивости, пока женщина не проиграла и во внезапном смущении отвернулась, мгновенно став походить за застенчивую школьницу, что в ответ заставило Стюарта покраснеть. Не поняв, что с ним приключилось, он решил осмотреть не только её прекрасный лик, но и её одежду.

Одета дама была искусно: в фиолетовом пончо с эполетами и золотой тесьмой, в бордово-чёрном платье с длинными рукавами и корсетом она походила на королеву. Стюарт не мог перестать рассматривать её дивный стан, изящную шею, скрытую за охристым мехом, очаровательные тёмные губы и прямой красивый нос. Она вновь подняла на него свои глаза, словно просила прекратить её рассматривать, и он прекратил, стыдливо опустив взгляд в пол.

«Боже, что со мной?» – мысленно вопрошал себя Уик, пока не услышал громкий восклик Хайрона:

– Дамы и господа, устроим перекличку, дабы убедиться, что все на месте! – и он начал один за другим называть имена, получая в ответ поднятые руки и громкое «Я!» Когда назвали Сэмюеля, он подошёл и представил Стюарта, который упорно ожидал, когда назовут имя очаровавшей его одним только взглядом женщины. Ею оказалась Элла Окаолла.

– Итак, дамы и господа, – завершил перекличку Хайрон, – сейчас мы пройдём проверку, и я поведу вас к вашему поезду: там мы распределимся по местам.

Внутри вокзала они прошли досмотр, их чемоданы и сумки провели через рентген и вслед за болтливым компаньоном все отправились к поезду. Хайрон перед посадкой всучил каждому по билету. Стюарту и Сэмюелю достались нижняя и верхняя полка купе в третьем вагоне.

Вдоль платформы вытянулся поезд кроваво-красного цвета и оглушающе взревел. «Не к добру это всё», – метались бешеной птицей тревожные мысли в голове скрипача, но сообщить их композитору он не захотел, понимая, что ничего не получит в ответ, кроме жалких слов утешения.

Будущие коллеги наших путешественников по одному предъявляли паспорта с билетами и заходили в вагоны.

II

Купе

По заходу в купе друзей встретили двое мужчин: болтливый солист на верхней полке и молчаливый доктор на нижней.

Солист был мужчиной двадцати семи лет очень приятной наружности: короткие каштановые волосы лентами выглядывали из-под красной фетровой шляпы, большие зелёные глаза сияли подобно изумрудам, на веках (ото лба до глаз) и по подбородку широкими линиями темнели линии тату. Под коричневым пальто с красным шарфом он был одет в бирюзовый клетчатый фрак, белую водолазку с красным галстуком, белые брюки и чёрно-белые туфли на шнурках.

Доктор оказался темнокожим тридцатиоднолетним мужчиной с волнистыми иссиня-чёрными волосами, собранными в гульку, густыми бровями, круглыми ушами, большим лбом и очками ромбовидной оправы, за стёклами которых таились ярко-розовые глаза. Одет он был в ярко-красную удлинённую куртку, розовую рубашку с синей сумкой на поясе, тёмно-малиновые карго и коричневые туфли с тёмным градиентом и на шнурках.

Пока доктор читал детские сказки, солист сразу же завёл композитора в разговор и крутился с ним в словесном танго, обсуждая то погоду, то предстоящее путешествие. Пётр был простым человеком, вернее, человеком, который только хотел показаться простым, а на деле был совершенно не прост и походил на сложный механизм, который очень трудно изучить и понять. Хотя его светлый лик и озаряла добродушная улыбка, в душе тревожного скрипача она помимо доверия вызывала сомнение. Что-то не так было в том, как он улыбался, что-то совершенно иное царило в его душе и мыслях, пока он с доброжелательностью протягивал руку для рукопожатия музыкантам, и ласково лепетал о том, о сём. Но, несмотря на возникшее нехорошее предчувствие в душе Уика, стоит отметить: голос у солиста был очень приятный и мелодичный.

– Quel charmant compagnon vous avez! (фр.: Какой очаровательный у вас компаньон!) – обратился солист к Стюарту и снова повернулся к Лонеро: – Вы ведь впервые на поезде?

– Второй раз в жизни.

– Что ж, будем знакомы! Я Пётр Радов, солист.

– А я Сэмюель Лонеро! – воскликнул композитор. Пётр улыбнулся. Но, поняв, кто перед ним сидит, он вдруг опешил, разинув рот.

– Quoi-quoi? (фр.: Что-что?)

– Я Сэмюель Лонеро.

– А… А какой у вас род деятельности?

– Я композитор. Меня господин Затейников попросил написать музыку для мюзикла, вот я ему еду помогать: буду дирижировать!

Пётр усмехнулся и шумно сглотнул.

– Мне Затейников рассказывал о великом и непревзойдённом Сэмюеле Лонеро, но я не думал, что это вы… Я представлял вас как мрачного возрастного человека или серьёзного мужчину, думал, что великим маэстро должен быть человек не младше тридцати… Сколько вам лет?

– Семнадцать.

– Ба! Да вы совсем мальчик! Я… Честно, я поражён.

– Мне все так говорят, я уже привык. Почти все думают, что гениями могут быть только возрастные люди, потому к моему таланту относятся с подозрением и даже усмешкой.

– Но это правда поразительно!.. А откуда вы родом?

– Я из Октавиуса.

– Октавиус… Это небольшой городок, верно?

– Да! Мы потом с отцом переехали в Даменсток.

– А ваш отец?..

– Он судья.

– Ба! Я думал, что вы однофамильцы, а вы, оказывается, родственники! Что ж, будем знакомы ещё раз, господин Лонеро!

Они вновь пожали друг другу руки.

– Но почему вы назвали меня господин Лонеро?

– На ты, давайте на ты!

– Хорошо, но тогда никаких господинов! Можно просто Сэм или Сёма. А то ты как Стюарт «господин» да «господин»!

– Потому что вы гений и мастер, а мастера называть «Сёмой» очень странно, – сказал Стюарт.

– Соглашусь со Стюартом, «господин Лонеро» звучит солиднее.

– Но я младше вас двоих!

– Мы так выражаем своё уважение вам, господин Лонеро, – сказал Стюарт и замолк.

Больше он не появлялся в разговоре Петра и Сэмюеля, которые без устали болтали всё время то о музыке, то об искусстве в целом: Радов часто вставлял иностранные фразочки в разговор, а Лонеро просил Уика переводить ему сказанное. Доктор слушал их, попутно читая сказки, и порой то усмехался при произнесённых шутках, то бросал беглый изучающий взор на соседей.