Разведчики и шпионы

Тем не менее, служебная карьера Кривоша в императорской России завершилась полной катастрофой – статский советник превратился в иркутского ссыльного.

На службе у красных

Но тут ему снова повезло. Февральская революция мгновенно переменила его участь; по распоряжению министра юстиции А. Ф. Керенского от 4 марта 1917 года незаконными были признаны все административные высылки военного времени, и Кривош неожиданно для себя оказался в ряду жертв произвола низложенного строя.

Весной 1917 года он вернулся в Петроград и снова оказался в гуще событий.

Когда 25 октября 1917 года власть в стране захватили большевики, он был одним из немногих чиновников, кто согласился сотрудничать с «узурпаторами власти». Более того, он прямо обратился к Ленину и Троцкому с предложением услуг, скромно умолчав о своей прежней работе в спецслужбах.

И работа для него нашлась. Известно, например, что по просьбе заведующего секретариатом Ленина Н. П. Горбунова Владимир Иванович 7 ноября перевел обращение Троцкого к французскому послу. А в декабре его прикомандировали к делегации, выезжавшей в Брест-Литовск для переговоров о перемирии с немцами.

Казалось, судьба опять забросила его в высший эшелон власти. Но в Петрограде о прошлом Кривоша знали слишком многие. И в 1918 году его еще раз арестовали – теперь за попытку «дискредитации советской власти». Дело слушалось в Революционном трибунале.

Владимир Иванович решительно отбивался и тут, доказывая, что «никакому товарищу Ленину не интересно знать, кем я был в прошлом». Себя он рисовал «толстовцем», славянофилом, свободолюбцем, «мечтавшим об освобождении России от самодержавия». А потому и приговор получил довольно мягкий: год тюремного заключения.

А через полтора месяца на счастье Кривоша подоспела первомайская амнистия. И он опять оказался на свободе. И вновь принялся за старое – предложил свои услуги секретным службам.

Самое интересное, его снова взяли. И с декабря 1918 года он стал переводчиком отдела Военного контроля – так тогда назывался отдел разведки и контрразведки. Мало того, с марта 1919 года он уже «особо секретный сотрудник» разведотдела штаба Западного фронта, с июля 1919 года – переводчик-дешифровальщик Особого отдела ВЧК. Еще через год он уже завотделом проверки документов при Особом отделе ВЧК, служил под начальством Генриха Ягоды, впоследствии взлетевшего весьма высоко.

И снова не досидел…

Однако Кривош за ним не последовал. Его опять подвела алчность. И 28 июля 1920 года его арестовали в очередной раз. Обвинение гласило: брал взятки «за пропуск за границу». Коллегия ВЧК приговорила его к расстрелу. Но в последний момент Кривошу опять повезло: казнь заменили 10-летним заключением.

И снова он не отсидел весь срок. Уже в апреле 1921 года решением коллегии ВЧК Кривош был освобожден и направлен на работу в святая святых новых спецслужб – Спецотдел. Теперь главной стала работа по криптографии: разработка шифров и их дешифровка.

Но, видимо, бывшему статскому советнику стало неуютно в Советской России и он задумал бежать за пределы Страны Советов. И опять неудача – в ноябре того же, 1921 года он вновь арестован «за принятие мер к выезду». А в мае 1922 года опять освобожден. В марте 1923 года еще один, уже пятый арест «за несанкционированные контакты с представителем чехословацкой миссии». И снова приговор – 10 лет лагерей.

Отбывать срок 58-летнего Кривоша отправили на Соловки. Оттуда редко кто возвращался. Казалось, жизнь кончена.

Однако Кривош оказался непотопляемым. Вскоре он уже занимал должность начальника метеостанции. А в октябре 1928 года постановлением коллегии ОГПУ Владимира Ивановича опять-таки досрочно освободили и вернули на работу в Спецотдел.

Этот человек затем благополучно пережил «чистки» 30-х годов и тихо исчез во время паники, возникшей при эвакуации московских учреждений осенью 1941 года. Умер он где-то за границей предположительно в 1942 году. А следы его сыновей со временем обнаружились в Чили.

Одиссея одессита (Сидней Рейли)

Энтузиаст шпионажа и авантюр – так иногда определяют жизненное кредо этого человека, который родился неизвестно где, прожил практически всю свою жизнь под псевдонимом и закончил свой путь при довольно таинственных обстоятельствах.

Метаморфоза еврея

Ныне только дотошные историки знают, что по-настоящему звали нашего героя Зигмундом Георгиевичем Розенблюмом. И что родился он в 1874 году на каком-то хуторе близ Одессы. Кем были его родители – толком неизвестно.

Согласно одной из версий, в достоверности которой можно сомневаться сколько угодно, Зигмунд Розенблюм превратился в Сиднея Рейли вот при каких обстоятельствах. Мать его, похоже, после развода или смерти родного отца Зигмунда вышла второй раз замуж за некого Сиднея Рейли Каллагана, который завез семейство аж в Латинскую Америку.

Здесь юноша и познакомился с майором английской секретной службы Фочергилом. Тот предложил молодому человеку поработать в разведке, и Зигмунд согласился. А когда встал вопрос о псевдониме, юноша отбросил фамилию отчима и стал просто Сиднеем Рейли.

С англичанами Рейли работал не за страх, и не за совесть, а за обещание британского подданства. Когда же его хозяева свое обещание выполнили, и он стал британским гражданином, одного куска хлеба с маслом бывшему одесситу показалось мало. И он, мотаясь по миру, за деньги брался за выполнение заданий сразу нескольких разведок.

Так во время русско-японской войны Рейли на Дальнем Востоке сотрудничал с японской спецслужбой. Затем он перебрался в Петербург, где, продолжая работать на англичан, предложил свои услуги и российской разведке.

Кроме того, он находил время подрабатывать на бирже, выступая в качестве маклера по различным торговым делам. Все эти занятия, вместе взятые, позволили Рейли зажить на широкую ногу, а роскошь он любил всю жизнь.

Действуя на всех фронтах

Тем временем на Европу неотвратимо надвигалась Первая мировая война. Агенты разных стран шустрили изо всех сил, стараясь выведать секреты потенциального противника. В этой обстановке Рейли чувствовал себя как рыба в воде.

И вот он уже в Германии, где по заданию английской разведки устроился сварщиком на военный завод Круппа. Однажды ночью он проник в здание заводоуправления, где, убив двух охранников, украл секретные чертежи. Передав их связнику, он не помчался сломя голову из страны, а по подложным документам поступил на судоверфь. И вскоре вновь провернул ту же операцию – похитил секретную документацию на строящиеся дредноуты.

Похищенное он благополучно перепродал сразу и англичанам и русским. Но на этот раз немецкие спецслужбы взяли след и Рейли пришлось, что называется, лечь на дно. Но и скрываясь, он не терял времени зря. Нащупывал новые контакты, и вскоре предложил свои услуги еще и американцам.

Однако надо отдать должное Рейли. При всей своей неразборчивости он все-таки помнил, кто именно завербовал его первым. И считал своими главными работодателями все же англичан.

В 1918 году он снова появился в России. Здесь в компании с Савинковым, Локкартом и некоторыми другими любителями половить рыбку в мутной воде попытался организовать военный переворот, чтобы устранить от власти большевиков. Но те оказались хитрее и подослали теплой компании под видом заговорщиков двух латышей-чекистов – Шмидхена (Буйкиса) и Берзиня.

Переговоры с ними вел Рейли. И хотя Локкарт предостерег его, указывая на возможную провокацию, Рейли отмахнулся от предупреждения, утверждая, что «латыши не имели никакого намерения впутываться в неудачи большевиков». Он развил бурную деятельность по подготовке контрреволюционного восстания в Москве и просчитался. Заговор закончился полным провалом, однако Рейли пришлось судить все же заочно, поскольку в последний момент ему удалось бежать.

Он был объявлен «вне закона», что означало: в случае поимки его расстреляют без следствия и суда.

Не поддавайтесь женщинам!

Тем не менее, Рейли не успокоился. И переждав некоторое время в Англии, снова вернулся в Россию. Только теперь он отправился на юг, став британским представителем при армии Деникина.

Когда и эта авантюра закончилась крушением, Рейли объединился с Савинковым. В конце 1921 года он организовал встречу Савинкова с Черчиллем, которому были радужно обрисованы возможности савинсковского «Народного союза защиты родины и свободы» в организации террора и провокаций на территории СССР.

Черчилль заинтересовался и пригласил Савинкова на встречу с премьер-министром Англии Ллойд-Джорджем. Но тот больше говорил о перспективах торговли с Россией, нежели о терроре.

Тем не менее, Рейли все же нашел деньги для отправки Савинкова в Россию для широкомасштабного развертывания террористической деятельности и подробно проинструктировал его, что и как делать. Однако инструктаж не помог: в 1924 году Савинков был схвачен и осужден.

Пришлось Рейли самому готовиться к тайной поездке в Советскую Россию. Теперь он связывал свои надежды с МОЦР – Монархической организацией Центральной России, не ведая, что она была создана чекистами в ходе знаменитой теперь операции «Трест». Оперативной игрой руководил соратник Дзержинского Артур Артузов. МОЦР развила столь бурную деятельность, что в ее реальность поверили эстонцы, поляки и финны, которые поделились полученной от «Треста» информацией с англичанами и французами.

Сведения об эффективной деятельности МОЦР привели к тому, что резко упал интерес иностранных спецслужб к базировавшемуся в Берлине «Высшему монархическому совету» (ВМС) и парижскому «Российскому общевоенному союзу» (РОВС), которые ставили своей целью свержение советской власти.

Финансирование этих организаций резко уменьшилось. Это привело к тому, что руководители обеих организаций, обвиняя друг друга в бездеятельности, рассорились. В РОВСе даже произошла смена руководства – вместо генерала Врангеля организацию теперь возглавил генерал Кутепов, имевший меньший авторитет в рядах белой эмиграции.

Стремясь повысить свое влияние, Кутепов тут же направил в Москву своих представителей – племянницу Марию Захарченко-Шульц и ее мужа Радковича. Это осложнило работу чекистов, так как «племянники», а особенно Мария, оказались дотошными контролерами, но все же и они не усомнились в подлинности МОЦР.

Решил опереться на эту организацию и Рейли. Он связался с ее руководителями и предложил совместно провести ряд терактов. Дзержинский и Артузов приняли решение: дать согласие на сотрудничество, а когда Рейли появится на территории СССР, арестовать его.

Сидней еще какое-то время колебался, он помнил о приговоре, вынесенном ему в СССР. Но тут ему пришло послание от резидента английской разведки в прибалтийских странах Бойса, который со своей стороны информировал его о том, что МОЦР – это мощная монархическая организация. В связях с ней заинтересованы английская и французская разведки.

Рейли согласился стать посредником между МОЦР и западными разведками. Для начала он отправился в Хельсинки, где 24 сентября 1925 года встретился с одним из «руководителей» МОЦР, а на самом деле агентом ОГПУ Якушевым. Рейли предложил два пути финансирования МОЦР: кража художественных ценностей, а также сотрудничество с английской разведкой – снабжение ее информацией о деятельности и планах Коминтерна. Якушев сказал, что идея интересная, однако он не может единолично принимать решение. И пригласил Рейли в Москву на заседание «политического совета» МОЦР, где, дескать, и будет принято окончательное решение.

Рейли все еще колебался. Но тут его, что называется, «подначила» Захарченко-Шульц. Она стала стыдить Рейли: «Я, слабая маленькая женщина, не боюсь переходить границу, а вы, джентльмен, боитесь!»

И Рейли решился: 25 сентября 1925 года он нелегально перешел финскую границу через «окно» возле Сестрорецка, где его встретил Тойво Вяхя, начальник погранзаставы, который, как полагали, является агентом МОЦР. Он на двуколке доставил Рейли на станцию Парголово, где посадил на поезд, шедший в Ленинград. В вагоне его уже ожидали Якушев и его коллега Щукин.

Следующий день Рейли провел в Ленинграде, на квартире Щукина, а вечером в международном вагоне с паспортом на имя Штейнберга в сопровождении Якушева выехал в Москву. Уже 27 сентября на даче в Малаховке на заседании «политического совета» МОЦР (все члены были чекистами) Рейли изложил свои предложения, о которых говорил Якушеву в Ленинграде.

С заседания «совета» его повезли на «конспиративную квартиру» в Москве. По дороге он бросил в почтовый ящик две открытки: одну в США, другую в Германию, в которых сообщал, что с ним все в порядке.