– Мужики соображают на троих, водка у них есть, а из закуски только сухарик. Первый выпил со словами «Ну, будем», понюхал сухарик, передал второму, второй так же, а третий сказал тост и съел сухарик. «Слушай, – ему говорят, – мало того, что ты болтун, но ты еще и обжора».
– Смешно, – сказала Маша, – а второй?
– Хватит одного, я передумал, пей.
Маша выпила текилу, слизнула соль, съела лимон, сощурив от кислоты глаза.
– Вкусно, – наконец произнесла она, – не ожидала.
– Ты ходить собираешься? – спросил Караев.
– Разве мой ход? – удивилась Маша.
– Твой, ходи.
Маша сосредоточилась на шахматной доске.
– Давно хочу тебя спросить, – начал Караев, – почему ты приносишь с собой шерстяные носки?
– Я в них уборку делаю.
– Я это заметил, но зачем? Я всегда предлагаю тебе тапочки, ты отказываешься и натягиваешь свои нелепые, извини, носки.
– Ничего они не нелепые, я их сама вязала, мне так удобно, чистая шерсть, они меня заряжают энергетикой.
Послушай, ты так молода, – засмеялся Караев, – что тебе рано еще думать о зарядке, скорее тебе надо разряжаться. У нас в школе был один учитель, очень флегматичный человек, который, глядя, как мы скачем и толкаемся, всегда говорил, что в нас столько энергии, что если к нам подключиться, то можно будет осветить небольшой поселок. Кажется, тебе опять мат.
– О нет! – воскликнула девушка.
– О да, – уверил Караев.
– Где мат, я не вижу?
– Ну, конечно, глаза залила, где тебе видеть.
Маша двигала королем в разные стороны, пытаясь найти выход.
– Действительно, мат, – отчаянно сказала девушка, – нет, не верю, так нельзя, это нечестно, я этого не переживу!
– Хочешь, я тебя обматерю, чтобы ты поверила? – предложил Караев.
– Зачем это? – испугалась девушка.
– Ни зачем, игра слов, мат – мат, шутка.
– Ну и шутки у вас. Только все равно это нечестно.
– А что же здесь нечестного?
– Да вы меня заговорили своими разговорами, и я играла невнимательно. Вы мешали мне думать.
– А ты что, не можешь разговаривать и думать одновременно? – поинтересовался Караев.
– Нет, не могу, это вы у нас Цицерон, – в сердцах сказала Маша.
– Ты что имеешь в виду, мой ораторский дар?
– Нет, то, что вы говорите одно и думаете другое.
– Тогда, наверное, Юлий Цезарь, – предложил Караев, – правда, он еще читал и писал, кроме того, что говорил и думал. Спасибо, конечно, за комплимент, но все-таки мне до него далеко.
– Мне от этого не легче, черт знает что такое, даже настроение испортилось, – расстроилась Маша.
– А ты выпей с горя, сразу легче станет, – сказал Караев.
– А-а, наливайте, – махнула рукой девушка. Караев наполнил рюмки.
– Еще партию? Бог любит троицу.
– А я все равно не отыграюсь: даже если выиграю сейчас – будет два-один.
– Ну, до утра времени много, как знать?
– А мы до утра играть будем? Интересно.
– Это как игра пойдет.
– Да нет, мне пора в общежитие, хотя… Давайте еще одну партию.
– За Кецкоалтля, – сказал Караев, подняв рюмку.
– Господи, а это кто еще?
– Это все там же, в Мексике.
Маша протянула сжатый кулачок Караеву.
– Что?
– Соль, лимон, – приказала девушка.
Когда выпили, Караев попросил:
– Слушай, ты не могла бы говорить мне «ты», а то я себя чувствую как-то неловко.
– Мне неудобно, – призналась Маша, – вы меня старше, наверно, в два раза.
– Это делается просто: пьем на брудершафт и переходим на ты.