Парни из Манчестера. Все под контролем

Линкольн остается на парковке рядом с нотариусом: Гэри отвозит разбитого письмом Джека домой. Леон приезжает в офис один и задерживается внизу, чтобы убрать из общего календаря совет директоров. Было наивно с его стороны полагать, будто после чтения завещания они будут в состоянии что-то обсуждать. Конверт от Тыковки остается в машине. Если прочесть его до вечера, следующим домой уедет сам Леон.

Место для «Индиго» кажется слишком пустым и одиноким. Повинуясь необъяснимому внутреннему желанию, он усаживается прямо на пол рядом с ним, опершись спиной на бетонную колонну. Номер парковочного места, социального страхования, телефона, дома, машины, а теперь – номер для урны на кладбище. Все в их жизни увешано ярлыками и стандартизировано. Когда от человека остаются только цифры, особенно остро не хватает того, чего больше никогда не встретишь: улыбки, голоса, запаха табака.

Теперь их трое. Леон пытается утихомирить поднимающийся в душе бунт против того, чтобы заходить в офис, где больше нет Тыковки. Вряд ли тот хотел бы, чтобы все остановилось после его смерти, наоборот: он стал настоящим основателем «Феллоу Хэнд».

Это Тыковка придумал название, ключевой продукт, он создал все своими руками, даже концепцию дизайна в офисе. Сам Леон был максимум поддержкой: администратором, который пытался направить хаос, витавший вокруг всей их затеи, хоть в какое-то русло порядка. Табличка «генеральный директор» на двери – такая же фикция, как и вся уверенность в том, что они смогут хоть куда-то сдвинуться без своего единственного гения.

И все же придется. Леон с усилием поднимается на ноги и бредет к лифту. Если он принесет банку с краской и зальет чертов номер парковки, будет ли это вандализмом? Похуй. Просто нужно взять и сделать, он все равно не сможет видеть это место каждый день.

В офисе непривычная тишина: словно минута молчания на похоронах превратилась в сутки. Вместо снующих туда-сюда людей – приглушенные голоса и пустые коридоры. Леон быстро добирается до своего кабинета. Шерил нет, она все еще где-то пропадает, и это начинает уже не просто вызывать вопросы, а раздражать. Ей следует появиться на рабочем месте в ближайшие десять минут, иначе придется наказать.

– Привет, – цепляет его у самого входа Джанин. – Ты в порядке?

Леон устало поворачивается. Эйчар-директор, не раз спасавшая его ментальное здоровье. Она даже не представляет, как невовремя сегодня ее участливый взгляд, который вместе с приятным круглым лицом и короткой подвстрепанной прической превращает ее в форменную тетушку. Сейчас он не готов говорить о произошедшем.

И будет ли вообще готов?

– А ты как думаешь? – спрашивает он. – Я похоронил брата, и пока пытался понять, как дальше жить, оказалось, что теперь десять процентов компании принадлежит странной дамочке, которая называет себя его женой.

– Значит, нет, – поджимает губы та. – Обсудим?

– Будешь размахивать передо мной своей специализацией в психологии? – Леон открывает дверь, кивком головы приглашая Джанин войти. – Говорил же, не стоит.

– Не кусайся, я твой друг, а не враг, – мягко произносит она.

– Как скажешь.

Он заходит внутрь, бегло оглядывается – все на местах, ничего не изменилось – и тяжело опускается в свое кресло. Специально поставил его так, что заметно даже тень за стеклянной матированной дверью. Да и место выбирал с умом: по бокам – два пустующих кабинета, позади – вид на Брайант-парк и никаких высоток в сотне ярдов.

– Ненавижу быть гонцом с плохими новостями, – признается Джанин, усаживаясь напротив. – Но, судя по твоим действиям в календаре, ты еще не в курсе.

– Добей меня.

На стол ложится свежий выпуск желтейшего из глянцевых журналов, обложку которого украшает фотография Тыковки. Сердце сжимается, а воздух снова отказывается выходить из легких, но взгляд Леона спускается вниз, к заголовку.

«Самоубийство Тома Гибсона: что на самом деле происходит в «Феллоу Хэнд»?»

– Какого хуя? – выдыхает он. – Мы ведь…

– Шерил, – говорит Джанин. – Я узнала через знакомых. Шерил продала все твое грязное белье и сегодня не вышла на работу. Она и вчера не появлялась, но я думала, это из-за похорон.

– Сколько она получила за нас?

Леон пролистывает журнал и быстро находит нужную статью, написанную неким Сверчком. Здесь каждый из них, и вынесенные крупным шрифтом тирады заставляют кипеть от злости. Мало того что их предали, так еще и вывернули все в такой манере…

– Сто пятьдесят тысяч.

Он не готов читать о семье всякое дерьмо. Шерил – покойница, это вопрос решенный. Даже если она не сбежала к родителям в Иллинойс, а отсиживается в бразильской фавеле [2], он ее найдет. Такое не прощают.

Сейчас нужно успокоиться, проглотить ослепляющую ярость и понять, что с этим можно сделать. Для начала – убрать в стол журнал как главный раздражитель. Вдохнуть. Они со всем справятся, даже с пиар-провалом, который никто – в первую очередь он сам – не смог остановить.

Жаль, что Леон – не Гэри. Сейчас бы пойти избить кого-нибудь до полусмерти, да хоть бы и Райана из айти, который никогда никому не нравился. Увидеть на полу чужие зубы, кровь, и это очистило бы голову и дало хоть немного так необходимого сейчас умиротворения.

За свою недолгую жизнь Леон убил четверых – это тех, кого своими руками. Четвертый, как он сам себе пообещал, должен был стать последним: скрывать следы в чужой стране сложнее, чем дома. Тем более сейчас ему не по статусу делать грязную работу: если попадется, будет слишком много шума, да и на карту поставлено куда больше, чем мелкая преступная группа подростков из Манчестера. Для «Феллоу Хэнд» его арест стал бы предательством.

Но чего он не знал тогда – что будет скучать по живым, настоящим эмоциям. По перестрелкам, по всплескам адреналина и даже по тому дню, когда пришлось на себе тащить Тыковку в больницу. Это был одновременно и самый страшный день в его жизни – до того, что наступил десять дней назад, – и самое сильное удовольствие.

Парень, подосланный убить Тыковку, умер через несколько секунд после того, как сделал свой единственный удар. Это до странного приятно: Леон словно стал рукой самой кармы, отомстив моментально и точно. Ни одного дня он не сожалел об этом убийстве – так было нужно и правильно – и не задумываясь сделал бы это вновь.

И сейчас в списке появляется пятый: для Шерил будет слишком просто нанять киллера. Леон хочет видеть ее глаза, когда она поймет, чем именно придется заплатить.

– Леон? – вырывает его из задумчивого оцепенения голос Джанин.

– Нужно нанять хорошего пиарщика, – выдает решение он. – Женевьев не справится, не ее специализация. Откроешь вакансию?

– Давай сначала пробью по своим каналам? Не хочу, чтобы это связали с публикацией.

– Ты права, так будет лучше. В условиях пропиши, что требуется развитая база контактов – нужно потушить пожар до того, как он разрастется.

– Там еще Саймон Айк выступил. Его бы утихомирить.

– Это кто? – напрягает память Леон.

– Бывший стажер из продукта. Барнс сломал ему челюсть, когда Саймон оскорбил Пайпер, а потом его уволили за несоответствие корпоративной культуре.

– И теперь он тоже рассказывает об ужасах в нашем офисе?

– Именно.

– Я его найду, – обещает Леон. – И еще: для пиарщика важно, чтобы были мощные коммуникативные кейсы.

– Спасибо, учитель, что рассказываешь, как мне делать свою работу, – язвит Джанин. – Не волнуйся, я не буду это никому поручать. Займусь сама.

Леон только кивает в ответ: действительно, зачем соваться в процесс, в котором она разбирается лучше? Тем более ему своих проблем хватает.

– Как прошло чтение? – меняет тему Джанин. – Что за история с десятью процентами?

– Из четверти акций Том оставил часть своей жене. – Брови сами собой ползут к переносице. – Вот скажи, ты знала, что он женат?

– Нет, – мотает головой она.

– И я не знал. Никто не знал. Мы ее ни разу не видели, и единственный признак, по которому могли догадаться, – шутки Тома о кольце, которое он носил пару месяцев. А теперь его нет, и что это за женщина и почему она ведет себя так, словно выиграла от его смерти, я не понимаю.

– Подозреваешь, что она…

– Голддигер.

– Не думаю, что Том оставил бы акции такому человеку.

– А я как раз уверен в обратном, – закрывает глаза Леон. – Представляешь, каково ему было все это время? Четвертая стадия рака, боль, отчаяние… А мы не представляли.

– По-твоему, он был настолько ранимым, что подпустил к себе девушку, которая его использовала?

– Другого объяснения у меня нет.

– Знаешь, – хмурится Джанин, – я, конечно, знала его не так долго, как ты, но звучит как-то неестественно. Том был ярким интегратором, который великолепно чувствовал людей. Посмотри на его команду: экстраординарные, талантливые, но главное – верные ребята. Они здесь держались на одной вере в будущее.

– И ты думаешь, в жизни он подбирал людей так же?

– Из того, что я слышала и видела, – вас выбрал именно он. Сначала тебя, потом Гэри и Джека. Сложно представить, чтобы у Тома не было промашек в выборе друзей за всю жизнь или сотрудников, которые работали с ним годами, но вот именно с женой все изменилось.

В ее словах есть зерно истины. Леон пока не может принять выбор Тыковки, но доводы Джанин вынуждают его хотя бы спокойно поговорить с этой Кэтрин. Если вдруг окажется, что он не прав, будет не очень хорошо.

Однако платить десять процентов человеку вне компании он все равно не планирует. Если окажется, что Леон не сможет оспорить завещание, Кэтрин придется найти место в офисе. Впрочем, это отличный способ познакомиться поближе: еще ни один лентяй не задерживался в «Феллоу Хэнд» дольше года. Если она – голддигерша, все это поймут.

– Я все равно проверю их документы и узнаю, можно ли признать этот брак недействительным, – произносит он.

– Одна просьба, – морщится Джанин. – Не пались. Если ты станешь обвинять девушку в том, чего она не делала, это плохо повлияет на ваши отношения.

– Только если они будут.

– Вам рано жечь мосты. Если тебе нужно мое мнение…

– Джанин.

– Значит, не нужно, – пожимает плечами она. – Но ты бы завел себе психолога. Справляться с утратой в одиночку – плохая идея.

– У меня свои способы.

– Как скажешь.

Джанин поднимается и задерживается у его стола.

– Сегодня поищу кандидатов. Не забивай календарь – у нас впереди собеседования.

В дверь стучат, и Леон быстро проверяет – у него стоит встреча с Майей.

– Уже ухожу, – громко произносит Джанин и тут же понижает голос почти до шепота. – Не ругайся с людьми, Леон.

– Иди, – машет он.

Через минуту Джанин сменяет в кресле грузная нервная девушка по имени Майя Фостер. Леон пытается вспомнить все, что знает о ней, чтобы правильно выстроить диалог. Черт, даже не успел подготовиться.

Ей около тридцати, пять лет назад она пришла к ним конструктором. Все, что было дальше, Тыковка тщательно скрывал от Леона и остальных братьев – о том, что они не просто проводили недели напролет в мастерской, вылезая оттуда поспать и помыться, а еще пили и трахались, он узнал случайно.

С тех пор прошло достаточно времени: Майя успела выйти замуж за какого-то… кажется, программиста. И пока Тыковка взял перерыв якобы на изобретение, она подхватила все процессы и сама управляла этим гудящим ульем, поселившимся в кабинете продукта.

– Мистер Гамильтон, – робко начинает она. – У нас все на месте, никто не…

– Знаю, – кивает он.

Он не проверял, но в их отделе никто не поведет себя как Шерил: Тыковку там не просто любили. Его боготворили, половина сотрудников пришли в компанию ради него. Сбежать с работы или сделать подлянку после его смерти им не позволит совесть.

– Тогда почему вы меня вызвали?

– Дирекции продукта нужен руководитель, – прямо и без предисловий говорит Леон. – И я не вижу никого, кроме тебя, кто смог бы занять это место.

– Нет, – отчаянно мотает головой Майя. – Нет, пожалуйста. Не нужно… меня. Давайте найдем кого-нибудь со стороны.

– Никто не знает продукт и команду так, как ты.

– Мистер Гамильтон, пожалуйста. – В ее больших карих глазах скапливаются слезы. – Я не выдерживаю. Я шла к вам… увольняться.

– Тебе сложно без Тома, я понимаю.

Черт, ему и самому нелегко. Потерять сейчас весь отдел продукта станет катастрофой. А в том, что за Майей отправятся все остальные, он не сомневается.

Мысленно закидывает в список задач сбор этих ребят. Пусть проговорят свою боль, так же как это сделают братья. Почему в школе не учат справляться с утратой близкого человека? Один из немногих навыков, который действительно пригодился бы.

Или подключить Джанин? Пусть применит диплом по психологии на благо, а не только на нотации.

– Майя, без тебя не получится, – смягчает голос Леон. – Нельзя, чтобы дело Тома погибло вместе с ним. Мы все тяжело переживаем его уход… но я верю, что он хотел бы, чтобы мы продолжали начатое.

– Я не хочу быть руководителем.

– Именно это делает тебя идеальным кандидатом. Ты понимаешь, что должность – это не только полномочия, но еще и ответственность.

– Мистер Гамильтон…

Он пересиливает себя: нужно установить контакт ближе, чем сейчас. Они на слишком разных уровнях, и его аргументы не доходят.

– Леон, – поправляет он. – Мы давно в одной команде, можем называть друг друга по имени.

На ее лице отражается смятение, и ему нужно получить «да» любой ценой. Он не даст горю развалить «Феллоу Хэнд». Если оно хочет стать еще одним его врагом, Леон готов убить и горе.

– Ты мне нужна, Майя. – Он подается вперед и добавляет в голос мягкой властности, замечая микроизменение в ее взгляде. – Без тебя я с ними не справлюсь.

Отводит глаза. Готово. Она приняла это будущее и, даже если попытается спорить по инерции, уже не уйдет.

Одну из дыр, оставленных смертью Тыковки, ему удалось заткнуть. Что делать с другими, которые еще страшнее? Чем закрыть ноющую пустоту в своей душе?

Глава 6

Леон

Манчестер, апрель 2012

Успели.

Леон проверяет, удалились ли сообщения, которые он отправлял Гэри: надо бы завести им более безопасный канал связи. Приходится шифровать слова, а они не договаривались об условных знаках на такой случай. Да и как тут предскажешь ситуацию, когда Тыковку нужно спасать, а труп того, кто на него напал, валяется между домами в квартале от гаража.

Его выгнали из больницы, когда закончилась операция. Леон не спорил: в ближайшие несколько часов Тыковка не очнется, к тому же туда приехал Джек. Теперь остается только надеяться на скорое восстановление и убедиться, что Гэри хорошо подчистил следы.

Молчаливая надежность их Зверюги вселяет призрачную веру: может, и в этот раз обойдется без полиции. Когда Леон приезжает на место и светит фонариком, то не находит и капли крови. С утра, на рассвете, нужно будет вернуться и еще раз проверить, но сейчас он практически уверен, что Гэри сделал свою работу на отлично.

По дороге к гаражу он не встречает ни одной живой души. Это хорошо: Леон заметил свое отражение в окне, освещенном фонарем, и едва не испугался сам себя. Нужно помыться, поспать пару часов, а потом вернуться в больницу и сменить Джека на посту. Но сначала – разобраться с трупом.

Гэри открывает только на третий стук. Он раздет по пояс и выглядит как сумасшедший: огромное, слепленное из мышц тело измазано в крови, а в глазах – спокойствие.

– Мне не нравится эта херня, – только и произносит Зверюга.

– Он напал на Тыковку.

– Жив?

– Да, операция прошла успешно. – Леон идет вглубь, за фальшстену. Он уверен, что труп нападавшего уже там. – Но ему удалили селезенку, считай, испортили жизнь.

– Главное – жив.

Указав на металлическую бочку, Гэри закрывает за собой незаметную дверь.

– Что с ним? Разделать?

Лицо парня ему незнакомо. Сколько ни напрягай память, даже никого похожего не всплывает. Но одно ясно точно: никто, кроме барона Бакстона, его бы не отправил. Других людей в Англии, кому могла бы быть настолько интересна их четверка, не существует.

– Даже не знаю, кто это, – отвечает Леон. – Так что если труп найдут, с нами не свяжут.

С малышом Бенни было сложнее: их видели вместе незадолго до его смерти. Вот тогда пришлось повозиться, и Леон чувствовал себя мясником, когда делил того на куски. А сейчас будет достаточно, если труп не всплывет в ближайший месяц.

– Могу отвезти его в болото в Лайме, – предлагает Гэри. – Скину вместе с бочкой, хер кто найдет.

– Хорошая идея. Поехать с тобой?

– Сам, так надежнее, – коротко отвечает тот. – Тебе нужно смыть его кровь.

– Спасибо, что помогаешь. – Леон опускает глаза на свои руки.

– Он напал на Тыковку, – отвечает Гэри, словно это все объясняет. – Я бы понял тебя, меня, Джека. Но кому мог помешать Тыковка?

– Телефон, бумажник, при нем что-то было?

– Нет, пустой. Иди домой.

Леон не спорит. Гэри понимает все правильно, это сейчас здорово помогает. Сложно представить, как в этом состоянии он избавлялся бы от тела сам. Задача выполнена, адреналин отпускает, и теперь жутко клонит в сон.

Выбравшись обратно на воздух – начинает накрапывать дождь, – Леон невольно улыбается уголком рта. Если где-то и остались следы крови, за ночь их смоет. Тыковка жив, от трупа почти избавились, а с Бакстоном он разберется позже. Теперь у того меньше аргументов, и можно будет оперировать нападением как нарушением договора.

Они выберутся из Манчестера. В этом Леон почти уверен.

Домой не хочется. В памяти всплывает лицо Тамзин, с ее милой светлой челкой, маленьким ртом и послушными белесыми глазами. Она примет его любым, так что можно просто взять мобильник и сделать один звонок.

После первого же гудка трубку снимают.

– Привет, – слышится тихий робкий голос.

– Ты нужна мне, девочка.

– Я дома, господин.

– Приду через десять минут. Набери ванну.

Тут три квартала. Леон идет медленно, не торопясь: Тамзин не любит, когда он приходит раньше, чем обещал. Ничего не говорит, но во взгляде проскальзывает легкое неудовольствие, и этого достаточно. Его роль – дарить ей комфорт, а не наоборот.

Два стука в дверь. Она распахивается наружу, и на пороге Тамзин, опустив глаза, легко кивает. Хорошая девушка, покорная и податливая, лучше всего она раскрывается в сервисной роли: находит свое маленькое счастье в том, чтобы служить другому человеку. Как зеркальце, отражает его эмоции и присваивает их: если Леон доволен ею, она тут же считывает это и купается в любой, даже маленькой похвале.

Он благодарит ее тем, что не заканчивает сессию, пока не добьется результата: оргазм Тамзин – испытание на прочность для партнера. Леон приводит ее к финишу каждый раз, даже если сам устал до головокружения.

– Смотри на меня, – командует он. – Привет, девочка.

Тамзин привычно подставляет лоб для поцелуя. Она не задает вопросов о его потрепанном внешнем виде, даже не морщится, глядя на засохшую кровь.

– Ванна почти готова, господин, – только и произносит она.

– Спасибо. Могу?

Кивнув в знак согласия, она следует за ним. Леон останавливается на пороге и дает себя раздеть. В мягких заботливых движениях Тамзин почти не касается его тела – и точно не делает этого без необходимости.

Она надоела ему еще месяц назад. Было ошибкой начинать: совершенно не его типаж. Эта девушка для тех, кому нужна своя тихая гавань, ее дом маленький, но уютный и всегда, в любую секунду чистый. Даже если Леон позвонит в три часа ночи и скажет, что ему нужно прийти, его встретит крохотная гостиная с аккуратно разложенными по дивану цветастыми подушками, горячий чайник и все необходимое, чтобы почувствовать себя дома.

Но жить в убежище скучно. Ему нужны жизнь, энергия, эмоции, а их в Тамзин нет. Но раз уж Леон взял на себя такую ответственность, нельзя бросить девушку, которая на него надеется, просто потому, что надоела. Нужно будет смягчить этот процесс. Тем более сейчас ее тихая покорность ему очень кстати.

– Мне постирать одежду? – спрашивает Тамзин.

– Да, – коротко отвечает Леон. – У тебя есть?..

– Конечно, я принесу.

Он опускается в горячую ванну и откидывает голову на борт. Сменная одежда точно будет чистой и выглаженной – в этом вся суть. Хорошая девушка, даже слишком. Леон закрывает глаза, чувствуя, как начинают расслабляться забитые мышцы.

– Тэм, мне нужна сигарета.

– Да, господин.

Слышатся шаги, шорох, чирканье спички – Тамзин не курит, но поджигает сама. Через пару секунд у него в пальцах оказывается свежая сигарета, и Леон молча хватает ее губами и подглядывает сквозь приоткрытые веки.

– Спасибо, девочка, – произносит он. – Ты моя главная опора.

Щеки Тамзин вспыхивают от удовольствия: у нее фетиш на похвалу. Вернее, детская травма: родители никогда не благодарили старшую дочь за ее помощь по дому и с младшими. Все принималось как должное, вот и вырастили идеальную рабыню, готовую свернуть горы за простое «спасибо».

Фетиш – это хорошо. Но для Тамзин была бы полезнее терапия.

Она исчезает, оставляя его одного. Тело наконец полностью расслабляется, мозг понимает, что они в безопасности, и среди всех странных мыслей, которые рассеиваются в сигаретном дыме, остается только одна. Она страшная, но игнорировать ее уже не получится.

Работа на синдикат зашла слишком далеко. Сегодня они могли потерять Тыковку.

* * *

Нью-Йорк, март 2019

Снова никого.

Леон растерянно стоит посреди собственной гостиной. Его душит это новое и странное чувство, которому он не может найти названия. В пентхаусе столько комнат, но ни одна из них не приносит комфорта. Отчаянно хочется слышать чей-то голос или, может, говорить самому. Но в этом нет смысла: раньше Леону не нужны были люди, чтобы чувствовать себя в порядке. Что изменилось?

Отдаленный шум воды напоминает, что ванна набирается уже достаточно долго. Еще раз окинув тоскливым взглядом гостиную – так люди заводят собак? – Леон пересекает ее, идет в спальню и только оттуда попадает в нужное ему место.

Когда они с Тыковкой делили на двоих маленькую комнату в родительской квартире в Манчестере, было уютнее. Эта мысль, с одной стороны, кажется туповатой – как отсутствие личного пространства может быть лучше, чем наличие? – а с другой – выглядит правильной. Леон не склонен предаваться ностальгии, но сейчас, забираясь в горячую ванну, не может не вспомнить те времена.

Тыковка спал на надувном матрасе рядом с его кроватью и обожал поболтать перед сном. В гостиной стоял диван, но из-за родителей там было практически невозможно оставаться. Матушка могла, проигнорировав спящего гостя, включить телевизор. Отец был способен даже сесть на тот же диван. Они оба не просто не понимали суровой реальности, в которой находятся, а порой и вовсе уплывали в собственный шизофренический мир, где у них все еще были поместье, прислуга и матушкины любимые конные прогулки.

Пар, поднимающийся от воды, напоминает о Тамзин. Когда Леон в последний раз проверял, она была счастливо замужем за своим новым мастером. У них даже появился ребенок – наверное, это наиболее логичный для нее шаг. Тамзин вдыхала похвалу и выдыхала заботу. Безусловная любовь должна помочь ей обрести внутренний баланс.

Сейчас даже снова хочется такую, как она. Леон еще тогда определил для себя, что формат отношений «мастер – раб» ему не подходит. Его подбешивала излишняя бессловесная покорность и иногда – как легко Тамзин позволяла нарушать собственные границы. Была пара моментов, когда его стоило послать, но она этого не сделала.

Это неприятно. Леону не привыкать быть мудаком, но не с этими девушками. Пусть они не становятся его семьей, как братья, но при разделении мира на своих и чужих среди его нижних нет той, кого он мог бы назвать чужой. Именно поэтому в момент, когда почувствовал нездоровое удовольствие от того, что Тамзин в очередной раз прогнулась под его настойчивостью, он принял решение прекратить эти отношения.

Но набирать себе ванну сегодня становится тоскливо. Леон бездумно смотрит в потолок, а перед глазами встают Колчестер, зеленое поле и любимый старый дом. Его родина и несбывшаяся мечта. В эту секунду осознание пронзает вспышкой: это очередная издевка судьбы, ведь он никогда не выкупит свое поместье обратно.

И не вернет Тыковку с того света. Леон теряет контроль над всем, что ему важно. Хотя… был ли у него хоть раз этот контроль?

Отвернувшись, он замечает на полке сигарету и конверт. Сам не помнит, как принес их сюда, но рефлексы оказались правы: хоть Леон и бросил курить несколько лет назад, сегодня это может помочь.

Подкуривая, он косится на пожарную сигнализацию под потолком. Если она не срабатывает на пар, не должна и на дым от единственной сигареты.