Сборник статей. Выпуск 5

Наше время где-то на подходе: Беседа с вологодским этнографом, проф. С. В. Жарниковой. Беседовала Н. Серова.

Красный Север (Зеркало). Вологда. 07.01.2004 г.

Ферапонтовская Мадонна

Ферапонтово! Удивительный уголок далекого Русского Севера. Покой и гармония наполняют здесь душу человека и кажется, что время не властно над этими холмами, озерами, лесами и лугами. Все здесь дышит удивительной чистотой, и поют свою потаенную тихую песнь вода, земля и небо. Эта песнь сопровождает путников, идущих по дороге к монастырю, вот уже 600 лет возвышающемуся на холме между двух озер, она звучит на ступенях храма Рождества Богородицы и мощным хоралом поднимается ввысь в сиянии красок великого Дионисия.

Здесь, в соборе, в удивительном голубом, розовом и золотом сиянии словно оживают дивные строки Франческо Петрарки:

О всеблагая, благословенная,

Лествица чудная, к небу ведущая!

С неба ко мне преклони свои очи!

Воду живую, в вечность текущую,

Ты нам дала, голубица смиренная,

Ты солнце правды во мрак нашей ночи

Вновь возвела, мать, невеста и дочерь,

Дева всеславная, Миродержавная.

И таиница божьих советов!

Проведи ты меня сквозь земные туманы

В горние страны,

В отчизну светов!

(«Хвалы и моления Пресвятой Деве»)

Почему именно строки Петрарки, а не стихи Акафиста? Возможно, потому, что слишком близки друг другу по духу, по восприятию образа Богоматери гениальный итальянский поэт XIV века и не менее гениальный русский живописец, родившийся и творивший столетие спустя. И еще потому, что слишком напоены солнцем и светом, слишком ренессансны эти стройные, изящные фигуры, нанесенные на стены северного храма великим мастером, спевшим здесь свою лебединую песню. Да и изображения храмов и других строений, хотя до предела стилизованных, больше напоминают итальянские соборы и палаццо, нежели традиционные русские соборы и церкви.

Но, может быть, все это вполне закономерно и ничего странного в подобных ассоциациях нет? Вспомним время, в которое жил и творил Дионисий, называемые современниками «мудрым и прославленным больше всех» и «началохудожником» (то есть художником от Бога).

Это было время, когда набирала мощь деспотия Ивана III – «Великого Князя и Царя Всея Руси»; время религиозных смут, когда «все сомневались и о вере пытали»; время грандиозного каменного строительства в Москве, для которого Иван III с удивительным постоянством приглашает только итальянских архитекторов.

И они ехали в Москву: Аристотель Фиораванти – архитектор и инженер – приехал в 1475; Пьетро Антонио Солари (Петр Фрязин) – архитектор и скульптор – в 1490 году; Алоизио ди Каркано (Алевиз Фрязин Миланец) – архитектор – в 1494 году; Алевиз Фрязин-Новый – архитектор – в 1504 году; Бон Фрязин – архитектор – в 1505 году. Каждый из них внес свой вклад в строительство Московского Кремля.

Алоизио ди Каркано строил три нижних этажа достроенного позднее Теремного дворца, стены и башни Кремля вдоль реки Негпинной, плотину и мост на этой реке, ров вдоль стен Кремля со стороны Красной площади. Вместе с Пьетро Антонио Солари он строит знаменитую Грановитую палату. Алевиз Фрязин Новый создает усыпальницу Великих Князей – Архангельский собор и, как свидетельствует летопись, строит еще 11 церквей. Бон Фрязин возводит колокольню Ивана Великого.

Но самым первым из приглашенных на Русь итальянских архитекторов был Аристотель Фиораванти. Именно ему Иван III поручает проектирование и строительство предназначенного для пышных дворцовых церемоний Успенского собора. Надо думать, что приглашение Аристотеля Фиораванти было не случайным. Не стоит забывать, что Иван III был одним из богатейших и могущественных государей Европы, а «железного занавеса», отделяющего Русское государство от других европейских стран, тогда не было. Международные связи и пятьсот лет назад были достаточно интенсивны, в слава итальянских художников и архитекторов огромна. Ведь время Дионисия – это пора Высокого Возрождения в Италии. Это время, когда творили такие выдающиеся и такие разные художники, как Сандро Ботичелли и Андрея Мантенья, Филиппиио Липли и Леонардо да Винчи, Пьеро делла Франческа и Антонелло да Месима. Этот перечень можно продолжать еще очень долго. Именно во второй половине XV века и именно в Италии рождается великая и оптимистическая утопия Возрождения, гласящая, что человек всесилен и велик. Эта идея была четко выражена в трактате «О достоинстве и великолепии человека» Джаноццо Манетти (1452 г.) и в «Речи о достоинстве человека» Пико делла Мирандола (1417 г.). Отсвет идей Высокого Возрождения озарял тогда всю Европу, а Русь была не за семью морями. И когда Иван III приглашал итальянского архитектора и инженера, знаменитого Аристотеля Фиораванти, строить главный храм своей столицы, он твердо знал что храм будет построен в срок, что он будет похож на Владимирский Успенский собор и что расписывать этот храм будет лучший из русских художников – «мудрый и прославленный больше всех», «художник от бora» – Дионисий. Не нужно быть особенно проницательным, чтобы понять, что архитектор и художник должны были познакомиться еще процессе строительства храма, ведь их творческий союз был предрешен волей «государя всея Руси», и самим статусом этих великих мастеров. Храм был построен и расписан, став жемчужиной русской архитектуры XV века и украшением ансамбля Московского Кремля.

Но после этой грандиозной работы о Дионисии словно забыли. Его имя и его работы не упоминаются на протяжении конца 80-х и в 90-е годы. Об Аристотеле Фиораванти летописи сообщают, что в качестве военного инженера и начальника артиллерии он участвовал в походах Ивана III на Новгород в 1477—1478 годах, на Казань а 1482 году и на Тверь в 1485 году. С 1486 года его имя также исчезает из русских государственных бумаг и летописей.

Итак, судя по всему, с конца 80-х годов оба – и архитектор, и художник – в Москве не работают. Но тогда где, же они? И почему именно после исчезновения из поля зрения летописей Дионисия и Аристотеля Фиораванти вдруг в 90-е годы XV века начинается самое настоящее паломничество итальянских архитекторов на Русь? Что это, случайность или закономерность? Ведь кто-то же вел в Италии отбор мастеров, кто-то их приглашал в Москву и давал им гарантии. И здесь, думается, ответ кроется в самом статусе «мудрого и прославленного больше всех» Дионисия. Надо просто представить себе личность Ивана III, этого жесткого и самолюбивого государя, человека, который, утверждая свою власть огнем и мечом, сокрушил блестящее и богатое Тверское княжество, утопил в крови Новгородскую республику. Его самолюбие требовало утверждения во всех сферах, и искусство не составляло исключения. Конечно, он мог послать своего самого лучшего, самого прославленного художника на родину всех искусств, в Италию, «людей посмотреть и себя показать». Тем более что такая практика существовала в Европе. Так, в 1494—1495 годах едет в Венецию Альбрехт Дюрер, чтобы постичь там премудрости линейной перспективы и анатомически правильного изображения обнаженного человеческого тела. А от Нюрнберга до Италии намного ближе, чем от Москвы.

Если все было так, как мы предполагаем, то в Италии Дионисий должен был окунуться в совершенно новую для него атмосферу восхищения человеком. Он мог читать трактат Леонардо Бруни, утверждавшего, что разум человека сопричастен божественному разуму и является световой субстанцией, a сам человек, «следствие этого, является как бы «смертным богом». Он мог любоваться фресками Фра Анджелико и Мазаччо, восхищаться образами Сандро Ботичелли и Пьеро делла Франческа, изучать работы Андреа Мантеньи и Леонардо да Винчи, штудировать обнаженную натуру как Лука Синьорелли. И, наконец, он мог видеть фрески первого мастера Ренессанса, гениального живописца рубежа ХIII – XIV веков Джотто на тему жизни Богоматери. Подобный вывод напрашивается при сравнении падуанских фресок Джотто и росписей Дионисия в соборе Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря. Именно, в Италии во второй половине XV века с широким распространением идей неоплатоников, свет в интерьерах храмов, использовался как таковой, в его нематериальной сущности. Именно здесь можно было встретить его образное воплощение в виде сияющего голубого фона фресок и алтарных композиций. Все эти приемы были использованы Дионисием впоследствии в соборе Рождества Богородицы в Ферапонтове. Но, восприняв и прочувствовав высочайшую живописную культуру Ренессанса, Дионисий остался верен тем канонам, по которым творили его соотечественники, по которым работал он сам. Сложное, абстрагированное, глубоко философичное искусство русской иконописи и фрески давало ему огромные возможности для совершенствования своего искусства. Знакомство с творчеством величайших гениев Возрождения отшлифовывало почерк художника и обогатило его палитру. Он поднялся на новую ступень. А потом он вернулся домой в Москву.

Здесь же за время его отсутствия многое изменилось. «Сомневающихся и пытающих о вере» осталось немного: одних сослали на Север, других казнили как еретиков. Свободомыслие и тирания власти – две вещи несовместные. Незыблемость принятых церковью установок отстаивалась теперь всеми доступными государству средствами. Опасность, которую таили в себе ренессансный гуманизм и искусство, отвергавшие режим подавления человеческой личности и непросвещенной деспотической власти, государственные институты Руси начала XVI века осознавали достаточно ясно. И отсюда в Москву устремились многие из тех, кому идеи гуманистов Возрождения казались «отвратительными» и «безбожными». Именно в Москву, после пострига на Афоне, приехал знаменитый Михаил Триволис. некогда входивший в круг друзей и приближенных Пико делла Мирандола. Став на Руси Максимом Греком, он обрушился с гневными проклятиями на «языческое нечестие» итальянских гуманистов и нашел при дворе великого Князя полную поддержку.

Ну а Дионисий? Дионисий сказал – нет! Нет – мракобесию, нет – попранию человеческого достоинства, нет – невежеству! Он был уже стар, мудр, он знал, что есть истинные, а что мнимые ценности в этом мире и не собирался отказываться от своих идеалов. Он предпочел быть свободным и удалился с сыновьями на Север, в вологодские леса. И здесь за два лета 1502—1503 годов создал он свой шедевр – свою Ферапонтовскую Мадонну. Гимном свету, добру, жизни звучат и по сей день эти росписи. Гимном женщине – матери, невесте, дочери! Той, что проводит «сквозь земные туманы в Горние страны, в Отчизну Светов». Образом светозарной горней страны, где сияет вечный день, где воздух напоен теплом, где нет страдания и венец божьего творения – Человек – раскрывается во всей своей красе и мощи, где женщина – Держательница Мира – несет в чаше «живую воду в вечность текущую». И сегодня предстают перед нами фрески гениального русского художника, возвестившего на Руси гуманистическую идею Ренессанса.

Пятницкий бульвар. №7. 2003 г. Вологда.

Проблемы локализации прародины индоевропейцев

Проблема локализации прародины индоевропейских народов стоит перед наукой достаточно давно. Еще в середине 18 века было отмечено языковое родство европейских народов, а в 1767 году Керду указал на близость ряда языков Европы к санскриту, языку священных текстов Древней Индии «Вед. «Решающим для зарождения индоевропеистики было открытие санскрита, знакомство с первыми текстами на нем и начавшееся увлечение древнеиндийской культурой, наиболее ярким отражением чего была книга Ф. фон Шлегедя «О языке и мудрости индийцев» (1808 год), – пишет В. Н. Топоров. Ф. фон Шлегель, первым высказавший мысль о единой прародине всех индоевропейцев, поместил эту прародину на территории Индостана. Однако вскоре была доказана ошибочность этого предположения, т.к. до прихода арийских (индоевропейских) племен Индию населяли представители другой языковой семьи и другого разового типа – чернокожие дравиды.

Предполагавшиеся в разное время в качестве прародины индоевропейцев (на это сегодня народы 10 языковых групп: индийской, иранской, славянской, балтийской, германской, кельтской, романской, албанской, армянской и новогреческой): Индия, склоны Гималаев, Центральная Азия, азиатские степи, Месопотамия, Ближний и Средний Восток, Армянское нагорье, территории от Западной Франции до Урала между 60° и 45° с.ш., территория от Рейна до Дона, черноморско-каспийские степи, степи от Рейна до Гиндукуша, районы между Средиземноморьем и Алтаем, в Западной Европе – в настоящее время по тем или иным причинам большинством исследователей отвергаются.

Необходимо отметить, что советская историческая школа до начала 30х годов 20 века исходила из определения прародины индоевропейцев основанных на трудах А. А. Шахматова и Л. И. Нидерле. Прародина индоевропейцев на основании естественно географических факторов помещалась ими в Моравию и Силезию. При этом прародину восточных индоевропейцев (славян, албанцев, лето-литовцев, армян, индо-иранцев) размещали в Московской и Тверской области, в верховьях Днепра. Балтов в Минской и Витебской областях. Прародина славян размещалась ими от Пруссии до Пскова, по берегам Немана, Двины и Рижского залива. Предполагалось, что позже восточные индоевропейцы отошли по Днепру на юг, в Причерноморье, где сформировались арийцы -индоиранцы, которые затем ушли с Дона в Иран и Индию. Славяне перешли в Польшу и далее на Балканы, Карпаты и Украину.

Подобные научные гипотезы тиражировались тогда в частности в выпушенном Госиздатом в 1928 году массовым тиражом «Русском историческом атласе» К. Кудряшова. Несмотря на принципиально разные научные взгляды, эту работу поддержали и одобрили академики М. Н. Покровский, С. Ф. Платонов, С. В. Вознесенский, Б. Д. Греков, Н. С. Державин, Ю. Г. Оксман, П. Ф. Преображенский, А. Е. Пресняков, О. Н. Сербина, А. В. Шебалов.

Но затем, в 1929 году, сама «русская история» была признана контрреволюционной, а в 1932—36 годах теория прародины была объявлена коммунистическими идеологами – не большевистской, фашисткой и антинаучной.

Русский исторический атлас К. Кудряшова

Среди гипотез, сформулированных в последние годы хотелось бы наиболее подробно остановиться на двух: В. А. Сафронова, предложившего в своей монографии «Индоевропейские прародины» концепцию трех прародин индоевропейцев – в Малой Азии, на Балканах и в Центральной Европе (Западная Словакия), и Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, которым принадлежит мысль о Переднеазиатской (точнее, находящейся на территории Армянского нагорья и примыкающих к нему районов Передней Азии) прародине индоевропейцев, обстоятельно изложенная и аргументированная ими в фундаментальном двухтомнике «Индоевропейский язык и индоевропейцы».

В. А. Сафронов, обращаясь в работе Н. Д. Андреева, подчеркивает, что на основании раннеиндоевропейской (далее РИЕ) лексики можно сделать вывод, что «раннеиндоевропейское общество жило в холодных местностях, может быть в предгорьях, в которых не было больших рек, но речушки, протоки, родники; реки, несмотря на быстрое течение, не были препятствием; переправлялись через них на лодках. Зимой эти реки замерзали, а весной разливались. Были и болота… Климат РИЕ прародины, вероятно, был резко континентальный с суровой и холодной зимой, когда перемерзали реки, дули сильные ветры; бурной весной с грозами, сильными таянием снегов, разлитием рек, жарким засушливым летом, когда пересыхали травы, не хватало воды». У ранних индоевропейцев существовали ранние фазы земледелия и скотоводства, хотя не потеряли значения охота, собирательство и рыболовство. Среди прирученных животных – бык, корова, овца, коза, свинья, лошадь и собака, которая охраняла стада. В. А. Сафронов отмечает, что: «Езда верхом практиковалась ранними индоевропейцами: какие объезжались животные, не ясно, но цели очевидные: приручение». Земледелие было представлено мотыжной и подсечно-огневой формой, обработка продуктов земледелия производилась измельчением зерен.

Ранние индоевропейские племена жили оседло, у них были разные типы каменных и кремневых орудий, ножи, жилья, скребки, топоры, тесла и др. Они обменивались и торговали. В раннеиндоевропейской общности имело место различие родов, учет степени родства, противопоставление своих и чужих. Роль женщины была очень высока. Особое внимание обращалось на «процесс генерации потомства», что выражалось в ряде корневых слов, перешедших в раннеиндоевропейский язык из бореального праязыка.

В раннеиндоевропейском обществе выделилась парная семья, управление осуществлялось вождями, существовала оборонительная организация. Существовал культ плодородия, связанный с зооморфными культами, был развитый погребальный обряд.

Из всего вышеизложенного В. А. Сафронов делает вывод, что прародина ранних индоевропейцев находилась в Малой Азии. Он отмечает, что такое предположение единственно возможно, т.к.: «Центральная Европа, включая Карпатский бассейн, была занята ледником».

Однако данные палеоклиматологии свидетельствуют о другом. В то время, о котором идет речь, т.е. в период заключительной стадии валдайского оледенения (хронологические рамки которой устанавливаются от 11000 до 10500 лет назад) характер растительного покрова Европы, хотя и отличался от современного, но в Центральной Европе были распространены арктические тундры с березово-еловым редколесьем, низкогорные тундры и альпийские луга, а не ледник. Редколесье с березово-сосновым древостоем занимало большую часть Средней Европы, а на Большой Среднедунайской низменности и в южной части Русской равнины преобладала растительность степного типа. Палеогеографы отмечают, что на юге Европы влияние покровного оледенения пойти не ощущалось, тем более это касается Балкан и Малой Азии, где влияние ледника не ощущалось вообще. Время к которому относится культура малоазиатского Чатал Гаюка, связываемая В. А. Сафоновым с ранними индоевропейцами, отмечено потеплением голоцена.

Уже 9780 лет назад в Ярославской области появляются вязы, 9400 лет назад в Тверской области липы, 7790 лет назад в Ленинградской области дубы.Тем более маловероятно наличие холодного климата в Малой Азии. Здесь хотелось бы обратиться к выводам Л. С. Берга и Г. Н. Лисициной, сделанным в разное время, но, тем не менее, не опровергающим друг друга. Так Л. С. Берг в своей работе «Климат и жизнь» (1947 г.) подчеркивал, что климат Синайского полуострова не изменился за последние 7 тысяч лет и что здесь и в Египте, «если бы и было изменение, то скорее в сторону увеличения, а не уменьшения атмосферных осадков». Он отмечал, что: «Бланкенгорн считал, что в Египте, Сирии и Палестине климат в общих чертах остается постоянным и подобным нынешнему со времени окончания плювиального периода; конец же последнего Бланкенгорн относит к началу межледниковой эпохи» (130—70 т. д. н. э.).

В работе 1921г. Бланкенгорн пишет, что «От рисс-вюрмского межледниковья (mousterien Западной Европы) и до современности (на этих территориях) сухой пустынный, а на севере полупустынный климат, подобный современному, прерываемый коротким влажным временем, соответствующим вюрмскому оледенению». К аналогичным выводам приходит и Г. Н. Лисицина, которая пишет в 1970 году: «Климат аридной зоны в Х-VII тысячелетиях до н.э. мало чем отличается от современного». У нас нет оснований считать, что климат запада Малой Азии, где в настоящее время растут дафна, вишня, барбарис, маквиса, калабрийская сосна, дуб, грабинник, хмелеграб, ясень, белый и колючий астрагал, живут также животные как мангуст, гинета, шакал, дикообраз, муфлон, дикий осел, гиена, летучие мыши и саранча, а «снег выпадает не каждый год, снежный покров, как правило, не образуется», в 8—7 т.д.н.э. столь значительно отличался от современного, чтобы она могла быть похожей на ту суровую прародину ранних индоевропейцев, которая реконструируется на основе их лексики.

Кроме того, В. А. Сафонов пишет: «Глубокое родство бореального с тюркскими и уральскими языками, по мысли Н.Д.Андреева, позволяет локализовать бореальную общность в лесной зоне от Рейна до Алтая. Из этого также следует, что из всех областей, куда могли отойти носители РИЕ, Анатолия представляется единственно возможной: неширокие проливы не служили препятствием, так как ранние индоевропейцы знали средства переправы („лодка“ зафиксирована в языке ранних индоевропейцев)».

Напомним, что согласно выводам Н.Д.Андреева: «Из ландшафтной лексики в бореальном праязыке обильнее всего представлены корневые слова, так или иначе связанные с лесом. Образ этого ряда с полной очевидностью указывает, во-первых, на лесистый характер той местности, где жили племена, говорившие на БП, во-вторых, на присутствие хвойных пород в этих лесах.» Но полоса хвойных лесов в 10—9 т.д.н.э. тянулась не от Рейна до Алтая (в широтном направлении, как предполагает Н. Д. Андреев и следом за ним В. А. Сафронов), а субмередионально с юго-запада (от предгорий Карпат) на северо-восток (до Печоры). Следовательно, ранние индоевропейцы именно из этой лесной зоны могли начать свои подвижки по всем направлениям (и в том числе на территорию Малой Азии), из чего, естественно, не следует, что население Чатал Гуюка в конце 8-начале 7 т.д.н.э. было не индоевропейским. Вероятно, Чатал Гуюк был лишь небольшой частью огромного раннеиндоевропейского ареала. Напомним, что это время (7 т.д.н.э.) было временем пика смешанных широколиственных лесов, доходящих на севере Восточной Европы до побережья Белого моря, и что ранним индоевропейцам для ведения скотоводчески-земледельческого хозяйства (подсечно-огневое земледелие) в комплексе с охотой, рыболовством и собирательством необходимы были весьма значительные территории.

И хотя В. А. Сафронов пишет, что: «В начале мезолита зона производящего хозяйства была крайне ограничена» и в нее входили «лишь горы Загроса, Юго-Восточной Анатолии, Северная Сирия, а также Палестина», о наличии производящего хозяйства на территории Восточной Европы в 7 т.д.н.э., как было отмечено ранее, свидетельствуют археологические материалы, полученные в последние годы. Вновь обращаясь к выводам Г. Н. Матюшина, подчеркнем, что на границе 7—6 т.д.н.э. на Южном Урале фиксируется наличие домашней лошади и на 22 памятниках найдены остатки домашних животных (козы, овцы, крупного рогатого скота, лошади и собаки). Вспомним, что именно этот набор прирученных животных – бык, корова, овца, коза, свинья, лошадь и собака – зафиксирован в лексике ранних индоевропейцев. И, конечно, глубокое родство, предка раннеиндоевропейского праязыка – древнего бореального (северного) языка с уральскими (финно-угорскими) и алтайскими (тюркскими) языками естественно вытекает из локализации племен носителей этого бореального языка в эпоху финала верхнего палеолита (15—10 т.д.н.э.) именно в зоне смешанных и хвойных лесов, т.е. на территории Восточной Европы. Миграции части бореальных племен за Урал, на территорию Сибири и в предгорья Алтая логичны и объяснимы давлением избытка населения на территории Восточной Европы в этот период, что могло быть вызвано нехваткой охотничьих угодий при охотничье-рыболовческом типе хозяйства, когда оптимальная плотность населения составляла 1 чел. на 30—40 кв. км.

Такие подвижки и в последующее раннеиндоевропейские время могли быть весьма значительными во всех направлениях и «увести» часть населения индоевропейского ареала вплоть до запада Малой Азии. Дж. Мелларт – первооткрыватель культуры Чатал-Гуюка, отмечал, что уже 12 тыс. лет назад (т.е. в 10 т.д.н.э.) в этих районах появляются пришельцы, объединения которых «были более крупными и лучше организованными чем у их предшественников… Эти группы мезолитических людей с их специализированными орудиями, видимо, были потомками верхнепалеолитических охотников, однако только в одном пункте – в Зарди, в горах Загроса, – найдены материалы, позволяющие говорить о приходе носителей этой культуры с севера – может быть из русских степей, из-за Кавказа».

Таким образом, не отвергая мысль о том, что население Анатолии было в 8—7 т.д.н.э. раннеиндоевропейским, пришедшим с территории своей древней прародины – лесной зоны Восточной Европы, мы можем предполагать, что большая часть ранних индоевропейцев продолжала жить именно на этой своей прародине, что в значительной степени подтверждается и ранее приведенными выводами американского лингвиста П. Фридриха о том, что: «праславянский лучше всех других групп индоевропейских языков сохранил индоевропейскую систему обозначения деревьев… носители общеславянского языка в общеславянский период жили в экологической зоне (в частности определяемой по древесной флоре) сходной или тождественной соответствующей зоне общеиндоевропейского, а после общеславянского периода носители различных славянских диалектов в существенной степени продолжали жить в подобной области». Зона смешанных хвойно-широколиственных лесов, повторяем, уже в 7 т.д.н.э. доходила на территории Восточной Европы вплоть до побережья Белого моря.