«Страсти по Борхесу» и другие истории. Современная проза

После завтрака Людмила объявляет, что сегодня в лагере День сказок. Участвуют, разумеется, все, но четырёх девочек, самых достойных, нужно направить для костюмированного представления. Этими счастливчиками будут… Надо ли говорить, что Тыковка оказалась среди счастливчиков?

Целый день «белая раса» наряжалась в замысловатые сказочные наряды, ходила важной, расфуфыренной и что-то там репетировала. Но, если честно, нам было не до них, мы в это время готовили важное мероприятие: Аделька должна была создать лучшую в мире валентинку, которая будет в разы красивее тех, что дарит неизвестный поклонник нашей мегере. В обед Адель преподнесёт её своему Артуру, и пусть только попробует не растаять лёд в его сердце. Ах как старалась «палата №6», в мозговом штурме рождая массу ценных советов! Ах как старалась Адель! Перепробовала уйму вариантов, извела массу бумаги и в который раз, прикусив нижнюю губу, вырисовывала невиданные доселе узоры. Чего только не делает любовь с человеком!

В столовую мы отправились чуть пораньше, поскольку дежурили – накрывали на столы. Здесь и должно было случиться тщательно запланированное чудо. Предполагалось улучить удобный момент, когда Артур появится в дверях, отвлечь внимание его друзей, и тогда Адель с присущей ей девичьей стыдливостью вручит ему знаменательную валентинку. Ах как затрепещет его встревоженное сердце! Ему откроется движение чувств и восторженное дыхание очаровательной поклонницы. Аделька же, прирождённая скромность, поспешит удалиться, но парень остановит её, придержав за руку. «Кто вы, милая девушка? – спросит он. – и чем я обязан такому чуду?..» Примерно таким был сценарий будущего действа. А пока валентинку нужно было спрятать. Разумеется, как оно и бывает в романтических историях, Адель схоронила её на груди, у сердца, в своём бюстике. Нет для валентинки места более надёжного и правильного.

* * *

Пока мы «пахали» в жаркой душной столовой – подметали, накрывали на столы, расставляя посуду, – в несказанно красочных костюмах, на каблуках, прохаживалась с задранными носами наша элита. Красавицы, что и говорить. Тыковка вырядилась Василисой Прекрасной, а может быть – Премудрой, поскольку на Прекрасную не очень тянула. Задача новоявленных артистов была несложной: встать перед дверьми столовой и загадывать хитрые загадки пришедшим на обед отрядам, пропуская к столам только тех, кто даст верные ответы. Какой умник придумал такое сногсшибательное развлечение, можно только догадываться, но представьте: перед столовой выстраивается толпа голодных людей, на столах стынет обед, а никого не пускают. И вот стоит наша красавица Тыквочка перед честным народом и загадки загадывает:

– Сидит девица в тёмной темнице, а коса на улице. Отгадайте, что это?

– Это Людмилу Петровну в вожатской заперли, – зло ёрничает голодный люд, толкаясь в дверях.

Тыковка пытается контролировать ситуацию и загадывает что попроще:

– Сто одёжек и все без застёжек. А это что?

– Гардероб стриптизёрши, что ли? – Атмосфера накаляется, и в выражениях никто не стесняется.

Тыковка растеряна, не знает, что делать, а вожатой рядом нет, чтобы помочь.

– Ребята, отгадайте, кто я? – заискивающим голосом Тыковка просит поддержать её игру.

– Баба Яга! – дружно, в один голос вопят ребята, отталкивают её в сторону и звонкими ручейками просачиваются в столовую. И мы, все, которым не суждено было покрасоваться в сказочных нарядах, чувствуем себя отомщенными.

Но некогда радоваться мелочам жизни, в ворвавшейся толпе мы ищем предмет наших страданий и активно вращаем головами во все стороны. А вот и он – Oh, you could find better things to do than to break my heart again! А что? В общем-то, неплох кавалер. Жаль, что он сам об этом не догадывается. Сейчас тебе всё откроется, счастливчик!

– Как ты думаешь, Эдита, может, пора? – спрашиваю.

– Вот сейчас в самый раз, – отвечает та, откидывая со лба слипшиеся от жары чёрные волосы, – пока он не подсел к друзьям, надо перехватывать.

Эдита делает условный знак Асе, Ася – впервые без наушников и даже матери не звонит, дело-то ответственное, – передаёт эстафету Алсу, Алсушка словно ненароком подталкивает Адель в спину. Ещё и ещё раз – сильнее. с укором смотрим на Адельку, у той, похоже, творческий шок.

– Девчонки, я боюсь, – выдавливает она, – вдруг не возьмёт и надо мной посмеётся.

– Не ссы! – шипим на неё угрожающе. – Складывай губки сердечком и вперёд к своему счастью!

Адель вздыхает и вялыми руками начинает доставать подарок. Но что это? Вероятно, валентинка намокла в жару от пота, и на наших глазах, как в замедленной съёмке, она разрывается пополам. Мы замираем в ужасе, и живописная картинка наша называется «Последний день Помпеи». Мы боимся пошевелиться и округлившимися глазами смотрим на Адельку. Её длинные, густо намазанные тушью ресницы хлопают, как у куклы, хлопают и хлопают, появляющиеся из-под них зрачки неподвижны, и нам становится страшно. «Сейчас она заплачет», – думаю я. Нет, она не заплакала – заревела в рёв, о май гя-ад, на глазах у принца своей мечты. Наверное, так выли сирены над блокадным Ленинградом. Тушь вмиг чёрными молниями пропахала-обезобразила бледное лицо Адель, и напомнила мне она чёрно-белого Элиса Купера, стоящего на сцене в мелькающих лучах юпитеров. Пока мы тормозили, сбежались девчонки из нашего отряда, и увели Адельку в палату, и принялись успокаивать кто как может.

Можно ли успокоить человека, когда у него трагедия? Когда некуда больше жить? Когда отчаяние охватывает, и держит мёртвой хваткой, не давая пошевелиться, и душит… Я теперь точно знаю, что можно. Мальчишки наши, которых мы и за людей-то раньше не считали, сделали это. А было так. Поначалу они, как любопытные твари, заглядывали в нашу палату, но мы их отгоняли. А потом у Адельки пошла кровь из носа. И мы запаниковали. Йоршик первым пробился в палату с мокрым платком, уложил Адель в постель носом кверху и давай оттирать кровь, прям медбрат, трогательно так.

– Кровь – это не страшно, – сказал он. – Не надо бояться.

– Лёра, – позвал он Валеру Васильева, длинноволосого прыщавого парня, – ну-ка, дай мне по носу.

А Лёра с виду – прирождённый дантист, попадёт по зубам – не соберёшь. Он даже не удивился неожиданной просьбе, по-китайски сузил глаза и резким выпадом – привычное дело – нанёс короткий удар. Кровь из разбитого носа потекла на пол. Девчонки отскочили в стороны и молча вытаращились на придурков – не каждый день творческий шок настигает дважды в течение часа. Лёра, довольный произведённым эффектом, попросил:

– Я тоже хочу кровь из носа.

Йоршик аккуратно исполнил просьбу новоявленного героя. Что тут началось!

– Я тоже хочу кровь! – длинноногий Гусь склоняется к щупленькому Гоше и с нескрываемым удовольствием принимает пару тумаков.

И пошла цепная реакция! Вскоре все мальчишки стояли перед Аделькиной кроватью, с гордостью демонстрируя расквашенные носы и размазывая кровь по щекам.

– Это вы для меня? Чтоб поддержать? – Адель уже не ревела, она успокоилась и погладила Йоршика по разбитому носу. – Не надо было, – улыбнулась она.

Её улыбка вывела нас из оцепенения, все радостно загалдели. Ася схватилась за телефон и стала названивать матери, а Гусь, довольный, помчался куда-то мимо меня, и я не удержалась от искушения: совершенно автоматически выставила ножку, надеясь, что он заметит и перескочит, но он не заметил и не перепрыгнул, а зацепился и «взлетел», смешно размахивая руками, как крыльями, а потом рухнул подстреленной птицей. Это был явный перебор с эмоциями – я убежала и спряталась. Так, на всякий случай. Мы подростки, мы сначала делаем, а потом думаем. И ещё у нас бывают прыщи.

* * *

Перед ужином пришёл Роман. Посмотрел на разбитые физиономии, неодобрительно покачал головой. Потом заговорщицки подмигнул и сказал: «Будем делать флешмоб – самый современный способ повеселиться самим и повеселить других». Мы окружили нашего любимца: «Это как?» Оказалось, всё просто: во время ужина он даст секретную команду, и мы, девчонки из пятого отряда, разбежимся с вытаращенными глазами по столовой с криками: «Хомячка не видали?» – будем наблюдать глупую реакцию на нашу выходку и, по всей видимости, веселиться.

Стали представлять, как это сделать лучше, и начали готовиться, чем совсем отвлекли Адель от грустных мыслей. Мне спутали волосы, навтыкали туда разный мусор, после чего я стала похожа на круглую идиотку. К слову, и другие выглядели так, словно они только что из психушки. В таком забавном виде мы и отправились в столовую.

Поужинали первыми второпях и стали ждать. Распределили, кто побежит к младшим отрядам, кто к старшим. Наконец настал час «Ч». Мне зачем-то сунули в руки книгу, которая называлась «Страх». Жду. И вот Рома поднимает поднос, неожиданно роняет его на пол и кричит кодовые слова: «Клетка открыта!» и в этот миг мы бросаемся в разные стороны с воплями: «Хомячка не видали?» Это я думаю, что все бросаются в разные стороны, на самом-то деле мои подруги струхнули и дружно побежали к малышне, одна я рванула к старшикам. Как идиотка! Некоторые из них включались сразу и подыгрывали, кто-то реально верил и не врубался в происходяее, а один парень на стул встал – от страха, как он сказал. Врал, наверное. Я от волнения плохо соображала, и чёрт меня дёрнул добежать до вожатского стола и спросить у мирно ужинавших взрослых: «Вы хомячка не видали?» Они дружно повернулись ко мне. Никто не веселился, и – о май гяд! – на меня с насмешкой смотрела Людмила:

– И вы участвуете в этой безвкусице, Юлия? Кто придумал эту дрянь? – глаза вожатой искрятся, как у кошки перед «Китикэтом».

Хлёсткие слова – будто пощёчина, и я краснею.

– Меня зовут Джулия! – отвечаю дерзко и, расстроенная, плетусь к своему столу.

На этом флешмоб, в общем-то, и закончился. Я пришла в себя, когда услышала смех подруг, обсуждавших веселье, восторгам не было конца. Рома беседовал за соседним столом с каким-то крупным мужиком в серых брюках и белой рубашке – начальником лагеря, кажется, – наши взгляды встретились, он улыбнулся и помахал мне рукой. У меня отлегло от сердца, это был хороший знак.

4

Ночью никак не спалось: духота царила в палате даже при открытых окнах. Ждали, пока мальчишки за стеной угомонятся. Наконец у них всё стихло. Похоже, заснули. Выждали ещё минут десять-пятнадцать.

– Что, пойдём? – спросила Адель.

– Пойдём! – откликнулись мы дружно.

Ася, правда, струхнула, и её решили оставить на шухере. Ну ладно, пошли. Потихонечку прокрались к мальчишкам в палату. Для начала обмазали их зубной пастой и думаем: «Это же слишком примитивно. Что бы такого ещё сделать?» Потом перепутали обувь у входа, связывая её вперемешку шнурками. с собой у нас были иголки и нитки, и всё, что из одежды находили в темноте, старательно сшивали вместе. Под конец натянули между кроватями верёвки. И вдруг в самый ответственный момент Гусь, рядом с которым я как раз суетилась, просыпается, приподнимается и садится на кровати. Сердца наши замерли. А он громко так: «Мы балдеем». И тут же плюх – и обратно спать. Обошлось! Но столько страху пережили!

Где-то в четыре утра или даже в пять последовал ответный визит. Видимо, кто-то из мальчишек проснулся, обнаружил диверсию. И хотя мы ожидали коварных действий «противника» и старались не спать, сон нас всё же сморил. И мы проснулись только оттого, что мальчишки топали как слоны. Но у них с фантазией было плоховато, поэтому они в основном намазали девчонок пастой, а кому-то ещё и одеяло испачкали. Мы с Аделькой довольные такие: «А нас не намазали!» А потом вдруг как стало стягивать кожу на лице! – мы поняли, что жестоко ошиблись, и пошли умываться. В пять утра. В это время старший вожатый Жора возвращался откуда-то, на нас посмотрел – хах! – и в восторге вытянул большой палец: «Во!» Гляжу на Адельку, а у неё сердечко на щеке нарисовано – оригинальная, прямо сказать, валентинка.

В результате ночных мероприятий все проспали и опоздали на зарядку, за что наши вожатые получили выговор. Бедный Рома, нам совсем не хотелось подводить его.

* * *

Людмила злилась, и её новая выходка оказалась, мягко сказать, подлой. Мелкие гадости, я думала, – удел стервозины вроде Тыковки, но никак не взрослого человека, а тем более вожатого. Но обо всём по порядку.

В очередной безумно жаркий день нам выпало играть в пионербол с командой соседнего лагеря, находившегося совсем неподалёку. Назывался он незамысловато и совершенно антонимично нашему – «Дубки».

Мы пошли туда пешком. Это километра четыре, наверное; в принципе – недалеко, если б не бурная бессонная ночь. Команда была большая, в неё ещё запасные входили, и группа поддержки, и вожатые, разумеется. Нас с Аделькой, единственных из пятого отряда, включили в сборную, все остальные девочки были старше – из второго. Они сразу же стали относиться к нам надменно-презрительно и попросту делали вид, что не замечают нас. Меня это бесило, но Адельке было наплевать, она играла неплохо и всеми силами старалась попасть в команду. К сожалению, я поздно поняла почему, иначе бы не согласилась на безумную авантюру. А ларчик открывался просто: её Артур, видите ли, репетировал с группой поддержки. Так она, дурочка, решила выпендриться перед ним!

В «Дубках» нас встретили приветливо, показали лагерь, от души напоили-накормили. А чуть позже произошёл этот самый злополучный «дружеский матч», после которого старшики, эти двуногие ничтожества, прозвали нас неудачниками и заклевали совсем. Хотя, если честно, то они и сами не в меньшей степени были виноваты в провале игры. С самой первой партии старшие девочки повели себя так, будто нас и не существует на поле. Понятно, что в такой ситуации Адель было трудно отличиться. И, несмотря на то, что ей удалось заработать несколько очков, это её не устраивало: кумир стоил эффектного зрелища. «Дубы – на гробы!» – старалась наша группа поддержки. «А берёзы – на кресты», – парировали дубковцы-дубкари-дубкачане, и первую партию мы сдали поразительно быстро. Во второй, помню, носилась как сумасшедшая за мячом, словно в собачки играла. И вот вижу, как умопомрачительный кручёный мяч мчится на меня через сетку, и я ловлю его. «Сюда мяч!» – орёт белобрысая Маринка из второго отряда, но я отпрыгиваю в сторону и ловко мимо этой стервы делаю передачу моей подруге – пусть наконец блеснёт. Мяч летит к ней, но Адельке не до игры, её взор где-то там, за площадкой, у зрителей, где любимый Артур. Мяч бьёт её по лицу, и зрители стонут. «Эх ты!» – это голос Артура. Я смотрю на побледневшую Адель, её надо менять, она больше не соображает, упрёк любимого человека сковал её движения, глаза пусты и бессмысленны. «Замените её!» – ору я гневно, и все смеются. Непонимающе смотрю на судей, мне показывают счёт. Всё! Игра сделана. Я – лузер… Мои слёзы капают, как с неба дождь.