Запустив соковыжималку и закинув хлеб в тостер, Леон тянется за планшетом, чтобы проверить календарь. Шерил словно потеряла хватку вместе с ним: в календаре нет чтения завещания и совета директоров. Лучше бы ей собраться.

Он сам забивает в календарь необходимые встречи, сверяясь с задачником. День получается нетипично пустым, впрочем, сейчас такой чувствуется вся его жизнь. Леон не представляет, как жить дальше и как вообще делать что-то без Тыковки. Он был единственной верой в будущее – и не только компании, но и его собственное. Казалось, если брат смог выбраться из всего их дерьма, сохранив светлую душу, то и они справятся.

Никто и ни с чем не справится. Их жизненный маяк сгорел в крематории, и последний огонек среди ночной бури окончательно погас.

У еды нет вкуса. Леон машинально проводит пальцами по гладко выбритому подбородку: есть сегодня еще кое-что, с чем стоит разобраться: так называемая жена Тыковки. Девять дней он молчал не вмешиваясь, но теперь ей придется объяснить, как это все произошло. Хорошо бы ей еще заполнить пробелы в истории.

Итак, Тыковка в свои тридцать два оказался больным четвертой стадией рака легких, которая оказалась терминальной. Спасаясь от боли, он съехал с моста на своей любимой машине, оставив на земле жену, о существовании которой никто не знал.

Чем его лечили и почему не помогло? Насколько законна их свадьба? Почему Тыковка никому не сказал о своей болезни? Вероятно, все эти ответы хранит женщина по имени Кэтрин. Леон сможет вытащить их из нее – единственное, в чем он уверен.

Чтение завещания назначено на одиннадцать, а в офис с утра не хочется. Позавтракав, Леон достает ноутбук и открывает Salesforce. Каждая непрочитанная задача наводит на него тоску: их мышиная возня теряет всякий смысл. Еще месяц назад он хотя бы примерно понимал, куда их компания движется и чем станет через год, три, пять. Но теперь… Теперь Леон не уверен даже, что они сдвинутся с места в ближайшее десятилетие.

В любом случае его чувства не нужны никому, и уж тем более ему самому: это просто задача, которую придется решить. Леон ставит в свободное окно встречу с Майей: они еще не обсуждали кандидатуры на роль нового директора по продукту, но там некого обсуждать. Рынок вряд ли предложит им нужного человека, да и они не готовы. Единственной, кто сможет справиться с текущей командой, остается Майя, и она уже делала это, пока Тыковка пропадал.

Теперь понятно, где он был: боролся с раком. И чем больше Леон давил, тем хуже ему, судя по всему, становилось. Сейчас кажется, подсказки были повсюду: в приступах кашля, что превращались в затяжные и звучали все страшнее, в неестественной худобе, которую они списывали на то, что Тыковка забывал поесть. И это при том, что он регулярно сбегал из офиса на длинный ланч…

Насколько зацикленным на себе мудаком нужно быть, чтобы не заметить, что твой брат умирает от рака? Судя по всему, просто Леоном Гамильтоном.

Он успел подхватить Гэри, когда тот втайне от всех них нашел своего отца и отправился с ним расправляться, и то спасибо Пайпер. Успел подхватить Джека, когда тот едва не сошел с ума от чувства вины, и то спасибо Монике и Флоренс. Но если бы у братьев не было девушек, благодаря которым Леон мог хотя бы узнать причины ненормального поведения, он бы упустил и их.

У Тыковки не было девушки, у него была эта якобы жена. Если она указана в завещании, придется судиться. Леон видел эту Кэтрин: за все время подготовки и на самих похоронах по ней нельзя было сказать, что она хоть как-то переживает. Конечно, таким дамочкам все удобно: подцепила ранимого искреннего парня, который умирает от рака, охмурила, женив на себе, довела до могилы и теперь собирается жить на то, что он успел заработать. Ну уж нет.

Леон знает таких. Видел, и не раз, и даже представляет, как именно с ними бороться. Они с Тыковкой не появлялись на публике, тот ни с кем из них ее не знакомил… Доказать, что брак был фальшивым, довольно легко.

Бросив взгляд на часы, Леон складывает ноутбук и идет в гардеробную. Пора одеваться, если он не хочет опоздать на чтение завещания. Стоит уже перестать вариться в собственных мыслях, надо заняться делом, пусть даже самым бессмысленным: оно разгонит кровь и не даст утонуть в сожалениях. Тыковка вряд ли хотел бы, чтобы они все последовали за ним на тот свет, значит, придется учиться жить без него.

Спуститься вниз – заряженная «Тесла» привычно ждет на входе. Леон вбивает адрес нотариуса на встроенном экране и запускается. Внутри тихо: он и так не особенно любил музыку в дороге, заменяя ее по утрам на книги, а теперь посторонние звуки кажутся попросту неуместными.

Нью-Йорк уже встал в пробку: хорошо, что Леон выехал пораньше. Он смотрит вперед, замирая вместе с городом и игнорируя все, кроме движения. С тех пор как они уехали из Манчестера, он перестал бояться, что еще до тридцати похоронит кого-то из братьев. Это было ошибкой: даже если он вывел их всех из поля зрения синдиката ценой собственной задницы, опасности не ушли. Просто стали бытовыми и банальными, а значит, более страшными.

Барон Бакстон оказался прав: он не сможет спасти всех. Кстати, о нем: Леон невольно поднимает подбородок, вспоминая об их последнем разговоре. Если в синдикате узнают, что «Феллоу Хэнд» ослаблена, могут начать действовать. Нужно избежать огласки любым способом. Томас Кристофер Гибсон погиб в результате несчастного случая, его место в компании займет его правая рука и талантливая ученица Майя Фостер.

У них даже нет грамотного пиарщика – Женевьев все еще тянет эту функцию на себе, но у нее недостаточно опыта и связей. В конце концов, она лишь маркетолог. Леон тянется за телефоном и открывает календарь, который не изменился за последний час. В еще одно окно он назначает встречу Женевьев. Черт, где носит Шерил – она совершенно игнорирует его сообщения – и почему именно сегодня?

В квартале от нотариуса он сворачивает к платной парковке: в этом районе совсем негде бросить машину даже на пару минут. Леон задерживается внутри, настраиваясь: сейчас его ждет еще один сложный момент. Нужно будет решить столько всего – и поехать в квартиру Тыковки, разобрать вещи. Собаку-то он не успел завести? Если нет, тогда это можно будет отложить.

Повернувшись, Леон замечает «Линкольн» Джека. Тот тоже внутри, опустил голову на руль и закрывает ее руками. Черт, он, наверное, сходит с ума – для всех них смерть Тыковки стала шоком, но Джек очень чувствительный сам по себе. Любые потрясения всегда давались ему тяжелее.

Нужно будет с ним поговорить. Просто попробовать выдохнуть какими-то словами все, что накопилось внутри. В себе Леон не сомневается – кому в горле нужно время, он рассосется, хотя вряд ли до конца. Но Гэри сейчас может устроить самому себе чемпионат по национальному английскому спорту – алкоголизму. А Джек… Этот способен даже причинить себе вред.

Подождав, пока дверь «Линкольна» откроется, Леон выбирается из «Теслы». Они с Джеком встречаются взглядами и кивают друг другу. В ту же секунду на парковку въезжает «Форд» Гэри, огромный черный пикап, заметный за милю. Братья в сборе, но на еще одном свободном месте до боли в груди не хватает серебристого спорткара по имени «Индиго», машины Тыковки. Леон слишком долго смотрит на дыру в своем сердце, и силы, которые он собирал все утро, покидают его.

На свободное место рядом с «Фордом» заезжает еще одна черная машина – «Хендай Ионик». Леон кивает Джеку, приглашая идти за собой, и тот делает шаг вперед.

– Мы догоним, – доносится до него рычащий голос Гэри.

Что ж, не им одним нужно время. Леон обещает себе, что сегодня вернется домой, откроет бутылку виски и позволит алкоголю расслабить напряженный мозг. Возможно, сейчас стоит даже накидаться до отключки, хоть он и не делал этого лет шесть, с самого их переезда в Штаты. Только один день – иначе он сопьется быстрее Гэри.

Они собираются в приемной нотариуса, так и не проронив ни слова – незачем. Последней появляется эта чертова Кэтрин. В сером деловом костюме с нелепыми туфлями на низком каблуке она даже не похожа на вдову. Хоть бы траур надела для приличия.

– Не опоздала? – тихо спрашивает она, становясь рядом с Гэри. – Еле выбралась из стационара.

– Нас еще не звали, – спокойно отвечает тот. – Не передумала уходить?

– Нет, – качает головой Кэтрин, поправляя пиджак. – В пятницу последний день.

Леон прислушивается, пытаясь понять, о чем они говорят. Выходит так, словно она увольняется… кем бы ни работала. Он даже об этом не спросил – было неинтересно. Что ж, если она рассчитывает жить на наследство, у него есть пара плохих новостей.

Когда их приглашают в комнату для оглашения завещания, Леон заходит последним. Там стоит ровно четыре стула. Боль от смерти брата, которая с утра ощущалась как тупая и фоновая, поднимает голову, и приходится заставить себя с трудом подавить отчаянный вой, рвущийся наружу.

Их было четверо. Их всегда, с первого дня, было четверо.

Кэтрин оказывается с краю, скрытая от Леона широким торсом Гэри. Приходится прикусить язык: не стоит давать боли выход через колкости и яд. В конце концов, еще ничего не известно. Напротив них за стол усаживается пожилой грузный мужчина с блестящей лысиной, обрамленной белыми волосами. Его морщинистое лицо сосредоточено на бумагах перед ним.

– Сегодня, двадцать седьмого февраля две тысячи девятнадцатого года, я, Джеймс Эверетт Брент, нотариус, поверен огласить завещание Томаса Кристофера Гибсона, британского подданного. Здесь присутствуют все, кто упомянут в завещании. Перед тем как я сообщу о распоряжениях мистера Гибсона, меня попросили передать следующие письма.

Монотонно произнося их имена, Брент протягивает им три конверта. Каждому, кроме Кэтрин. Леон сжимает свой пальцами, но не открывает. Он боится увидеть внутри корявый почерк Тыковки и окончательно впасть в безумие.

– Я, Томас Кристофер Гибсон, в здравом уме и твердой памяти, – Брент запинается, но продолжает, – несмотря на таблетки, которые глотаю вместо супа, сообщаю свои последние распоряжения по поводу моего имущества.

Джек рядом с Леоном ерзает на стуле и прикрывает рот рукой.

– Являясь владельцем двадцати пяти процентов акций компании «Феллоу Хэнд», я распределяю их следующим образом: по пять процентов каждому из моих названых братьев, коими являются Гэри Дэниел Джеймс Барнс, Джек Уолтер Эдвардс и Леон Генри Эдуард Гамильтон, виконт Колчестер. Прошу распоряжаться ими со всем умом, который у вас есть, братья, и вести наше дело к процветанию.

– И запомнил же, – усмехается Гэри.

– Оставшиеся десять процентов акций «Феллоу Хэнд» вместе со всем моим имуществом, включая квартиру в Уильямсберге, гаражное помещение там же, мою машину «Индиго», если она еще пригодится, денежные средства на всех моих счетах, телевизор и все движимое и недвижимое имущество, которое я забыл указать, переходят моей жене Кэтрин Гибсон.

У Леона гудит в ушах, он перестает слышать ровный голос нотариуса. Что ты натворил, Тыковка? С квартирой и деньгами он еще смог бы смириться, черт с ними, пусть бы эта Кэтрин жила в чужом доме во имя их общего спокойствия. Но пустить ее в их компанию? Человека, пальцем о палец не ударившего ради нее, и теперь что? Выплачивать ей дивиденды, которых она не заработала?

Нет, ей ничего не достанется. Он пойдет на что угодно.

Оглашение завещания заканчивается, и они, получив свои копии, выходят на улицу. Джек тут же открывает конверт и, достав из него лист бумаги, быстро пробегает глазами по строчкам.

– Этого не будет, – поворачивается Леон, находя взглядом застывшую посреди тротуара Кэтрин. – Я не дам ни цента от «Феллоу Хэнд», запомни. Чувствуешь себя победителем? Нет, война только началась.

Гэри ошарашенно поворачивается к нему, а на каменном лице Кэтрин губы искривляются от отвращения.

– И вам добрый день, виконт Колчестер, – произносит она. – Какая война?

– Я отсужу нашу компанию, – сообщает Леон. – Не позволю, чтобы она досталась обычной голддигерше.

– Что сказал? – хватает его за плечо Гэри. – Ты ебанулся, закатывать здесь скандал?

Он встает между ним и Кэтрин, закрывая ее телом.

– А тебя что, это устраивает?

– Мы все потеряли Тыковку. Это не дает тебе права вести себя как свинья.

– Гэри, – слышится встревоженный голос Кэтрин. – Ты нужен Джеку.

Это заставляет обернуться. Джек сидит на земле, прислонившись к стене здания и закрыв голову руками. Письмо Тыковки лежит перед ним. Инстинктивно дернувшись к нему, Леон не успевает: Гэри в два прыжка оказывается рядом.

– Леон Гамильтон, – окликает его Кэтрин. – Я не знаю, почему вы успели сложить обо мне какое-то мнение, но, ради памяти вашего брата и моего мужа, не нужно устраивать истерики в публичных местах, хорошо?

Несмотря на жесткий тон, ее лицо не перекашивается от гнева. Леон не понимает, как у нее хватает наглости так с ним разговаривать. Он разрывается между желанием уничтожить эту тварь и помочь брату, но когда оглядывается на Джека, тот уже далеко: Гэри ведет его к машине.

– Спасибо, – комментирует молчание Кэтрин. – А теперь, как цивилизованные люди, мы можем обсудить это на следующей неделе в офисе. Я не собираюсь отказываться от наследства – мне оно необходимо. И не сверкайте на меня очками, виконт. Я свяжусь с вашим ассистентом по поводу деталей встречи. А сейчас мне пора на работу.

В голове поднимается такая паника из-за Джека и странного поведения Гэри, что Леон молчит, позволяя отчитать себя как мальчишку. Кэтрин сейчас жутко не вовремя, но он сам начал разговор, который теперь не может закончить.

– Где ты работаешь? – только и может произнести он.

– В клинике Колумбийского университета, – спокойно отвечает Кэтрин. – И у меня заканчивается перерыв.

Она проходит мимо и быстро шагает за Гэри и Джеком.

Леон остается стоять посреди тротуара, чувствуя себя тупым и ненужным. Что Тыковка нашел в этой маленькой азиатской стерве?

Глава 4

Принцесса

Не уходить же просто так: Зои понемногу собирает в таблицу все, что может пригодиться ей на новом месте. Вчера она уже пробежалась по вакансиям, но пока ничего интересного не попалось. Есть буквально пара вариантов в Нью-Йорке, но судя по полной картине, если ей нужен настоящий рост, стоит рассматривать не только Восточное побережье, но и Западное. Это сложнее: все ее друзья здесь, и разница во времени точно заставит их отдалиться.

Кстати о них. Зои отвлекается на телефон и открывает чат под названием «Корнелльские сплетницы». Бегло просматривает утренние сообщения – ничего особенного пока не произошло.

Их четверо. Сверстницы, учились на одном факультете творческого письма, но после выпуска разбрелись по разным углам, хоть и остались подругами.

Руби, которая весь бакалавриат занималась студенческой газетой и выводила преподавателей из себя во время каждого интервью, отдалась своему призванию – журналистике. Она буквально полтора года посидела на скучных статьях и сплетнях о звездах в «Нью-Йорк таймс», а потом попала в команду журналистских расследований. Теперь они с Эверли куда менее откровенны друг с другом – та стала спичрайтером для какого-то политика, избирающегося в Сенат, и переехала в Вашингтон. Практически конфликт интересов.

А вот Саммер, которая продала свой первый бестселлер еще на третьем курсе, скорее наблюдает за ними издалека. Она не выбирается из родного Бостона, так что они видятся вживую, только когда Зои приезжает к родителям. Порой даже завидно: она и сама пыталась взлететь в мире самиздата, но после довольно вялого дебюта, который за первые полгода принес ей несчастных тысячу долларов, отказалась от этой утопичной идеи.

Несмотря на все различия, их объединяет общая жизненная цель – стать лучшими в своем деле любой ценой, и плевать на все препятствия. Руби упорно идет за Пулитцером, Эверли – к кабинету президента, Саммер – свергнуть с трона Стефани Майер. Сама Зои движется к роли топ-менеджера такого уровня, чтобы в Штатах не осталось журналиста или блогера, который не ел бы у нее с рук. Или не мечтал бы об этом.

«Созвон сегодня? – набирает сообщение Зои и следом за ним отправляет второе: – У меня убойные новости».

«Кого ты убила?» – тут же отвечает Руби.

«Созвон или нет?» – Зои добавляет к сообщению пару подмигивающих смайлов.

«Я в твоем районе, могу заехать на ланч», – предлагает Руби.

«Тогда в двенадцать».

«Вы там в Нью-Йорке вообще работаете? Или по ланчам ходите? – всплывает вопрос от Эверли. – Я успеваю поесть только вечером».

«Не завидуй, сенаторская девочка, вырастешь – тоже будешь обедать», – отвечает Руби.

Зои откладывает телефон, возвращаясь к работе, но тот снова вибрирует от сообщения.

«Вы можете не ссориться до полудня? Я вообще-то сплю», – возмущается Саммер.

Даже странно, что они подружились, но в Корнелле по-другому было не выжить: Лига плюща, где каждый обладает такими зверскими амбициями, что любое соревнование заставляет вгрызаться друг другу в глотки. Это были не просто споры: обсуждения на курсе английской литературы превращались в словесные драки, где каждый пытался перещеголять соседа своими размышлениями. Зои тоже пробовала найти скрытые смыслы в работах сестер Бронте, но ни разу не доходила до тех же метафизических глубин, что ее однокурсники.

Когда тебя окружают враги, неизбежно приходишь к мысли: нужны и союзники. Руби, Эверли, Саммер и Зои сдружились на почве общей ненависти к другой компании их курса. Выходцы из разных слоев среднего класса против избалованных непо-деток [1] – идеальный повод для общения. У одних по сто карат на сестричку и вечеринки в джакузи, у других – родительские ожидания и пара брендовых сумок, стремительно выходящих из моды.

Прошло два года с выпуска, непо-детки исчезли в дымке студенчества, а вот «Корнелльские сплетницы» остались, несмотря на разные города и цели.

Видимо, дружба против кого-то и правда оказывается самой крепкой.

Дюбуа не появляется в офисе, так что уход Зои на ланч замечает только Санджит. Он первым узнал о ее решении уйти, и теперь каждое ее движение сопровождается якобы понимающей ухмылкой. Это начинает бесить: не стоило ему говорить. Нужно держать себя в руках и не болтать о своих планах каждому встречному.

Санджит отлично подходит под это определение: пройдет две-три недели, и их пути разойдутся. Вряд ли ленивец, которого все в жизни полностью устраивает, хоть раз поднимет жопу. На месте Дюбуа Зои давно уволила бы его, но та слишком занята всем, чем угодно, кроме контроля эффективности собственных сотрудников. Так что остается молча взять куртку и спуститься вниз.

– Зои Харпер, – широко улыбается Руби, встречая ее у выхода. – Готова сразить меня новостями?

Она явно была в каком-то офисе неподалеку: вместо джинсов и косухи на ней приличные брюки и бежевое пальто. А черные волосы, обычно собранные в неаккуратный пучок, обрамляют квадратное лицо, подчеркивая огромные глаза навыкате, и спускаются по плечам к груди.

– Ты притворяешься нормальным человеком? – кивает Зои на ее внешний вид. – Давай сначала сядем где-нибудь.

– Ты любишь подержать меня в напряжении. В «Габриэль»?

– Сейчас мы туда не прорвемся, – вздыхает она, вспоминая очереди на ланч в единственном приличном французском бистро на квартал. – Давай сразу свернем к «Л’Адрес».

С тех пор как Руби попала в команду расследований, она окончательно забила на попытки кому-то понравиться. Выбрала удобство в одежде, и это ей только помогло: образ борца за справедливость в красной клетчатой рубашке стал цельным, и единственный взгляд на Руби помогал за секунду сложить верное впечатление: эта выпускница престижного университета попала туда за талант и теперь делает все, чтобы его развить, не отвлекаясь на земные радости в виде шмоток и косметики.

Впрочем, уроки мамы, риелтора из Филадельфии, не прошли даром. Стильной Руби тоже умеет быть.

– Где ты сегодня? – интересуется Зои. – Вышла в офис под прикрытием?

– Не расскажу, – загадочно улыбается та. – Это из-за расследования.

– Не волнуйся, я не подозревала тебя в попытках соблазнить клерка из Мидтауна.

– Никто из них меня не выдержит, – подтверждает ее мысль Руби. – У вас здесь удивительно скучные парни.

– Боже, не напоминай. Пару раз пыталась снять кого-нибудь из них… Но засыпала на первом же рассказе об удачной сделке.

– Пошла по ванильным мальчикам? – удивляется Руби. – Мне казалось, с этим ты завязала еще в университете.

– Иногда хочется чего-нибудь простого, – задумывается Зои. – К тому же с подходящими мне партнерами сложно. Последний, с кем я общалась, назвал меня сукой и паршивым сабмиссивом. А я всего-то спросила, с чего он взял, что может раздавать мне указания на первой встрече, когда мы еще даже условия не обсудили. Конечно, если у меня есть плашка «саб» на «Фетлайфе», то, увидев первого же доминанта, я обязана упасть на колени и открыть рот для его члена.

Проходящий мимо парень округляет глаза и бормочет себе под нос что-то вроде: «Было бы неплохо», но Зои не оборачивается ему вслед. Пусть запишет в лучшее из услышанного за день.

– Всегда удивлялась, как ты можешь искать доминанта, – с интересом поджимает губы Руби. – А потом постоянно проверять его на прочность и заставлять доказывать, что у него есть право доминировать.

– В этом и суть. Найти человека сильнее тебя, чтобы можно было отпустить контроль на час-другой. Проблема в том, что чем больше развиваешься, тем меньше вокруг мужчин, которые стоят твоей покорности.

– Когда найдешь того, кто выдерживает постоянные проверки, не забудь выйти за него замуж.

– Ни за что, – мотает головой Зои. – Ценность таких отношений в том, что они понятны: есть роли и условия. И необязательно приплетать сюда лишние чувства, переживать о том, что о тебе думают, и пускать чужого человека в свою жизнь. Никакого замужества.

Руби хмыкает в ответ: из них четверых только у Эверли есть постоянный бойфренд. Они вместе работают в штабе, так что никто никому не выносит мозги на тему нехватки внимания.

Они добираются до бистро, берут по порции лосося на пару и жареные овощи и наконец подходят к сути встречи.

– Итак, – раскладывает салфетку Руби, – если ты по дороге не проговорилась ни о каком миллиардере-доминанте с голубыми глазами и Андреевским крестом в игровой…

– Тебя впечатлило, да?

– Больше, чем все, что ты рассказывала, – признается та. – В общем, твои новости касаются работы.

– Я решила уволиться.

– Уже? А, точно, год ведь прошел. Тебе стало скучно?

– Они вывесили вакансию нового пиар-директора.

– Пояснишь?

Зои без лишних деталей пересказывает события вчерашнего дня и разговор с Дюбуа. Сложно не закипеть вновь, но сейчас она куда спокойнее.

– Не понимаю, – щурится Руби. – Почему бы не поработать с новым начальником?

– Я полностью подхожу на должность, особенно с учетом того, что своими руками создала пиар в этой компании. Сколько еще нужно доказывать, что я чего-то стою?

– Прости, забыла. Ты уже целый год там, удивительно, как тебя не поставили генеральным директором.

– Прекрати, – морщится Зои. – Я бы ни на что не претендовала, если бы они не присвоили мои идеи и не решили нанять мне начальника.

– Ладно, но ты права: новость убойная. При этом ты в курсе дел самого Дейви Арчера, да?

– Ты про Оаху? Конечно. Вспомни, кто тогда прикрыл ему зад.

– Оаху… – задумчиво тянет Руби. – На твоем месте я бы не останавливалась на этом.

Зои застывает: та что-то знает. У Арчера припрятано больше грехов, чем тусовка с наркобароном… Черт, как сама не догадалась? Никто не дружит с криминальными авторитетами просто так.

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего, – сияюще улыбается Руби.

Теория подтверждается: владелец их компании Дэвид Арчер как-то связан с криминальным миром. Сама Руби больше ничего не скажет, но Зои это и не нужно. У нее практически есть карты в руках, их осталось только…

– Мне просто погуглить подальше?

Руби опускает палец, указывая на пол.

– Глубже, детка, – двигает бровями она. – Сильно глубже.

Зои тут же меняет тему: сообщение получено, и нужно лезть в даркнет. Место, конечно, так себе, но в их работе лишней информации не бывает. Осведомленность может пригодиться. Черт, стоило подумать раньше и прижать его к стенке еще на случае с Оаху.

Она даже не знает, чего хочется больше: все-таки шантажом и прыжками через головы добиться своего места здесь или найти себе нового директора, который не связан ни с какими преступниками. Хотя второе, наверное, будет довольно скучным.

Зои ненавидит перекрестки.