Развод. Предателей не прощают!

Сколько любви и радости видели эти стены!

А теперь какая-то малолетка придёт туда и начнёт наводить свои порядки?

Нет уж!

В кабинет стучат, и тут же дверь распахивается. Оля, как всегда взмыленная, шустро забегает ко мне, цокая каблуками.

– Ань, есть чистая бумага А4? У меня закончилась, а мне срочно нужно распечатать информацию на стенд.

– В шкафу, в третьем левом ящике, – отвечаю на автомате, продолжая стучать по клавиатуре.

Оля подходит к шкафу, находит бумагу, но тут же снова оборачивается ко мне.

– А кнопки есть?

– В верхнем правом, – киваю я, всё так же не отрывая глаз от монитора.

Оля достаёт кнопки, но. вместо того чтобы уйти, задерживается и пристально на меня смотрит.

– Я тебе поражаюсь! Как ты всё это помнишь? Кажется, тебя среди ночи разбуди, и ты скажешь, где у тебя…

– Оль, – поднимаю на неё взгляд, перебивая. – Я развожусь.

– Разво… Что? – расширяются от шока и без того огромные глаза подруги.

– Витька… – начинаю я, но слова застревают в горле, и мне приходится прилагать усилия, чтобы вытолкнуть их наружу. – Витька молодую любовницу завёл.

– Погоди, чего?

– Да, нашёл другую. И сделал ей ребёнка.

– Чего?!

– А теперь хочет, чтобы мы с Машей покинули дом.

Я на миг замираю, чувствуя, как что-то внутри надламывается в очередной раз.

– Ты шутишь? – Оля хлопает ресницами. Лицо её вытягивается в овал, челюсть слегка отвисает.

– Если бы, – я грустно усмехаюсь. – Он сказал, что я ему надоела. Душная. Что он больше не может жить со мной и Машей, и нам нужно освободить место для его новой семьи.

– В смысле? – голос подруги поднимается на октаву выше, выражая одновременно и недоумение, и гнев. – И что ты собираешься делать? Куда пойдёшь?

– Что значит «куда пойдёшь»? Никуда я не пойду. Это и мой дом тоже, пусть даже по документам он принадлежит Вите.

– Вот именно, по документам! Суд на них смотреть и будет. Никто тебя не пожалеет лишь потому, что ты женщина с ребёнком.

– Оль, да мы когда в тот дом въехали, в нём страшно жить было. Он же Вите от отца достался в ужасном состоянии. А сейчас что? Не дом, а мечта! Мы там всё поменяли. Столько сил вгрохали, времени, нервов! Второй этаж достроили, веранду. Ремонт капитальный сделали. На чьи деньги?

– На Витины? – рассеянно хлопает глазами подруга.

– На Витины, ага. На те, которые ему принёс бизнес, в который вложилась я. Рыночная цена дома сейчас миллионов двадцать, если не больше, а он мне предлагает квартиру снять и два миллиона вложенных средств вернуть. Думает, швырнёт мне эти деньги, как собаке кость, а я и рада буду! Как будто я прав своих не знаю. Хорошо устроился. «Бизнес мой, дом мой, а твоё здесь только сопли в носу»!

Оля садится на стул напротив меня, шок на её лице сменяется пониманием.

– Ты права, конечно. Но, Ань, что он за зверь такой, выгонять жену с ребёнком? Измена – это одно, но чтобы так?

– Не знаю, это ты мне скажи. Ты же у нас психолог.

– Детский, – ведёт бровью подруга.

– Детский. А это что, поведение взрослого человека? Сходить налево, обрюхатить девчонку и дать пинка под зад родной дочери и жене. Так себя взрослые мужчины ведут?

Оля задумчиво постукивает пальцами по подбородку.

– Наверное, кризис среднего возраста. Они все ближе к сорока резко начинают исполнять, будто белены объелись. Знаешь же, как говорят: седина в бороду, бес в ребро. Видимо, он чувствует неудовлетворение жизнью и пытается это компенсировать наличием молоденькой шлюшки рядом.

– А я старая, да?

– Тебе тридцать шесть, звезда моя. Ты уже отработанный материал, как говорится. Наскучившая, предсказуемая, изученная досконально. А там всё новое, интересное. Тело упругое, сиськи стоячие, жопа – орех.

– То есть всему виной целлюлит на моих бёдрах? – Раздражённо фыркаю я. – Да и вообще, нормальная у меня жопа! Хватит уже женщин винить в том, что мужчины член свой в штанах удержать не могут. Впрочем, не так важно, кто виноват. Я решила, что никуда не уйду. Это мой дом. Никаких побегов, никаких уступок. Я Витю знаю. Чуть дай слабину, и он заберётся под панцирь и выест внутренности.

– А Машка? Рассказала ей уже?

Качаю головой.

– Я не знаю, как ей это объяснить. Жалко малышку. Как сказать ей, что папа больше не хочет быть с нами?

– Собрать в кулак всю свою силу и сказать, – тяжело вздыхает Оля. – Тебе придётся найти слова. Ребёнку в её возрасте не обязательно знать подробности, но ввести в курс дела всё равно нужно. Мягко. Без лишних эмоций.

– Ты права. Знаешь, я стараюсь не унывать, но внутри такое чувство… Как будто я всё это время была для него просто обузой. Пытаюсь вспомнить, когда это началось, но не могу. У нас всё было нормально. Не идеально, да. Где-то бодались, но всегда мирились и приходили к общему знаменателю. Находили компромиссы. А теперь вдруг… Любовница. Неужели я так плоха?

– Не смей так думать! Ты – потрясающая женщина, Анют. Если он не видит этого, то он самый настоящий болван. Но это его проблема, а не твоя. Ты явно заслуживаешь лучшего.

– Спасибо, – шепчу я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. – Но сейчас мне трудно в это поверить. Меня просто списали. Предпочли мне молодую, со стоячими сиськами…

– А кто она хоть такая? Ты её видела?

– Какая-то Вика, – произношу я, не скрывая неприязни. – Не видела и видеть не хочу.

– А если он её в дом притащит?

– Не знаю. Надеюсь, хватит совести этого не делать, – закрываю глаза ладонью. – Да, на одном энтузиазме я далеко не уеду.

– Верно, дорогая моя, тебе нужен хороший адвокат.

– Нет, Оль, мне нужен лучший. Тот, кто знает своё дело досконально.