Хроника

О господине Николае, епископе Реджийском

В лето Господне 1211 в первый день июня господин Николай[372 - О епископе Николае, его знатном роде, воспитанности и достоинствах пишет и Бонкомпаньо. Он наделяет Николая всеми эпитетами, характерными для положительного персонажа, в особенности для лиц благородного происхождения. Он пишет о нем так: «Достопочтенный отец Николай, епископ Реджийский, был знатного рода, но более знатен своим нравом: обходительный со всеми, любезный в ежедневном общении, миролюбивый, пользующийся уважением вельмож». См.: Boncompagnus. Rhetorica novissima. Prologus. Ed. Gaudenzi, Bibliotheca iuridica. Т. II. Bononiae, 1892. P. 251.] получил епископскую кафедру в Реджо. Он был именитым епископом и, так сказать, мужем брани, пользовавшимся расположением императора Фридриха и римской курии. Падуанец по происхождению, из знатного рода Мальтраверси, он был человеком красивым, щедрым, воспитанным и обходительным. Он велел построить большой дворец для реджийской епископии. Он так возлюбил братьев-миноритов, что пожелал отдать им для жительства главную, то есть кафедральную, церковь. И с этим согласились каноники, жившие там, и хотели из любви к братьям уйти и поселиться в часовнях города Реджо, но братья-минориты по своему смирению не позволили им этого и наотрез отказались. Этому епископу пожаловались, что его лавочник утаивает от братьев-миноритов установленные им хлебные подаяния. И поэтому епископ позвал его к себе и весьма сурово его упрекал, говоря: «Разве не говорит сын Сирахов 4, 1: “Сын мой! не отказывай в пропитании нищему”?» Но понимая, как свидетельствует Соломон в Притчах, 29, 19, что «словами не научится раб, потому что, хотя он понимает их, но не слушается», епископ посадил его в тесное и лишенное света узилище и кормил «его скудно хлебом и скудно водою» (3 Цар. 22, 27), а затем прогнал от себя. Да будет он благословен! Ибо он знал, что «род рабов исправляется только наказанием», как сказал некий тиран воспитателям святого Ипполита[373 - Заимствовано из «Золотой легенды» Иакова Варагинского. См.: Iacobi de Varagine. Legenda aurea. Ed. Gr?sse. Cap. 118 (113). Слова тирана Валериана из гл. «Passio s. Ippoliti». 1. P. 502. «Золотая легенда» (Legenda aurea) – свод расположенных в календарном порядке житий около 180 святых, составленный в XIII в. Иаковом Варагинским (Iacobus de Varagine), епископом Генуи.]. «Да будет благословен /f. 218d/ маркиз Монферратский, – говорит Патеккьо[374 - Патеккьо Джирардо (XIII в.) – нотарий из Кремоны, поэт, писавший на разговорном итальянском языке (volgare). Его перу принадлежат сборник назидательных высказываний «Объяснение Соломоновых притч» и сходная с ним по содержанию и морализаторским тенденциям книга «Досады» (ит. Noie), которую часто и охотно цитирует знавший Патеккьо и подражавший ему Салимбене, назвав ее «Книга досад» (Liber Tediorum). Приводимая здесь стихотворная строка переведена на латинский язык. О Патеккьо см.: Affo Ierineo. Storiadella citta di Parma. III. P. 356. № 52; История литературы Италии. T. I. Средние века. С. 113.], – пощадивший всех, кроме оруженосцев». Весьма жалки те люди, которые, после того как их при дворах вельмож возвеличили и осыпали почестями, становятся алчными, чтобы выказать себя хорошими блюстителями и хранителями имущества своих господ, и утаивают от бедняков и мужей праведных то, что потом отдают своим содержанкам; и иногда, в некоторых случаях, жены и дочери господ становятся любовницами слуг, лавочников и гастальдов, потому что только из рук подобных людей они могут получить хоть что-то из домашних вещей. Весьма жалки и подобные господа, больше заботящиеся о тленных вещах, чем о собственной чести и телах жен и дочерей. Все это «видело око мое» (Сир. 16, 6) и подробно отмечало. Итак, господин Николай, епископ Реджийский, был сильным и опытным во многих делах мужем. Ибо с клириками он был клирик, с монахами – монах, с рыцарями – рыцарь, с баронами – барон.

В том же году император Оттон, продвигаясь по Апулии, захватил города и земли до Поликоро, принудив их к сдаче. А в это время германские князья избрали императором уже упоминавшегося нами короля Сицилии Фридриха, сына покойного императора Генриха VI, и побуждали его поспешить в Германию. Услышав об этом, император [Оттон], посетивший курию в Лоди, можно сказать, напрасно (ибо маркиз д’Эсте с согласия верховного понтифика уже заключил с жителями Павии, Кремоны и Вероны союз для противодействия ему), поспешил без всякой славы вернуться в Германию.

В лето Господне 1212 упомянутый король Сицилии[375 - Имеется в виду Фридрих II, которому тогда было 18 лет. См. прим. 8. С. 53; прим. 1. С. 80; прим. 4. С. 84–85.] прибыл в Рим, где его торжественно приняли верховный понтифик и римляне. Затем, на корабле достигнув Генуи, он с их помощью и с помощью маркиза /f. 219a/ Вильгельма Монферратского был препровожден до самой Павии и со славою там принят, после чего они проводили его до Ламбро. Кремонцы, радостно встретившие его у Ламбро, проводили его в Кремону, развлекая по пути веселыми плясками и турниром. Но при возвращении многие рыцари из Павии были взяты в плен миланцами. А король, весьма счастливо проходивший через Мантую, Верону и Тренто, со славою пребывал в каждом городе. Отсюда он через Кур вступил в Германию и, получая ежедневно от князей уверения в преданности, был коронован в Майнце; после этого присутствовал в Регенсбурге на торжественном собрании двора и получил заверения в преданности от короля Богемии и от многих других князей. В этом же году, в первый день от начала августа, пешее и конное войско реджийцев, находившееся на службе у болонцев, подошло к горе Самбука в Пистое, чтобы выступить против жителей Пистои.

В том же самом году Альмирамамолиний[376 - Альмирамамолиний – Мохаммед эль Назир, король Мавритании.], король Мавритании, придя в Испанию с бесчисленным множеством сарацин, угрожал захватить не только Испанию, но даже и Рим, и более того – всю Европу. Но папа Иннокентий велел собрать против них множество христиан-крестоносцев; они прежде всего взяли замок Малагон, затем, заняв Калатраву, Аларгос, Бенавент, Педробуену, стали лагерем у входа в ущелье Пуэрто-Мурадал. Ущелье было таким узким, что, казалось, двести человек могли воспрепятствовать проходу всех людей. И вот, пока наши колебались, двое живущих во Христе явились под видом торговцев, и во главе с ними все войско христиан неожиданно для сарацин обошло гору с другой /f. 219b/ стороны и в субботний день [14 июля] расположилось лагерем недалеко от лагеря врагов Христовых. На рассвете в понедельник, 16 июля, построившись на поле в боевом порядке, сошлись христиане и враги Христовы. И по милости Спасителя враги, уничтожаемые христианнейшими королями Арагона, Наварры и Кастилии[377 - Педро II – король Арагона (1196–1213), Санчо VII – король Наварры (1194–1234), Альфонсо IX – король Кастилии (1188–1236).], обратились в бегство; неисчислимые тысячи их поглотил меч[378 - Ср. Иер. 12, 12: «ибо меч Господа пожирает всё».] христианский. Ибо, преследуемые на протяжении пяти миль[379 - Арнольд, архиепископ Нарбоннский, сообщает, что христиане преследовали мавров на протяжении четырех миль // Ughelli-Coleti. Italia sacra. I. Col. 166.], гибли они бессчетно[380 - Об этом сообщает король Альфонсо в письме к папе Иннокентию III: «И заслуженно погибло там 60 тысяч сарацин, из которых мы иных перебили, а иных взяли в плен». См.: Epistolae Innocentii III. Ed. Baluzius (Baluze). Т. II. P. 687.]. Затем наши, одержав победу и продвигаясь вперед, отважно захватили город Убеду. В нем они уничтожили шестьдесят тысяч неверных обоего пола. Наконец христианское войско двинулось восвояси, воздавая благодарность Спасителю, Коему честь и слава во веки веков. Аминь.

Здесь кончаются слова епископа Сикарда.

Начиная с этого места, слог становится неотделанным, грубым, тяжелым и косноязычным, часто он не следует даже правилам грамматики, зато согласуется с ходом истории. И потому отныне нам надо будет приводить его в порядок, улучшать, дополнять, сокращать и излагать хорошо грамматически, когда будет необходимо, как мы уже сделали – и это ясно видно – выше, во многих местах этой самой хроники, где мы обнаружили множество ошибок и неточностей; некоторые из них были внесены переписчиками, делавшими много ошибок, а другие были допущены первыми сочинителями[381 - В лат. оригинале: dictatores от глагола dictare – «диктовать»; уже в античной латыни это слово означает – «сочинять»; отсюда в средневековой латыни «dictator» – «сочинитель» (автор), главным образом, прозаических сочинений (в том числе и писем). Салимбене довольно часто употребляет это слово в значении «диктовальщик-сочинитель». См.: Гаспаров М.?Л. Средневековые поэтики в системе средневековой грамматики и риторики // Проблемы литературной теории в Византии и латинском Средневековье. М., 1986. С. 104.]. А те, кто добавлял что-нибудь после них, в простоте душевной следовали им, не размышляя, правильно те сказали или нет. И делали они это либо во избежание трудностей, либо случайно, потому что не имели опыта составления истории. И все же лучше, чтобы они написали хоть что-нибудь, пусть и простым слогом, чем вообще опустили что-то из происходящего. Ибо от них мы знаем, по крайней мере, и в каком году от Воплощения Господня /f. 219c/ произошло то или иное, и хоть какую-то правду об истории, о деяниях и о случившихся событиях, чего мы, пожалуй, не знали бы, разве только Бог пожелал бы открыть, как Он открыл Моисею, Ездре, и Иоанну в Апокалипсисе, и мученику Мефодию[382 - Мефодий (умер в 311 г.) – епископ Олимпии и Ликии, мученик, Отец Церкви. Яростный борец против язычников и еретических учений.] в темнице, и многим другим, кому были открыты будущее и тайны небесные. Вот почему блаженный Иероним говорит[383 - S. Hieronymi. Prologus Galeatus. Bibliae Sacrae vulgatae editiones. См.: Исх. 35–36. Блаженный Иероним (ок. 340–420) – богослов, ритор и переводчик Библии на латинский язык. Родился в г. Стридоне (Далмация), получил философско-риторическое образование в Риме. В 366 г. принял крещение. В 373 г. отправился на Восток, где занялся изучением Библии и греческого богословия. В 381 г. он вновь в Риме, и здесь папа Дамас I поручил ему пересмотр латинского текста Священного Писания. Иероним сделал новый перевод Ветхого Завета с древнееврейского на латинский и отредактировал латинский текст Нового Завета. Этот перевод, получивший название Вульгата, с некоторыми позднейшими изменениями в 1546 г. был объявлен каноническим. В 385 г. из-за нападок на него представителей высшего римского общества, возмущенных его сатирой «О сохранении девственности», в которой он вывел легкоузнаваемых развратников, ханжей и бездельников, Иероним вынужден был покинуть Рим и удалиться на Восток, где он и закончил свою жизнь.], что «в скинии Господней каждый предлагает то, что он может. Одни предлагают золото и серебро и драгоценные камни, другие – виссон и пурпур, и червленую ткань, и аметист. Что до нас, то хорошо, если мы предложим шкуры и козью шерсть. И однако апостол полагает наши жалкие дары более необходимыми. Потому и вся эта красота скинии, которая отдельными особенностями является прообразом Церкви настоящей и будущей, покрывается шкурами и тканями из козьей шерсти, и вещи более дешевые защищают ее от солнечного зноя и непогоды». То же самое мы сделали и во многих других хрониках, которые мы написали, издали и исправили.

Далее, в вышеупомянутом году король Франции и граф де Монфор приняли знак креста и приготовились вместе с другими крестоносцами оказать помощь в сражении войску, бывшему в Испании[384 - Здесь Салимбене допустил ошибку, взяв сведения из «Liber de temporibus» Alberti Milioli (ed. cit., cap. 196, p. 453), в которой говорится о войне с альбигойцами, а не о войне в Испании, которую Салимбене описал выше, изложив ее по «Хронике» Сикарда (MGH SS. Т. 31. Р. 180).], когда император Сарацинский, у которого было пятьдесят королей, потерпел поражение при Мурадале[385 - Отвоевывание земель у арабов (мавров) испанцами на протяжении XI–XII вв. шло с переменным успехом. Но в 1212 г. объединенные силы испанских королевств, к которым присоединились крестоносцы из других стран Европы, в том числе и Португалии, о чем здесь упоминает Сикард – Салимбене, нанесли маврам страшное поражение при Лас-Навас-де-Толосе.] от трех испанских королей – Кастилии, Наварры и Арагона, поддерживаемых португальцами; одиннадцать тысяч их, сражавшихся в первых рядах, погибли[386 - Видимо, из числа мавров.].

В том же самом году, то есть в 1212-м, неисчислимое множество паломников – бедных людей обоего пола и детей из /f. 219d/ Тевтонии, побуждаемых тремя отроками[387 - Детские крестовые походы, к которым присоединялись и взрослые, были вызваны не только бедственным положением народа и массовой беспризорностью, но и распространением идеи о том, что только безгрешные дети сумеют чудом освободить Иерусалим. Так, во Франции появился отрок-пастух Стефан, который объявил себя посланцем Бога и призывал детей к крестовому походу. По его призыву толпы детей и взрослых отправились в поход, закончившийся трагически.] двенадцатилетнего возраста, принявшими знак креста в области Кёльна и говорившими, что им было видение, прибыло в Италию. Они единодушно и в один голос говорили, что пройдут по морю, как по суше, и вернут Господу Святую землю – Иерусалим; но потом все затихло. В том же году был такой сильный голод, особенно в Апулии и Сицилии, что матери поедали даже детей.

В лето Господне 1213, на пятидесятый день после Святой Пасхи, в День святых мучеников Марцеллина и Петра, а именно 2 июня, кремонцы пришли на помощь жителям Павии, многие из которых, как мы сказали выше, были захвачены миланцами при переезде короля из Павии в Кремону; все как один они собрались с боевой повозкой у Кастеллеоне, имея поддержку всего лишь 300 рыцарей из Брешии. И вот «внезапно сделался шум» (Деян. 2, 2), так как миланцы со своей повозкой летели как стрелы и неслись как молния. К ним на помощь пришли рыцари и лучники из Пьяченцы, конные и пешие из Лоди и Кремы, из Новарры и Комо, и столько же или более из Брешии, сколько, как уже сказано, пришло на помощь кремонцам. Все они единодушно, с яростным криком, одним порывом и натиском нападают на кремонцев и прочих рыцарей «извне»[388 - Рыцари «извне» – в лат. оригинале «milites forinseci». Имеются в виду рыцари, изгнанные из данного города, не державшие сторону правящей группировки города, ориентирующейся или на папу, или на императора. Те же рыцари, которые держали сторону правящей группировки города, назывались «внутренними рыцарями» – «milites intrinseci». Они жили внутри города.], атакуют, обращают их в бегство, захватывают и одолевают. Тем не менее кремонцы одержали победу над миланцами и их войском и, силой /f. 220a/ овладев боевой повозкой упомянутых миланцев, с ликованием привезли ее в город Кремону в знак победы. В том же году, 13 июня, коммуна Болоньи обещала и поклялась начать войну с моденцами в защиту коммуны Реджо, и служить ей, и не заключать мира с вышеназванными моденцами без согласия реджийской коммуны.

В лето Господне 1214 рыцари из Реджо, находившиеся на службе у кремонцев и пармцев, пришли в епископство Пьяченцы поживиться имуществом жителей Пьяченцы и остановились близ Коломбы, монастыря ордена цистерцианцев.

В лето Господне 1215 папа Иннокентий III провел в Латеране Вселенский собор. На нем он исправил и упорядочил церковную службу, добавив то, что полагалось, и освободив от ненужного. До сего времени она не была приведена в надлежащий порядок, как того желали многие и требовало действительное положение дел, ибо в ней было много лишнего, и это вызывало скорее раздражение, чем религиозное чувство, как у слушающих, так и у служивших мессу. Например, первая воскресная служба[389 - Имеется в виду обязательное утреннее богослужение, проводившееся для клира и членов монашеских орденов.], когда священники должны служить свои мессы и народ их ожидает, а того, кто должен служить, нет, так как он занят на этой первой службе. Равным образом вызывает только досаду и чтение восемнадцати псалмов во время воскресной всенощной перед пением «Тебе Бога хвалим», как летом, когда и блохи докучают, и ночи короткие, и жара сильная, так и зимой. До сих пор в церковной службе есть многое, что можно было бы изменить к лучшему, и это было бы уместно, ибо много в ней нелепого, хотя не все это понимают.

В лето Господне 1216, в июле месяце, в Перудже скончался папа Иннокентий III, и покоится он, погребенный в кафедральной церкви. /f. 220b/ В его время Церковь процветала и была сильной, главенствуя над Римской империей, над королями и правителями всей земли. Однако начало брани и разногласиям между Римской империей и Церковью положил он сам со своими императорами Оттоном IV и Фридрихом II, которого он возвеличил и назвал сыном Церкви. Сам же Фридрих был человеком, несущим гибель, проклятым, раскольником, еретиком и эпикурейцем, разорителем всей земли[390 - Салимбене наделяет Фридриха II такими отрицательными чертами, потому что иоахимиты, взгляды которых разделял автор «Хроники», считали Фридриха II антихристом или предтечей антихриста, от которого исходит все зло.]. Ибо он посеял в городах Италии семена разделения и раздора, которые произрастают по сей день, так что сыновья могут посетовать на отцов словами пророка Иезекииля, 18, 2: «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». И то же говорит Иеремия в конце Книги Плача (5, 7): «Отцы наши грешили: их уже нет, а мы несем наказание за беззакония их». Вот почему кажется, что сбылись слова Иоахима[391 - Почти то же самое содержится в: Pseudo-Ioachim. Interpretatio in Ieremiam, p. 289 и Expositio Pseudoioachitica onerum Isaiae. См.: Neues Archiv. XV. P. 151 sq.], сказанные императору Генриху, отцу Фридриха, вопрошавшему еще в детские годы сына, каким он будет. Аббат ответил: «О, король! Мальчик твой – разрушитель, негодный сын и наследник твой. Увы, Господи! Он приведет в беспорядок землю и будет “угнетать святых Всевышнего” (Дан. 7, 25)». Вот почему с Фридрихом случилось то, что сказал Господь устами Исаии об Ассуре или о Сеннахериме, Ис. 10, 7: «У него будет на сердце – разорить и истребить немало народов». Все это воплотилось во Фридрихе, как мы видим своими глазами, мы, живущие ныне, в 1283 г., когда мы пишем это в канун Дня святой Магдалины[392 - День памяти святой Магдалины – 21 июля.]. Однако папу Иннокентия можно оправдать, поскольку он по доброму побуждению низложил Оттона и вознес Фридриха согласно стиху Псалма, 74, 8: «Одного унижает, а другого возносит».

И заметь: папа Иннокентий был человеком смелым и великодушным. В самом деле, однажды он приложил к себе несшитый хитон[393 - См. Ин. 19, 23: «Хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху».] Господень, и ему показалось, что Господь был небольшого роста, а когда он надел его /f. 220c/, тот оказался больше его самого. И он испытал перед Ним великий трепет и почтил Его так, как и подобало. Он же однажды произносил перед народом проповедь, держа, как и обычно, перед собою книгу. Когда же капелланы спросили, зачем он, такой мудрый и образованный, делает это, он ответил: «Я делаю это ради вас, дабы дать вам пример, ибо вы необразованы и стыдитесь учиться». Он был человеком, который «в ткань своих забот» вплетал «порой и веселье»[394 - Стихотворная строка из «Двустиший» Катона Дионисия, предполагаемого автора нравоучительных двустиший (III в. н. э.). См.: Catonis Distichon. III, 7.]. Когда однажды некий жонглер из Анконской марки приветствовал его словами: Папу Иннокентия, / Смертных просветителя, / Приветствует Скатуччи, / О господин мой лучший! – папа в ответ ему сказал: Откуда ты, Скатуччи? – Скатуччи: Из замка Рекано. / Я родился тамо. – Папа: Если в Рим твоя дорога, / то даров получишь много, то есть: «Я сделаю тебе добро!» Так сказал ему папа, как тому учит грамматика: «В каком духе вопрос, в таком же духе должен быть ответ», – ибо как жонглер говорил нескладно, так и ответ получил нескладный.

Однажды во время проповеди прихожанам папа заметил некого школяра, смеявшегося над его словами. И по окончании проповеди он незаметно позвал его в свои покои и спросил у него, почему тот смеялся над священными словами, тогда как они полезны для спасения души. И ответил школяр, что слова, которые папа произносил, – это только слова; сам же он [школяр] умеет показывать на деле, как вызывать мертвых и [приказывать] демонам. И по его словам папа понял, что он некромант и что он выучился этому в Толедо[395 - В Средние века было распространено поверье, что искусству некромантии можно обучиться в Толедо.], и попросил его вызвать одного своего умершего друга для доверительной беседы с ним и для того, чтобы узнать у него о состоянии его души /f. 220d/. И вот они выбрали пустынное и уединенное место в Риме, куда папа пришел под видом прогулки и повелел своим спутникам отойти от него и ожидать его возвращения. Они подумали, что папа удалился по нужде, и исполнили, что он им сказал. И вот школяр вызвал Иннокентию архиепископа Бисмантовы[396 - По мнению О. Гольдер-Эггера, здесь, возможно, речь идет о Герарде да Сессо, епископе Новаррском, избранном архиепископом Миланским и кардиналом Альбанским (ум. в 1211 г.), которого точнее было бы назвать «архиепископом из замка Бисмантова». См. MGH SS. Т. 32. Р. 32. № 3.], явившегося с той пышностью и тщеславием, с какими он обычно приходил в курию. А именно: первыми шествовали отроки, которые должны были приготовить покои, затем – в большом количестве – ослы, навьюченные сокровищами, затем – челядь, обученная прислуживать, затем – рыцари и, наконец, он сам в сопровождении многочисленных капелланов. И когда некромант вопросил его, куда он направляется, тот ответил, что он идет в курию к папе Иннокентию, своему другу, который пожелал его видеть. Школяр ему в ответ: «Вот он, твой друг Иннокентий, он желает знать, каково тебе [там]». Тот ему сказал: «Плохо мне, ибо я осужден за свою любовь к пышности, за тщеславие и другие грехи, совершенные мною. И я не покаялся и потому предан демонам и тем, кто “нисходит в преисподнюю” (Пс. 113, 17)[397 - Переведено по Вульгате. Ср. в синод. пер.: «нисходящие в могилу».]». И вот по окончании взаимной беседы видение исчезло, и папа вернулся к своим. Иннокентию наследовал Гонорий III[398 - Гонорий III (Ченчио Савелли), годы понтификата: 1216–1227.].

В вышеуказанное лето Господне 1216 около замка Святого Архангела рыцари и лучники, находившиеся на службе у жителей Болоньи, выступили против жителей Римини и осадили этот замок, и оставались там в течение долгого времени, пока не был заключен мир; и все те из Чезены, которые находились в темнице в Римини, были отпущены (а было их семьсот человек). И в ту зиму было очень много снега, и лед был очень крепким, так что он поломал виноградники, и река По покрылась льдом, на котором /f. 221a/ женщины водили хороводы и рыцари устраивали турниры. И крестьяне переправлялись через По на телегах, двуколках и волоком. И стоял упомянутый лед в течение двух месяцев. И в то время продавали секстарий пшеницы за девять империалов, бывших в обращении, и секстарий спельты – за три империала. И госпожа королева, супруга императора Фридриха, сына покойного императора Генриха VI, направляясь из Апулии в Германию к своему упомянутому мужу, прибыла в Реджо. И пока королева пребывала там, ее содержала реджийская коммуна.

В лето Господне 1217 папой стал Гонорий III; он созвал собор, на котором постановил отлучать от Церкви тех, кто выносит любое решение, ущемляющее свободу Церкви; и постановил, чтобы ни один священник или прелат не слушал этих решений и чтобы их не читали в Париже. И он отстранил епископа, который не читал Доната[399 - Донат Элий (IV в.) – римский грамматик и ритор, учитель блж. Иеронима. Компилятивно изложил грамматику латинского языка в двух руководствах: пространном – «Ars grammatica» и кратком – «Ars minor» (Grammatici Latini. Ed. Keil. Т. IV).]. И установил, чтобы перед причащением всегда зажигали свечу и чтобы священник нес причастие к больному перед грудью.

В лето Господне 1218, в июне месяце, реджийцы, находившиеся на службе у кремонцев и пармцев, выступили со своим войском против миланцев и их партии в Дзибелло; и в один из дней трехдневного поста [7 июня] произошло большое сражение между ними. И с той и другой стороны было много убитых, и еще больше было захвачено в плен. И между Реджо и Пармой был заключен союз, и господин Гвидо из Реджо был подеста в Парме. И в том же самом году христиане-паломники осадили Дамьетту.

В лето от Воплощения Господня 1218, в VI индикцион, в середине мая[400 - 24 мая.] был осажден город Дамьетта, все христиане погрузились на корабли и в какую-то из следующих недель, во вторник[401 - 29 мая.], вступили в землю египетскую и расположились лагерем возле города Дамьетты, и оставались там все лето и зиму; и в следующем, 1219 г., в IX индикцион, в пятый день от начала ноября, в канун Дня святого Леонарда, христиане-паломники в честь Господа нашего Иисуса Христа овладели Дамьеттой. Это произошло в правление короля Иерусалимского Иоанна, мужа выдающегося, знатного, благоразумного, большой веры и скромности, и при патриархе Иерусалимском, украшенном знанием и добронравием, и при участии многих других знатных рыцарей, которые перечислены в истории, описывающей взятие этого города[402 - Вероятно, в книге Альберто Милиоли «Liber de temporibus», cap. 220: «Gesta obsidionis Damiatae» // MGH SS. Т. 31. Appendices. Iohannis Codagnelli Gesta obsidionis Damiatae. P. 463–503.].

В лето Господне 1219 христиане захватили Дамьетту.

В лето Господне 1220 папа Гонорий III короновал в /f. 221b/ Риме, в соборе Святого Петра, в день памяти святой девы и мученицы Цецилии [22 ноября] Фридриха, сына императора Генриха; была коронована императрицей и супруга его, королева Констанция, при всеобщем согласии римлян (что вряд ли можно было услышать когда-либо о каком-либо императоре). И правил он 30 лет и 11 дней; и скончался он в тот же самый день, в который был коронован, в Апулии, в небольшом городке, называемом Фьорентино, возле Лучеры Сарацинской[403 - Город Лучера был дарован Фридрихом II сарацинам.]. В упомянутом году реджийцы, пармцы и кремонцы осадили замок Гонзаги, который удерживали мантуанцы и Альберто, граф ди Казалольдо из епископства Брешии. В том же году начали рыть и вырыли канал Талеату, то есть отвели рукав и пустили в него воды По. И во вторник, 16 июня, мантуанцы, веронцы, феррарцы и моденцы захватили замок Бондено[404 - Замок Бондено – близ Мантуи.]. В том же году, 10 августа, в День святого Лаврентия, люди из Бедулло, собравшиеся туда из Фаббрико и Кампаньолы, чтобы сжечь и разграбить Бедулло, победили, обратили в бегство и захватили мантуанцев.

В лето Господне 1221, в 8?й день перед августовскими идами [6 августа] скончался блаженный Доминик. И в том же самом году, в седьмой день перед октябрьскими идами [9 октября], в День святых Дионисия и Донина, родился я, брат Салимбене де Адам из города Пармы. И как рассказывали мне родители мои, воспринял меня от святой купели в пармском баптистерии, находившемся рядом с моим домом, господин Балиано Сидонский[405 - Балиано Сидонский – один из соратников Фридриха II на Востоке.], великий барон из Франции, прибывший из Святой земли к императору Фридриху II. То же самое поведал мне гость из города Акры, брат Андрей из ордена братьев-миноритов, который находился в свите упомянутого господина, будучи его спутником в путешествии. Он видел мое крещение и поделился своими воспоминаниями об этом /f. 221c/.

В лето Господне 1222 жители Болоньи и Фаэнцы разрушили рвы города Имолы и перенесли ворота этого города в город Болонью[406 - См.: Tolosani.. Chronicon. Cap. 172. Ed. Borsieri. P. 713; Annales Bononienses. Calogera. Nuova Raccolta d’opuscoli sciencifici, IV. P. 125; Cronaca di Bologna // Muratori. SS. Т. XVIII. Col. 253.]. В том же самом году, в Рождество Господа нашего Иисуса Христа, во время проповеди господина Николая, епископа Реджийского, в кафедральной церкви Святой Марии, в Реджо-Эмилии произошло сильнейшее землетрясение[407 - Салимбене поместил это землетрясение под годом 1222; этот год назван и в приведенном стихотворении. Альберто Милиоли (op. cit.) упоминает это событие под годом 1223-м.]. Это землетрясение охватило всю Ломбардию и Тоскану. Но особо говорили о землятресении в Брешии, ибо там оно было наиболее сильным, так что жители, покинув город, жили в палатках, чтобы не оказаться под руинами зданий. И от этого землетрясения рухнули многие дома, башни и замок в Брешии. И жители Брешии так привыкли к этому землетрясению, что, когда падала кровля с какой-нибудь башни или дома, они смотрели и громко смеялись. Это землетрясение некто описал в следующих стихах:

В лето тысяча двести двадцать второе, считая
С оного дня, как Ты воплотился, Иисусе, телесно,
Ты нам явил, восславляемый Царь, чудеса таковые:
Август был на исходе, когда просияла комета;
Шел сентябрь, когда дождь потопил и грозди и лозы,
И разрушил дома, разлившись хищным потоком;
В месяц ноябрь луна претерпела затмение в небе;
В самый день Рождества Христова на утренних зорях
Стон ужасный земля издала и страшно дрожала,
Рушились кровли, тряслись города и падали храмы,
Много знатных господ испустили дух под обвалом, —
В Брешии больше всего в руинах погибло народу,
Даже реки хлынули вспять, устремляясь к истокам /f. 221d/.

Мать моя[408 - Иммельда де Кассио. О ней см. ниже С. 131, 136, 137 и др.], бывало, часто рассказывала мне, что во время этого землетрясения я лежал в колыбели, а она сама, взяв двух моих сестер, каждую под мышку (ибо они были маленькие), и оставив меня в колыбели, бежала к дому своего отца, матери[409 - Имеются в виду Герардо де Кассио и Мария де Кассио.] и братьев. Ибо она боялась, по ее словам, как бы на нее не обрушился баптистерий, поскольку он был рядом с моим домом. И от того-то я ее не так сильно любил, потому что она должна была заботиться более обо мне, мужчине, чем о дочерях. Но она говорила, что нести их ей было удобнее, потому что они были побольше меня.

В лето Господне 1223, в майские календы [1 мая], мантуанцы захватили кремонцев вместе с их груженными солью кораблями, которых было около сотни, и разграбили их, и утопили корабли на дне Бондено.

В лето Господне 1224 приплыли на кораблях мантуанцы и устроили засаду на реджийской дороге, на болотах и выше Талеаты, и навалили груды сушняка, чтобы поджечь мосты и корабли, находившиеся в затоне. И в то время скончался господин Якопо де Палуде, и из-за него был величайший раздор между людьми де Палуде и людьми да Фолиано[410 - Палуде и Фолиано – семьи в Реджо-Эмилии.].

В лето Господне 1225 при содействии реджийского подеста, господина Раванино ди Беллотти из Кремоны, было заключено перемирие между жителями Реджо и Мантуи.

В лето Господне 1226, в 4?й день перед октябрьскими нонами [4 октября], в субботу вечером, из этого гибельного мира отошел в царствие небесное блаженный Франциск[411 - Франциск Ассизский (Джованни Бернардоне) (1182–1226) – основатель братства францисканцев в 1208 г., его женского ответвления – ордена св. Клары т. н. «кларисс» (утвержден в 1218 г.) и братства «терциариев» (третий орден), утвержденного в 1221 г. Сын богатых родителей, Франциск после тяжелой болезни, обратился к Богу, предался аскетизму, сменил имя и, странствуя по Италии, стал проповедовать бедность, покаяние и отказ от личной собственности. Сильное мистическое влечение к Христу, жажда страдания и самоуничижения, проповеди «апостольской жизни» увлекли многих людей. Вокруг Франциска собрались ученики, которых он назвал братьями меньшими (fratres minores). Видя большую популярность Франциска в народе, Церковь постаралась поставить «братство» под свой контроль. Позже «братство» приблизилось по образу жизни к монашеским орденам, и в 1220 г. Франциск отошел от руководства орденом меньших братьев, или, иначе, орденом братьев-миноритов. См.: Карсавин Л.?П. Монашество в Средние века. М., 1992. Гл. XI; Рассказы анонимного автора о Франциске «Цветочки св. Франциска Ассизского». М., 1990; Святой Франциск Ассизский. Сочинения. М., 1995; Bonaventura. Vita Francisci // Bonaventurae. Opera. Ed. Peltier. XIV. P. 344. Критическое издание этого Жития осуществлено в: Analecta Franciscana. X. P. 555–678. Эти жизнеописания св. Франциска, в том числе Житие (первое и второе) св. Франциска, составленное Фомой Челанским, «Легенда трех спутников» и «Большая легенда св. Бонавентуры», см. в русском переводе в: Истоки францисканства. С. 195–761.], основатель и наставник ордена братьев-миноритов; и погребли его в воскресенье в городе Ассизи, и отмечен он был стигматами Иисуса Христа, и закончил он 20 лет своей деятельности[412 - Заимствовано у Бонавентуры, который в своем сочинении пишет, что Франциск скончался на 20?м году своей деятельности, следовательно, служение его было не полных 20 лет.] от начала своего обращения. Ибо начал он [проповедовать] в 1207 г. при папе Иннокентии III. О нем поют[413 - Во время праздничной мессы, посвященной св. Франциску. Этот хорал сочинил Юлиан Спирский, францисканский поэт (XIII в.). См.: Weis J.?Е. Die Chorale Julian’s von Speier. Muenchen, 1901. P. 351.]:

Начав при Иннокентии,
Скончал он при Гонории
Свой путь земной отменный.
За ними став понтификом,
Григорий чудославного
Премного возвеличил.

В вышеупомянутом году в округе Каноссы скончались /f. 222a/ господин Уголино да Фолиано и господин Гвидо да Байзио.

В лето Господне 1227 зерно и съестные припасы были очень дорогими: секстарий пшеницы продавали за 12 и 15 имперских солидов, и секстарий спельты – за 5 и 6 имперских солидов, и секстарий сорго – за 8 имперских солидов, и фунт свинины – за 12 имперских солидов.

В лето Господне 1228 около замка Баццано собрались болонцы, имея при себе боевую повозку, а против них выступили моденцы, пармцы и кремонцы, сжигая на своем пути земли болонские, и дошли они до реки Рено и напоили ее водой своих коней. И когда они шли обратно по дороге, в округе Санта-Мария-ин-Страда им навстречу вышли болонцы, и между ними произошло величайшее сражение[414 - Об этом сражении Салимбене упоминает и ниже, с. 106.], и весьма многие с обеих сторон погибли. В том же году, пока болонцы стояли возле Баццано, моденцы, пармцы и кремонцы захватили и сожгли замок Пьюмаццо. И в этом году в день памяти святого Христофора [в январе] начал идти обильный снег; а до этого дня стояла такая прекрасная погода, и зима была такой теплой, что дороги были пыльными. В этом году первую праздничную мессу в церкви Святой Троицы в Кампаньоле отслужил господин кардинал Уголин, который был ректором, протектором и корректором ордена братьев-миноритов и выполнял обязанности легата в Ломбардии. И в том же году скончался Гонорий[415 - Папа Гонорий скончался 18 марта 1227 г., а на следующий день папой избрали кардинала Уго, получившего имя Григория IX. Салимбене допустил ошибку, поместив это избрание под годом 1228-м, следуя «Liber de temporibus» Альберто Милиоли. Кардинал Уго и названный выше Уголино – одно и то же лицо.], и папой избрали упомянутого господина кардинала Уго, получившего имя папы Григория IX, и был он из города Ананьи /f. 222b/.

Сей Григорий из пяти томов Декреталий сделал один. Он же долгое время находился в раздоре и воевал с императором Фридрихом II, причинившим много зла Церкви Божией, воспитавшей его и короновавшей, так что корабль Петра при означенном папе чуть не погрузился в бездну. Сюда подходят слова аббата Иоахима[416 - Pseudo-Ioachim. Interpetatio in Ieremiam. Cap. 24. Ed. cit.], сказанные им о римских понтификах, а именно: «Одни будут пытаться противостоять правителям, другие же проведут свои дни мирно». В самом деле, Александр III, и Иннокентий III, и Григорий IX, и Иннокентий IV много имели тяжб с правителями государства. А Гонорий III, Александр IV и Климент IV жили мирно. Таким образом, почти весь патримоний святого Петра[417 - Патримоний св. Петра – территориальные владения римской курии.] был захвачен названным императором Фридрихом; и по вине этого императора многие прелаты и даже кардиналы подвергались смертельной опасности как на суше, так и на море.

В том же самом году испанцы вновь обрели Мериду, главный город Лузитании, город Бадахос, замок Эквину и Клавигану в Альгарвии, Эльвас, Румению и Аликост, Серпу и Мору, Кордову и Валенсию, и королевство Майорку, и множество других земель. И в том же году Венгрия была сильно разрушена куманами и татарами.

Этот папа отлучил от Церкви греков за то, что они неправильно толковали исхождение Святого Духа, и за то, что они не пожелали повиноваться его главенству, то есть Римской церкви. И в том же году, в 17?й день перед августовскими календами [16 июля], вышеупомянутым папой был причислен к лику святых и канонизирован блаженный Франциск. Он же канонизировал блаженную Елизавету[418 - Святая Елизавета (1207–1231) – дочь венгерского короля Андраша, с малых лет предавалась аскетизму. Выйдя замуж за Людвига IV, ландграфа Тюрингии, Елизавета продолжала предаваться подвижничеству: приказывала служанкам бичевать себя, раздавала припасы бедным и больным. После смерти мужа брат его, Генрих Распе, изгнал ее вместе с детьми из Тюрингии.], которая была дочерью короля Венгрии и супругой ландграфа Тюрингского; среди прочих /f. 222c/ бесчисленных чудес она воскресила 16 умерших и одарила зрением слепого от рождения. Кажется, что и сегодня из ее мощей истекает елей. Сия святая по смерти супруга своего жила в послушании у братьев-миноритов и всегда была им предана.

В лето Господне 1229, в августе, болонцы осадили замок Сан-Чезарио[419 - Замок Сан-Чезарио – около Модены.] и взяли его на виду у жителей Модены, Пармы и Кремоны, которые были там со своими войсками. Поскольку болонцы укрепились, то находившиеся в противоположном стане не могли к ним подойти. И однако ночью между ними и болонцами произошло величайшее сражение. У болонцев были метательные орудия на телегах (что являлось тогда необычным видом ведения войны), они метали камни в боевую повозку пармцев и в их сторонников. И боевая повозка пармцев лишилась людей, так что на ней остался только один господин Якопо де Бовери; когда свои ему говорили, чтобы он сошел с нее, а то его убьют, он хвастливо отвечал, что охотно примет смерть за честь пармской коммуны. Но сказано в Книге Екклесиаста 7, 17: «Не будь безумен: зачем тебе умирать не в свое время?» Ибо «благоразумно бояться, – говорит Иероним, – того, что может случиться»[420 - Слова св. Иеронима в его письме № 123 // PL. Т. 22. Epistolae. Col. 1055. Это выражение Иеронима Салимбене приводит 10 раз.]. Однако там он не погиб. Кремонцы быстро подоспели на помощь пармской повозке[421 - См.: Iohannis Codagnelli. Annales Placentini (Джованни Коданьелло. Анналы Пьяченцы) // MGH SS. Т. 18. Р. 96, где также есть упоминание об этом событии. О сражении в 1229 г. между болонцами и ополчением Кремоны, Пармы и Модены при замке Сан-Чезарио Салимбене еще раз рассказывает ниже, с. 132.], поскольку жители Пармы и Кремоны в то время крепко дружили. В самом деле, в другом сражении, у Санта-Мария-ин-Страда, когда кремонцы, возвращавшиеся от реки Рено, первыми столкнулись с болонцами и сразу ими были повержены, помощь им быстро оказали пармцы, также возвращавшиеся от Рено. В этом сражении (я говорю о сражении при Санта-Мария-ин-Страда) не участвовали пешие, а только конные. В сражении у замка Сан-Чезарио погиб господин Бернардо ди Оливьеро де Адам из Пармы, прославленный /f. 222d/ судья и опытный воин. Тело его отнесли и положили в пармском баптистерии, находившемся рядом с его домом, и он лежал там на погребальных носилках до тех пор, пока не собрались его родственники и друзья. Затем его тело положили в гробницу, находившуюся перед входом в церковь Святой Агаты, которая является часовней при кафедральной церкви города Пармы и примыкает к ней с южной стороны. Бернардо ди Оливьеро де Адам был близким родственником моего отца. Ведь они были сыновьями двух братьев.

Упомянутый же отец мой Гвидо де Адам был мужем красивым и храбрым; некогда, во времена Балдуина, графа Фландрского, он участвовал в походе за море для защиты Святой земли. Об этом походе я упоминал выше[422 - См.: с. 65, 76.]; это было еще до моего рождения. И от отца моего я слышал, что, в то время как другие ломбардцы, находясь в заморских краях, вопрошали прорицателей о состоянии дел у себя дома, отец мой не пожелал вопрошать их; и когда он возвратился, то нашел в доме своем порядок и спокойствие, а у других было горе, как им и было предсказано прорицателями. Я также слышал от него, что конь его, которого он брал с собой в Святую землю, превосходил [коней] всех, с кем он общался, красотой и выносливостью. Равно я узнал от отца моего, что, когда закладывали пармский баптистерий, он положил в его основание камни как знак памяти, и когда построили баптистерий, были еще целы дома моих родственников. Но после того как их дома были разрушены, они переехали в Болонью и стали гражданами этого города и назывались они де Кокка.

Далее. В старину члены моей семьи назывались Гренони, как я нашел в старых грамотах, затем были названы де Адам. Были в городе Парме другие, Грелони, которые пишутся через «л» /f. 223a/; они жили в Кодепонте, на дороге, ведущей в Борго-Сан-Доннино; у них перед входом был знаменитый вяз, называвшийся вязом Джованни Грелони. Поэтому когда говорят, что Оливьеро Гренони создал общество Святой Марии Пармской, то это был Оливьеро де Адам, отец вышеупомянутого судьи. Ведь у Адама деи Гренони было два сына, одного из которых звали Оливьеро де Адам, другого – Джованни де Адам. У Оливьеро де Адам родились два сына, а именно: Бернардо ди Оливьеро, упомянутый судья, и Роландо ди Оливьеро. У Бернардо ди Оливьеро родились четыре сына: Леонардо, Эмблавато, Бонифачо и Оливьеро, – и четыре дочери: госпожа Айка, монахиня в монастыре Святого Павла, госпожа Рикка, госпожа Романья, сестра [монахиня] в монастыре Святой Клары в Болонье, и Мабилия, которая умерла в девичестве. У Роландо ди Оливьеро родились шесть сыновей: Бартоломео, Франческо, Оливьеро, Гвидо, Пино и Роландино, – и две дочери: Мабилия и Альберта. Далее, у Джованни де Адам было два сына: Адамино, который был человеком доблестным, воспитанным и образованным, он умер бездетным, и Гвидо де Адам, у которого было четыре сына; старший из них, брат Гвидо де Адам, провел конец своей жизни в ордене миноритов. У него была жена по имени Аделассия, знатная госпожа, дочь господина Герардо деи Баратти; от нее Гвидо де Адам имел только одну дочь, которую звали сестра Агнесса. Обе, мать и дочь, похвально закончили свою жизнь[423 - Когда Салимбене писал о них, Агнесса еще была жива; ср. с. 132.] в пармском монастыре ордена святой Клары. Брат же Гвидо, муж и отец, в миру был судьей, а в ордене /f. 223b/ братьев-миноритов был священником и проповедником. Эти Баратти хвалились тем, что были родственниками графини Матильды[424 - Матильда, маркграфиня Тосканская (1046–1115), о которой упоминает Салимбене, была дочерью Беатрисы, сестры короля Генриха И, герцога Баварского, и маркграфа Бонифация III Тосканского. Матильда вышла замуж в 1170 г. за герцога Лотарингского Готтфрида (умер в 1176 г.). Супруги эти владели Луккой, Пармой, Реджо, Мантуей и всем тем, что называлось патримонием св. Петра. В борьбе Империи и папства поддерживала пап. В ее замке Каносса нашел прибежище папа Григорий VII, куда к нему в 1077 г. приходил на покаяние император Генрих IV. После смерти свои владения завещала Церкви. См.: Макиавелли. История Флоренции. Л., 1973. Т. II; Виллани Джованни. Новая Хроника, или История Флоренция. М., 1997. Кн. IV. Гл. 21. О предках графини Матильды поэт Донизон Канузинский (XI–XII вв.) в «Жизнеописании Матильды» (Donizonis. Vita Mathildis. I, 1 // SS Т. 12. P. 354 sqq.) рассказывает: Зигфрид I из Лукки имел трех сыновей – Зигфрида II, Оттона II (или Адальберта), который был прадедом отца графини Матильды, Бонифация, и Герарда. Зигфрид II и Герард поселились в Парме; Зигфрид стал основателем пармского рода Баратти, а Герард – рода Гиберти. См. прим. О. Гольдер-Эггера к тексту Салимбене // MGH SS. Т. 32. Р. 38. № 2.] и что из их семьи ушли на войну, служа пармской коммуне, сорок рыцарей. Второго сына Гвидо де Адам звали Никкол?, и он умер в детском возрасте, согласно реченному: «Пока я еще ткал, Он отрезал меня от основы» (Ис. 38, 12)[425 - Переведено по Вульгате. Ср. в синод. пер.: «Я должен отрезать подобно ткачу жизнь мою; Он отрежет меня от основы».]. Третий сын – я, брат Салимбене, достигнув развилки пифагорейской буквы «?»[426 - Символическое обозначение греческой буквой «?» возраста в 15 лет, когда юноша оказывается на распутье между добродетелями и пороками. Символика этой буквы восходит к пифагорейцам, которые считали, что ее изображение обозначает не только определенный возраст жизни (трехпятилетие = пятнадцатилетию), но и выбор между добром и злом, так называемое «пифагорейское распутье», т. е. развилка жизненного пути.], то есть по завершении трех пятилетий, каковые составляют цикл в пятнадцать лет, вступил в орден братьев-миноритов[427 - Салимбене вступил в орден 4 февраля 1238 г. Следовательно, ему было шестнадцать лет и 4 месяца, ибо он родился в октябре 1221 г.], в котором прожил много лет, будучи священником и проповедником; и я много повидал, жил во многих провинциях[428 - Речь идет о провинциях францисканского ордена.] и многому научился. В миру некоторые называли меня Балиано де Сагитта – то есть они хотели напомнить о Сидоне – из-за упомянутого господина[429 - См. прим. 2. С. 102.], воспринявшего меня от святой купели. А мои товарищи и домашние называли меня Оньибене[430 - В лат. оригинале: «Omnebonus», что означает «Всеблагой».]. С этим именем я жил в ордене в течение целого года. И когда я шел из Анконской марки на жительство в Тоскану и проходил через Читт?-ди-Кастелло, я повстречал в пу

стыни одного известного брата, старца, «насыщенного днями» (Быт. 25, 8) и по заслугам вознагражденного, у которого в миру было четыре сына-рыцаря. Он был последним братом, которого, по его словам, блаженный Франциск и наставил и принял в орден. Услышав, что меня зовут Оньибене, он изумился и молвил мне: «Сын, “никто не благ, как только один Бог” (Лк. 18, 19). Отныне пусть имя твое будет брат Салимбене, ибо ты хорошо прыгнул[431 - В лат. оригинале: «bene salisti» от гл. «salire» – «прыгать». Обыгрывается имя Салимбене с этим глаголом.], вступив в хороший монастырь». И я возрадовался, понимая, что все разумно устраивалось, и видя, что имя мне дал такой святой муж. Однако имя, которое мне было любезно, я не носил. Ибо я желал, чтобы меня звали Дионисием, не только из-за почитания этого выдающегося наставника, ученика апостола /f. 223c/ Павла, но еще и потому, что я явился на свет в день его памяти [9 октября]. Итак, я видел последнего брата, которого принял в орден святой Франциск; после него Франциск уже никого не принимал и не наставлял. Видел я также и первого, а именно брата Бернарда да Квинтавалле, с которым я прожил одну зиму в сиенском монастыре[432 - В 1241–1242 гг.]; он был моим близким другом и рассказывал мне и другим юношам о многочисленных деяниях блаженного Франциска, и от него я узнал и услышал много хорошего.

Отец мой всю свою жизнь испытывал огорчение по поводу моего вступления в орден братьев-миноритов и не получил утешения, поскольку у него не оставалось сына, который наследовал бы ему. И он пожаловался императору[433 - Имеется в виду император Фридрих II, прибывший в Парму в 1238 г.], прибывшему тогда в Парму, что братья-минориты отняли у него сына. Тогда император написал брату Илии, генеральному министру ордена братьев-миноритов, чтобы он, если дорожит его милостью, внял ему и вернул бы меня отцу моему. Ибо в орден в лето Господне 1238 меня принял брат Илия, когда он, по поручению папы Григория IX, направлялся к императору в Кремону. Затем отец мой прибыл в Ассизи, где находился брат Илия, и подал в руки генеральному министру письмо императора. Письмо начиналось так: «Дабы облегчить горестные вздохи нашего верного Гвидо де Адам…» и т. д. Брат Иллюминат, который был тогда секретарем и писарем брата Илии и который, кроме того, отдельно заносил в тетрадь все замечательные письма, присылаемые государями всего мира генеральному министру, показал мне это письмо, когда я по прошествии времени жил с ним в сиенском монастыре. Позже брат Иллюминат был министром в провинции святого Франциска, потом он стал епископом в Ассизи, где и встретил последний день своей жизни.

И вот, прочитав письмо императора, брат Илия тотчас /f. 223d/ написал письмо братьям монастыря в Фано[434 - Салимбене жил в монастыре в Фано в 1238 г. (ноябрь – декабрь).], где я жил, чтобы они, если я захочу, со смирением без промедления вернули меня моему отцу, и наоборот, если я не желаю идти с моим отцом, чтобы они хранили меня, любезного [им], как зеницу ока своего[435 - Ср. Пс. 16, 8: «Храни меня, как зеницу ока».]. И вот с моим отцом пришло много рыцарей к обители братьев в городе Фано, чтобы видеть исход моего дела; для них я сделался позорищем[436 - Ср. 1 Кор. 4, 9: «…мы сделались позорищем для мира». «Позорище» – зд. «зрелище».], а для себя самого – виновником спасения[437 - Ср. Евр. 5, 9: «…сделался для всех… виновником спасения вечного».]. Когда собрались братья и миряне в капитуле и с обеих сторон было сказано много слов, мой отец принес письмо генерального министра и показал братьям. По прочтении его брат Иеремия, кустод, в присутствии всех ответил моему отцу: «Господин Гвидо, мы сострадаем вашему горю и готовы повиноваться письму нашего отца. Однако здесь присутствует ваш сын, он “в совершенных летах; самого спроси