Однако властный потенциал по отношению к осваиваемым территориям, начавший скапливаться в руках Ост-Индской компании, не мог существовать вне конкретных визуализированных или материализованных форм. Когда Готтманн писал о флаге на вершине горы или суде в деревне, он, по сути, говорил о маркировании «присутствия/обитания государства» на какой-либо территории посредством видимых или осязаемых предметов/объектов. До тех пор пока британцы на земле Нагпурского княжества были лишь редкими визитерами, их присутствие отмечалось недвижимыми, вмурованными в землю надгробными плитам над могилами тех, кто не одолел тяготы пути или пал в битвах при Аргаоне и Гавилгархе[97 - После обеих битв на полях остались могилы британских солдат. Битва за Гавилгарх произошла 13–15 декабря 1803 г. Здесь нашел смерть один из командующих британскими частями Кенни, который был похоронен неподалеку в местечке Элличпур, его надгробие сохранилось до сих пор [Крофтон 1932: ii]. Подробнее о битве см. [Пандей 2012: 88–91].]. Такая непреднамеренная мортальная атрибутика в дальнейшем поспособствовала складыванию образа Индии в колониальных нарративах как земли смерти и болезней [Арнолд 2004]. Других видимых укорененных элементов пребывания на этом начальном этапе «гостевания» британцы не оставили. Однако вытянутые из этих земель знания материализовались в мобильных и транспортируемых предметах. Сведения, данные, информация записывались чернилами на бумаге, которая обретала статус писем, секретных поручений, дневников, журналов наблюдений, отчетов и курсировала между различными точками в пространстве между Нагпуром и Калькуттой. На основе этих бережно сохраняемых бумаг создавалась другая бумажная продукция: карты, сводные отчеты, энциклопедии, справочники. Они часто принимали вид печатных многотиражных изданий, которые в свою очередь продолжали циркулировать уже не только по Индостану, но добирались до метрополии, расширяя круг англоязычных читателей и приобщая их к знанию о британских достижениях в Индии, в том числе пространственных. Как пишет Майлс Огборн в книге «Индийские чернила…», посвященной документообороту между Калькуттой и Лондоном в ранний колониальный период: «мир Ост-Индской компании был создан на бумаге в той же степени, что на земле и на море». Бумага была важнейшим носителем информации. Поэтому британцы так беспокоились о бесперебойной работе почтовой службы, а также разработке шифров для корреспонденции. Достаточно вспомнить, что утрата договора 1751 г. стала поводом для неуплаты британцами чаутха с Ориссы. Для того чтобы информация на бумаге обрела «современный» вид, ее нужно было собирать с помощью современных технологий. Поэтому вместе с поклажей ост-индских чиновников и коммерсантов путешествовали телескопы и микроскопы, компасы и секстанты, шагомеры и термометры. Двигавшийся по дорогам Центральной Индии хлопок хотя и был «увиден» и зафиксирован европейцами, но пока еще являлся элементом местной системы экономики и мобильности, определявшей векторы, сезоны и способы его транспортировки, формы упаковки и т. д. В последней четверти XVIII в. параллельно с хлопком в воловьих повозках на лошадях, слонах, верблюдах, в паланкинах, в руках пеших путников стали двигаться предметы совсем иного рода – приборы и исписанные непонятными для местных жителей словами и знаками листы, которые начали формировать материальную и мобильную культуру чужеземцев. Именно эти вещи стали функционально важными для формализации связей между знанием и пространством и материализации властного потенциала европейских соседей нагпурских раджей. Однако мобильность этих предметов была изрядно затруднена отсутствием добротной, удобной и безопасной дорожной инфраструктуры. Одновременно совсем иные инструменты, механизмы и станки начали формировать в метрополии новую модель экономики, жизнеспособность которой определялась категориями свободной конкуренции и больших чисел (неожиданно ставших огромными объемов производства, товарооборота, грузоподъемности и т. д.). «Увиденный» на полях Центральной Индии хлопок и технологические новинки в текстильной отрасли Ланкашира в самом ближайшем будущем свяжут эти два региона мира прочными нитями.
Часть II
1803–1830: посланники
Глава 1
Британские резиденты при нагпурском дворе: инвентаризация угодий, доходов, расходов
Маунтстюарт Элфинстон
Лишившись по Деоганскому договору значительной части своих земель, Нагпурское княжество оказалось почти полностью окруженным владениями Ост-Индской компании и ее союзника низама Хайдарабада. С 1803 г. начался новый этап взаимоотношений между Компанией и Бхосле, который характеризовался утратой последними прежнего статуса равного партнера. Как пишет Х. Н. Синха, в первый период «британцы воспринимали Нагпурское княжество, используя слова У. Хейстингса, как „одно из наиболее влиятельных государств среди маратхских“, а его правителя, по выражению Г. Т. Колбрука, как „претендующего на роль арбитра между всеми властителями Индостана“» [Синха 1950: x]. Теперь же британцы снисходили до того, чтобы считать, что «Рагхуджи должен продолжать оставаться влиятельной силой в Индии, при условии, что он следует статьям мирного договора и исполняет возложенные на него обязательства» [Там же: 4]. Последняя цитата – это слова Артура Уэлсли из письма своему молодому 24-летнему помощнику по политическим вопросам и переводчику с персидского Маунтстюарту Элфинстону, которого он спешно направил в Нагпур в качестве временно исполняющего обязанности резидента до прибытия постоянного представителя Дж. Уэбба.
Письмо было написано 24 декабря 1803 г., на следующий день после подписания договора в Деогаоне и содержало инструкции для резидента, где среди прочего говорилось о необходимости «собирать максимально точную информацию о количестве, состоянии и диспозиции войск раджи, что позволит судить о правдивости получаемой информации, касающейся существования сговора между Рагхуджи Бхосле, Синдией и Холкаром, а также намерения раджи возобновить войну… Крайне желательно, чтобы вы также разузнали, каковы ресурсы раджи, количество его доходов, их источники, способы взимания, типы землевладения в разных частях княжества» [Там же: 4–5]. И далее вновь поднимался вопрос о том, как переправлять собранные сведения: «Я прошу, – писал А. Уэлсли, – чтобы вы информировали меня обо всем, что происходит, и делали доклады регулярно на имя генерал-губернатора. Очень желательно, чтобы вы по возможности наладили почтовое сообщение (дак) между Нагпуром и Каттаком, а также между Нагпуром и Хайдарабадом. Организация связи с последним не должна создать затруднений, так как большая часть дороги пролегает через Деканскую субу[98 - Имеется в виду низамат Хайдарабада.]. Вам надлежит предъявить эти требования министрам раджи и настаивать на их исполнении, так как это следует из статьи 9 мирного договора. Однако если они откажутся сделать это, что не исключено, тогда Вы можете организовать почту между Хайдарабадом и Амраоти или любым другим населенным пунктом на границе Нагпурского княжества и ежедневно связываться с этим местом с помощью кашидов[99 - Кашид – гонец.]».
И уже через две недели в письме от 9 января 1804 г. Элфинстон рапортовал Ричарду Уэлсли из лагеря раджи в Малегаве:
«Шридхар-пандит (министр Рагхуджи II. – С. С.) дал мне разрешение на организацию почты между Нагпуром и Каттаком, однако обратил внимание, что дорога туда очень тяжелая, а проходит она через земли, которые плохо контролируются раджой, и поэтому посоветовал наладить почтовое сообщение через Бенарес. Я ответил, что путь через Каттак короче и буду пытаться освоить его» [Синха и Авастхи 1961: 3]. Еще через несколько дней, 18 января, Элфинстон писал Уэлсли следующее: «Я упомянул в беседе с Сиридур-пандитом (министр Рагхуджи II. – С. С.), что хотел бы устроить почту от этого места до Каттака и отсюда же до Амраоти, и что я буду обязан ему, если он предоставит мне письма в деревни, расположенные по дороге, с распоряжением оказывать помощь моим людям, нанятым для осуществления этой миссии. Он ответил, что поговорит с раджой тем же вечером и вышлет мне письма уже утром» [Там же: 7].
Элфинстон последовал совету Шридхар-пандита и установил почтовую связь с Калькуттой через Джабалпур и Бунделкханд, откуда корреспонденция уходила в Бенарес.
Дж. Уэбб так и не приехал в Нагпур, по дороге ко двору Даулатрава Синдии он скончался недалеко от Хошангабада [Крофтон 1932: ii]. Элфинстон же показал себя с самого начала столь успешным дипломатом, что его сделали постоянным представителем Ост-Индской компании при нагпурском дворе. Сохранившаяся и изданная официальная переписка Элфинстона с чиновниками Ост-Индской компании (от генерал-губернатора до резидентов соседних с Нагпуром княжеств) нагпурского периода (1803–1807) содержит подробную информацию о радже Рагхуджи II, придворных интригах и военно-дипломатических перипетиях в течение следующих за Второй англо-маратхской войной четырех лет. Вкратце основные усилия британцев были направлены на закрепление завоеванного положения главной политической силы на субконтиненте. При активном участии Элфинстона они не позволили Рагхуджи ни развязать новую войну вместе с Синдией и Холкаром, ни освободиться от своего влияния. Однако навязать присутствие субсидиарных войск в Нагпуре британцам, несмотря на несколько попыток, так и не удалось. Спорными оказались земли Самбалпура и Сонпура, лежавшие между Нагпуром и Ориссой, на которые стали претендовать британцы, затеяв там в январе 1804 г. военные действия. Джордж Харкот, британский уполномоченный в Каттаке, объясняя свою позицию по удержанию этих и близлежащих районов под контролем Компании, писал Элфинстону: «Я считаю Бауд и Сонпур очень важными территориями, потому что они обеспечивают безопасность Каттака и создают условия для развития торговли в этой провинции. Владея Сонпуром и Баудом, мы имеем доступ ко всей судоходной части реки Маханади, и хлопчатобумажная продукция из Чхаттисгарха быстро найдет дорогу в Каттак. Напротив, если эти районы вернутся под управление раджи Берара, обременительные и тяжелые налоги и поборы, разрешенные его правительством, существенно сократят, если не приостановят полностью, транзит товаров через них. Я также опасаюсь, что в таком случае не будет предпринято никаких мер по ограничению контрабанды соли (? неразборчиво) из этой провинции» [Синха 1950: 52–53]. В качестве жеста примирения Чарлз Корнуоллис, вторично назначенный в 1805 г. на пост генерал-губернатора, вернул Самбалпур и Сонпур с прилегающими землями под контроль Бхосле. Этот шаг свидетельствовал о конце «системы Уэлсли» и смене агрессивной, наступательной политики британцев на субконтиненте на более умеренную и мягкую, или возвращение в политике «замкнутой ограды» (fence-ring).
Маунтстюарт Элфинстон
Исполняя распоряжения А. Уэлсли, Элфинстон тщательно собирал стратегически важную информацию о положении дел в землях раджи. К письму от 24 марта 1804 г. он приложил подробный отчет о состоянии нагпурской армии, составленный по образцу аналогичного отчета Дж. Мэлкома о войсках Синдии. Элфинстон предоставил информацию по количеству солдат и офицеров, структуре армии, системе оплаты услуг воинов и т. п. В самом письме он писал: «Ситуация в армии дает серьезные основания полагать, что раджа или расположен к миру, или не имеет средств, чтобы его нарушить. Я также раздобыл надежную информацию относительно его ресурсов. Страна, которой он теперь обладает, непроизводительна, она покрыта в основном холмами и лесами. Это наряду с долгами перед армией и банкирами свидетельствует о его бедности. Кроме того, он потерял Каттак и свою часть плодородного Берара… Он использует любую возможность, даже торговлю, чтобы разбогатеть» [Синха и Авастхи 1961: 29].
После 1805 г., когда спорные вопросы были улажены, Элфинстону почти ничего не оставалось делать. В конце этого года он вновь начал вести дневник. Большие, без купюр, отрывки из него, а также писем его другу Стрэчи опубликованы в биографической книге Т. Э. Колбрука «Жизнь Маунтстюарта Элфинстона» [Колбрук 1884: 110–161]. В них почти нет сведений о нагпурской земле. Описания политических событий сменились зарисовками будней, заполненных охотой, верховой ездой, пешими прогулками и чтением преимущественно древнегреческой и древнеримской литературы и одиночеством: «11 февраля. Был дождливый день, и я перечитывал мои старые дневники. Я с удивлением замечал, какой заряд энтузиазма и активности у меня был в начале 1803 г., и отчаивался из-за моего нынешнего состояния полного бесчувствия. Правда состоит в том, что я так долго пребывал в одиночестве, что потерял какие бы то ни было эмоции, вызываемые обычно мнением других людей. Кроме того, у меня нет пути для реализации своих амбиций. Мое нынешнее положение обрекает меня на бездействие… Отсутствие разумных развлечений вынуждает меня проводить время за охотой и прогулками» [Там же: 140]. После недолгого периода, когда пространства Центральной Индии заполнили полки британской армии, там вновь не осталось англичан. Почти что единственным собеседником Элфинстона был его помощник лейтенант Роберт Клоуз. Испытывая одиночество, Элфинстон тем не менее страдал от нехватки уединения для занятий спортом и литературой, и весной 1806 г. он принялся за строительство отдельного бунгало на небольшом расстоянии от Нагпура, которое он назвал Фолкнер Холл. И каждый раз, когда ему приходилось покидать его, «он стремился обратно, как это бывало по его воспоминаниям в Англии, когда, он, наконец, оказывался дома после ночи в холодной почтовой карете» [Там же: 149]. На смену походным палаткам и временному жилищу, которое обычно раджа предоставлял своим европейским гостям, пришла более основательная постройка – дом, возведенный специально для британского резидента и наполненный книгами Плутарха, Софокла, Демосфена.
Ричард Дженкинс и Третья англо-маратхская война
Процесс урегулирования границ Нагпурского княжества, продолженный Джорджем Барлоу (1805–1807), временно исполняющим обязанности генерал-губернатора Бенгалии после неожиданной смерти Ч. Корнуоллиса, завершился к 1808 г. В это время резидентом в Нагпуре уже был Ричард Дженкинс (1807–1826), который перебрался сюда после нескольких лет при дворах низама Хайдарабада и Даулат-рава Синдии. Дженкинс жил уже в резиденции, расположенной на западном и северном склоне холмов Ситабалди рядом с Нагпуром. Сам город, где находился дворец раджи, подступал к холмам с востока и юга [Гирхе 2004, II: 9]. В 1827 г. вышел объемный «Отчет о территориях раджи Нагпура» Дженкинса, который он сам составил на основе депеш и аналитических записок, адресованных генерал-губернаторам Гилберту Минто (1807–1813), Фрэнсису Хейстингсу (1813–1823), Уильяму Амхерсту (1823–1828), а также информации, собранной его помощниками.
В «Отчете» имеется объемный экскурс в историю князей Бхосле[100 - Возможно, что именно Дженкинс впервые систематизировал и воспроизвел в наиболее полном виде историю нагпурской династии Бхосле.]. События в Нагпуре с 1807 г. он описывал не с чужих слов, а как очевидец, который принимал в них самое деятельное участие. При Дженкинсе окончательно были улажены территориальные споры раджи с соседними владениями. Начиная с 1805 г. раджу постоянно беспокоили опустошительные набеги банд пиндари[101 - Пиндари – в книге «Племена и касты Центральной провинции Индии» описываются так: «Группа профессиональных грабителей… в основном мусульмане, но встречаются и индусы. Пиндари Центральной Индии по большей части потомки гондов, корку и бхилов (племена Центральной Индии. – С. С.), чьи дети были захвачены в результате налетов, подвергнуты процедуре обрезания и воспитаны профессиональными пиндари… Появились в конце XVII в. …Во время и после англо-маратхских войн многие из них получили разрешение от Синдия и Холкаров на деятельность в Центральной Индии… Результатом их набегов в этот регион стало его превращение в пустыню, крестьяне, будучи не в состоянии поддерживать существование за счет сельского хозяйства, вынуждены были присоединяться к бандам. Только в 1817 г. лорд Хейстингс получил полномочия из Лондона предпринять меры для их подавления; в то же время он принудил правителей Центральной Индии действовать согласованно с ним… Когда главные магистрали Центральной Индии наводнили британские подразделения, пиндари были расколоты. Они ничего не могли предпринять против регулярных войск и вырваться из их кольца, пиндари быстро рассеялись по стране…» [Рассел 1916: 388–397]. О. С. Крофтон добавлял: «Английские воинские части, рассредоточенные по всей стране (Центральная Индия и Берар. – С. С.), контролировали дороги и крепости и преследовали пиндари через джунгли. Разбросанные повсюду британские могилы отмечали путь продвижения войск Компании» [Крофтон 1932: ii]. Борьба с пиндари стала частью Третьей англо-маратхской войны (1817–1818).]. Однако ни они, ни вторжение в 1809 г. Мир-хана, ставленника и друга Яшвант-рава Холкара, в окрестности Бхопала с угрозой дальнейшего продвижения вглубь Нагпурского княжества, отраженные не без помощи британских войск, не заставили Рагхуджи II согласиться на подписание субсидиарного договора с Ост-Индской компанией. Политика же последней была достаточно ясно сформулирована генерал-губернатором Хейстингсом в 1814 г.: «Наша цель должна состоять в том, чтобы обеспечить главенство британского правительства на деле, даже если это не провозглашено. Другие государства должны быть нашими вассалами, пусть они так и не называются. Необязательно так, как это было в правление Моголов; они должны обладать полным внутренним суверенитетом и в обмен на гарантии неприкосновенности и защиту их территорий британским правительством исполнять две великие феодальные обязанности. Во-первых, поддерживать его с помощью всех имеющихся у них сил и, во-вторых, передавать все спорные вопросы на рассмотрение главы конфедерации, т. е. нашему правительству» (цит. по [Гадре 1994: 210–211]).
22 марта 1816 г. Рагхуджи II умер, оставив после себя единственного физически и умственно отсталого сына Парсоджи. Сразу же встал вопрос о регенте. Конкуренция за это место возникла между вдовой Рагхуджи (его третьей женой Бака-баи, не матерью Парсоджи) и его племянником Мудходжи, более известным под именем Аппа-сахеб. С помощью министров и военных Аппа-сахебу удалось отвоевать право на регентство. Однако чувствуя шаткость своего положения, он обратился за поддержкой к британцам, которые воспользовались ситуацией и подписали 28 мая 1816 г. с Аппа-сахебом в качестве регента Парсоджи договор об оборонном союзе и размещении своих войск в княжестве. Британские субсидиарные силы были представлены шестью батальонами пехоты, кавалерийским полком с артиллерией и саперами; одна пехотная бригада по просьбе Аппа-сахеба располагалась непосредственно в Нагпуре. По договору раджа должен был уплачивать за содержание этих войск семь с половиной лакхов рупий ежегодно. В случае неуплаты у него конфисковывалась пропорциональная часть земель. Со своей стороны Нагпур предоставлял три тысячи лошадей, две тысячи пехотинцев, и они должны были досматриваться резидентом на предмет их боеготовности, экипировки, дисциплины [Дженкинс 1827: 130].
Ричард Дженкинс
1 февраля 1817 г. умер Парсоджи, после чего официальным главой княжества стал Аппа-сахеб – официально Мудходжи II (1817–1818). Утвердившись на престоле, Аппа-сахеб стал нарушать договоренности с британцами. Он вступил в переговоры с пешвой Баджи-равом II, другими маратхскими правителями и пиндари о создании антибританской коалиции, не предоставил свою часть союзных войск для охраны территории княжества. В 1817 г. он предпринял работы по возведению форта на холме Ситабалди[102 - Сейчас холм и форт находятся в черте города.]. И, наконец, в ноябре 1817 г. стянул войска к Нагпуру. В свою очередь Дженкинс мобилизовал британские части и вызвал подкрепление из других регионов. 25–26 ноября состоялась битва за Ситабалди, в которой британцы одержали победу, хотя и с большой потерей в живой силе[103 - В память о победе и погибших был возведен обелиск [Крофтон 1932: ii]. В книге О. С. Крофтона дан перечень погибших в битве и похороненных в форте британских солдат и офицеров [Там же: 1–3]. Здесь же предположительно были захоронены погибшие в битве за Нагпур. В настоящее время в форте расположен гарнизон индийской армии, который до сих пор ухаживает за могилами британских солдат в знак уважения к их отваге [Times of India (Nagpur), 26.01.2008]. Подробнее о ходе битв см. [Нараване 2006: 82–83].]. Аппа-сахеб сдался. К 15 декабря подошли дополнительные силы британцев и началась битва за Нагпур. Падение города 30 декабря считается датой окончания войны с Бхосле, которая в свою очередь была составной частью Третьей англо-маратхской войны (1817–1818)[104 - Параллельно военные действия против британцев вели пешва Баджи-рав II и правитель Индора Малхар-рав Холкар, к июню 1818 г. потерпевшие полное поражение. По итогам войны титул пешвы был ликвидирован, большая часть его владений были присоеденены к Бомбейскому президентству, за исключением владений вокруг Сатары и Колхапура, кокторые передавались потомкам Шиваджи, не пользовавшимся никаким политическим влиянием. С окончанием этой войны Маратхская конфедерация прекратила свое существование.]. О ее событиях на территории Центральной Индии и Берара О. С. Крофтон дополнительно сообщал, что «в 1818 г. британские дивизионные подразделения находились в Хошангабаде, Харде и Сагаре, откуда они направлялись к фортам в Мандле, Чанде, Сатанваре, Гархакоте и Асиргархе – погибших английских солдат хоронили прямо у крепостных стен» [Крофтон 1932: ii].
Условиями сохранения престола за Аппа-сахебом стали отторжение в пользу британцев всех земель к северу от реки Нармады (Джабалпур, Дхамони) и некоторых территорий к югу (Сохагпур, Мандла и Сеони, южные районы долины Нармады от Шринагара до Сеони, Хошангабад, Бетул и Мултай)[105 - Вместе с частью отторгнутых земель у пешвы в Бунделкханде образовали территорию Британской Индии – Сагар и Нармада.]; отказ раджи от Берара[106 - Берар отошел к низаму Хайдарабада.], крепостей Гавилгарх, Саргуджа, от Самбалпура и зависимых от него земель и сохранение субсидиарных войск. Кроме того, все военные и гражданские дела должны были решаться министрами в согласии с британским правительством и по совету резидента. Раджа должен был проживать во дворце под охраной британских войск. Любой форт на территории княжества, который британцы пожелают занять, должен был быть немедленно освобожден, любой человек, отказывающийся подчиняться ключевым приказам раджи, должен был быть арестован и передан британскому правительству. Два холма Ситабалди с базарами и частью примыкающей к ним территории должны быть переданы британскому правительству, которое возведет на них необходимые военные укрепления [Дженкинс 1827: 133–134].
Однако Аппа-сахеб на этом не успокоился и продолжил плести интриги, вовлекая на этот раз в антибританскую игру правителей гонд и других мелких племен. 15 марта 1818 г. Дженкинс арестовал Аппа-сахеба и в мае выслал в Аллахабад, по дороге туда Аппа-сахеб сбежал[107 - О перипетиях отношений с Аппа-сахебом вплоть до его смерти в 1840 г. см. [Собрание писем 1939].]. Вместо него раджой Нагпура был провозглашен десятилетний внук Рагхуджи II[108 - У Парсоджи не было детей, однако после смерти его вдова Дурга-баи усыновила мальчика, которому и был передан трон. Текст личного соглашения между ним и Дженкинсом см. [Эйтчисон 1909: 424–425].] – Рагхуджи III. Регентшей стала его бабушка, вдова Рагхуджи II, Бака-баи, ответственная за воспитание мальчика. Делами дворца и двора ведал племянник Рагхуджи II по женской линии Гуджаба-дада. В конце исторического очерка Дженкинс добавил: «Целесообразно упомянуть, что общий надзор за всеми делами в княжестве с того момента осуществлял резидент, действовавший от имени раджи с помощью британских чиновников во главе каждого департамента…» [Там же: 137].
Генерал-губернатор возложил на Дженкинса обязанность устранить «практику коррупции и злоупотреблений, которая дискредитировала последнюю нагпурскую администрацию», заложить «основы порядка, системности и экономии во всех областях управления и внедрить простые, понятные и эффективные правила и нормы, базирующиеся на древних обычаях и законах страны, которые позволят правительству Раджи принять на себя обязательства по осуществлению разумного руководства в дальнейшем». Хейстингс указывал на «вынужденную необходимость со стороны британских властей на короткое время осуществить прямое вмешательство во внутреннее управление страной ввиду полной дезориентации местного правительства из-за событий последних восьми месяцев». Однако резидент был проинструктирован «избегать сколько-нибудь существенных изменений сложившихся и устоявшихся форм древнего правления, которое, если восстановить его изначальный фундамент, сможет обеспечить регулярность и честность исполнения государственных дел»[109 - См. письмо Дж. Адама, секретаря генерал-губернатора Бенгалии Р. Дженкинсу от 18.06.1818 [Синха 1954: 71–82].]. Такой подход был созвучен политике, проводимой британскими администраторами на новых землях Британской Индии, совсем недавно отторгнутых в результате войн у Майсура, Хайдарабада, Маратхской конфедерации. Прежде чем занять гражданские посты, они в большинстве своем принимали участие во всех этих войнах, по многу лет провели в индийских землях, представляли царившую там обстановку и хорошо знали друг друга. Среди них были уже упоминавшиеся М. Элфинстон, губернатор Бомбея (1819–1827), Дж. Мэлком, также губернатор Бомбея (1827–1830), Т. Манро, губернатор Мадраса (1820–1827), Дж. Грант Дафф, резидент при дворе Сатары (1818–1822), Ч. Меткаф, резидент при дворе низама (1820–1825), Дж. Бриггс, резидент при дворе Сатары, глава дистрикта Кханеш, резидент Нагпура (1833–1835), и др. Все они были единомышленниками в том смысле, что из соображений политической безопасности выступали за сохранение индийской «особости» и против радикальных европейских нововведений, внедрения христианской религии, навязывания английского образования и т. д. Как пишет Арвинд Дешпанде, «целью этих романтичных либералов, которые отстаивали филантропический вариант империализма, было как можно дальше отодвинуть день, когда империи придет конец. Задача их состояла в просвещении индийцев в искусстве управления и привязывании их к британской власти» [Дешпанде 1987: 5].
Иными словами, ни о каком реформировании административной системы Нагпурского княжества речь не шла, наоборот, британцы демонстрировали стремление к оздоровлению и консервации местных политических моделей. В дальнейшем они должны были устраниться из процесса управления по достижении Рагхуджи III совершеннолетия и ограничиться правом давать советы и предостерегать от ошибок в процессе администрирования. Однако неуверенность в достаточном расположении нагпурцев к британцам, угроза реваншистских планов Аппа-сахеба, скрывшегося сначала в горах Махадео, а потом в Панджабе, в Джодхпуре при дворе раджи Мансингха, заставила Дженкинса более решительно вторгнуться в дела княжества. С его согласия главным министром был выбран Нараян-пандит, лояльно настроенный к британцам.
Оставшиеся за Нагпуром земли были поделены на пять дистриктов: Девгад (ниже Гхатов [горная гряда Сатпура], включая Нагпур), Девгад (выше Гхатов, район Чхиндвара), Венганга (с городом Бхандара), Чанда, Чхаттисгарх. В каждый дистрикт резидент назначил британских магистратов и коллекторов, тем самым введя административное деление и должности, принятые на территориях Ост-Индской компании. В соответствии с колониальной «табелью о рангах» магистрат и коллектор были высшими должностями в дистрикте, занимаемыми, как правило, одним человеком, ответственным за вопросы управления и сбора налогов. У каждого из них в дистрикте был штат чиновников из 31 человека, все местные жители. Также были департаменты субедара (главы местности, назначенный раджой), полиции и тюрьмы[110 - Р. М. Синха приводит таблицы с перечнем всех должностных лиц и их зарплат по дистрикту Венганга за 1828 г. [Синха 1967: 115–117].]. Генерал-губернатор счел такую систему для Нагпурского княжества «несовершенной и аномальной, однако обеспечивающей безопасность, защиту от коррупции и условия для внедрения улучшений» (цит. по [Синха 1967: 110]). Он не отменил назначение британских чиновников, но настоял на переименовании их в «суперинтендантов или агентов, чтобы не создавать у местных жителей впечатление об учреждении английской власти на постоянной основе и внедрении наших институтов» (цит. по [Синха 1967: 111]).
Топография и картография Центральной Индии
Для того чтобы привести управление территориями в «порядок», их нужно было хорошо знать и представлять. За годы, прошедшие со времени путешествия Т. Г. Колбрука в 1799–1801 гг., знания британцев о центральных регионах Индостана весьма увеличились. Работы Топографической службы Индии не прекращались. Второй том ее «Исторических записок», охватывающий период с 1800 по 1815 г., называет имена множества профессиональных сюрвейеров, которые в это время двигались по дорогам в непосредственной близости от Нагпурского княжества [Исторические записки 1950: 44–57]. Однако про саму Центральную Индию говорится, что «информация о ней добывалась преимущественно политическими миссиями». Так, эскорт во главе с Уильямом Ллойдом, выделенный М. Элфинстону для усиления его защиты от возможных нападений пиндари, выдвинулся из Хазарибагха в направлении Нагпруа 25 февраля 1806 г. через Самбалпур, Ратанпур, Кхайрагарх, Ланжи. Представляя его отчет о пройденном маршруте правительству Бенгалии, Элфинстон указал на необходимость продолжить исследование «географии страны, столь мало пока известной. Долгое время я откладывал это занятие из-за подозрительности Раджи, с недоверием относившегося к изучению его территорий. Обнаружив недавно, что географические изыскания не вызывают опасений у Раджи, я на несколько месяцев нанял харкара[111 - Харкара – курьер, посыльный.] для сбора информации касательно тех частей страны, которые хуже всего отображены на картах. Результат, к моему удовлетворению, показал, что на карте были не только неточности, но и грубые ошибки… Нет нужды перечислять недочеты самой лучшей карты владений Бхосле, так как они очевидны при первом взгляде. Я думаю, что я должен лично уделить внимание этому предмету, но мои деловые обязанности не оставляют для этого времени. Мне представляется, что огромную пользу можно получить, если привлечь к этой деятельности лейтенанта Ллойда» [Исторические записки 1950: 52].
Предложение было одобрено, и Ллойд оставался в Нагпуре до 1820 г. За это время он исследовал сам или с помощью харкара множество маршрутов, преимущественно к югу от Нагпура, и описал все попавшиеся ему на пути города и деревни.
В 1806 г. эскорт во главе с Генри Робертсом, предназначенный для охраны Ричарда Дженкинса, изучил еще один путь из Мирзапура в Нагпур через Гадха-Мандлу.
В 1814 г. лейтенанту Джеймсу Бейли было поручено пройти и описать путь из Аллахабада в Нагпур через Реву. Очень много информации было собрано военными во время Третьей англо-маратхской войны и в ходе преследований пиндари[112 - Подробнее об этом см. [Исторические записки 1954: 82–86].], в результате чего к 1821 г. появились довольно подробная карта Центральной Индии [Исторические записки 1954: 86, 282]. В 1820-е гг. по дорогам Нагпурского княжества с поручениями от Топографической службы курсировали лейтенант Джеймс Джонстон, Рональд Фергюсон, инженер Ирвин, капитан Джексон, лейтенант Александр Джерард [Там же: 88–90].
Сюрвейеры за работой
10 апреля 1802 г. началось Великое тригонометрическое исследование (Great Trigonometrical Survey) Индии, в основе которого был совершенно иной и более точный по сравнению с маршрутным исследованием способ измерения земной поверхности, покрывавший Индию условными треугольниками как сетью[113 - Подробное описание метода триангуляции Уильяма Лэмбтона по созданию сети геодезических пунктов, образующих треугольники, см. [Лэмбтон 1811; Маркхэм 1878; Исторические записки 1950, 1954]. Об инструментах и их создании см. [Исторические записки 1950: 251–255].]. Оно продолжалось на протяжении большей части XIX в. Измерения проводились с помощью теодолитов и стальных цепей. Первым суперинтендантом Тригонометрической службы Индии был пехотный офицер, лейтенант-полковник Уильям Лэмбтон, участвовавший в Четвертой англо-майсурской войне и битве при Серингапатаме. Именно в южной части Индии, в Мадрасской провинции и начались его тригонометрические измерения, которыми он без перерывов занимался почти два десятка лет. В 1820(1) г. он добрался до Центральной Индии. Осуществив там определенный объем работ[114 - Подробно о деятельности Лэмбтона в Бераре см. [Исторические записки 1954: 232–236].], он отправился в Нагпур, чтобы основать штаб-квартиру для продолжения исследования. В январе 1823 г., не выдержав тяжелых условий дороги и климата, Лэмбтон, которому было уже 67 лет, умер в Хингангхате в Бераре, в 50 милях от Нагпура, и там же был похоронен. По поручению Дженкинса над его останками был возведен мемориал. К этому моменту Лэмбтон успел методом триангуляции покрыть цепочками треугольников площадь в 165 342 кв. миль [Маркхэм 1878: 71].
В 1822 г. для продолжения работ по триангуляции был назначен Александр Стюарт. Он умер в Нагпуре в 1824 г., произведя обмер 5000 кв. миль. Его сменили Фрэнк Норрис и лейтенант Уэстон. Последний в 1824–1825 гг. составил подробнуюкарту Нагпура и его окрестностей. К 1828 г. они завершили обмер наиболее важной части нагпурских территорий. Из отчета Норриса следовало, что из 65 000 кв. миль, принадлежавших радже, только 37 000 давали доход, из них было обследовано 20 000 [Исторические записки 1954: 92]. «Исследование отталкивалось от базисной линии, вымеренной в Элличпуре еще Лэмбтоном. Теодолит, который использовался для определения основных треугольников, был высочайшего класса. Он был заказан Лэмбтоном в Европе, а после его смерти выкуплен на распродаже его личных вещей специально для сюрвейеров в Нагпруе. Вторичные опорные геодезические точки были определены с помощью теодолитов меньшего размера обычной конструкции. Территория площадью 400 кв. миль зарисовывалась на планшетах в масштабе 1 дюйм: 1 миля» (цит. по [Там же: 93])[115 - Десять страниц во втором томе «Исторических записок» уделено подробному описанию не только используемых измерительных инструментов, их последних моделей, стоимости, но и огромных сложностей их заполучить в Индии. То же касалось и хорошей чертежной бумаги, чернил, акварельных красок, планшетов и т. д. [Там же: 221–232].]. Результатом стало появление карты, состоявшей из 61 листа, на основе которых Норрис и Уэстон изготовили уменьшенный вариант в масштабе 1: 4. Они готовы были продолжить исследование оставшейся части княжества, но передача всей полноты власти Рагхуджи III в июне 1830 г. вынудила британцев прекратить географические изыскания, «устранить контингент европейских чиновников из провинции и передать все измерительные инструменты резиденту» [Там же: 92].
Теодолит
План триангуляции Индии. Из книги [Лэмбтон 1811: 298]
Движение сюрвейеров по маршрутам и покрытие территории сетью треугольников инициировались правительством Бенгалии, заинтересованном в создании точной и цельной картины Индостана, куда должна была быть вписана и Центральная Индия. Работа Норриса, Стюарта и Уэстона внутри княжества с последующим изданием его карты уже создавала представление о нем как о регионе, отдельной территориальной единице.
Управление и хозяйство в Нагпурском княжестве
Исследования не были всеобъемлющими. Они не предполагали особого вида деятельности, которым также занималась Топографическая служба – «оценку доходов» (revenue survey). Имелись в виду доходы с земель, для чего важно было знать точные границы различных владений, количество культивируемой и неиспользуемой земли, качество почвы и т. п. Как отмечалось в третьем томе «Исторических записок», охватывающем период с 1830 по 1845 г., «Ост-Индская компания была коммерческим предприятием, и директора были непосредственно заинтересованы в получении прибыли от торговли и существенного и регулярного дохода от земли. Они хорошо понимали, что довольный и усердно трудящийся крестьянин – ключевое звено в этом процессе, но чиновники испытывали большие трудности при совершении подсчетов. Различные местные системы измерения земли и определения ценности урожая были простыми и дешевыми, но очень грубыми и имели серьезные изъяны в виде коррупции и несправедливости» [Исторические записки 1954: 6]. Прежде всего, такая работа велась на территориях Британской Индии, где вводились различные системы налогообложений. В Нагпурском княжестве никаких радикальных преобразований не предполагалось, но наведение порядка требовало информации. Поэтому Дженкинс силами суперинтендатов и их помощников сам собрал сведения о вверенных ему во временное управление землях. Затем они преобразовались в уже упомянутый сводный отчет. Это было уже не сквозное движение через незнакомое пространство, когда в дневниковых записях фиксировалось только то, что «попалось» путнику по дороге и оказалось в поле его зрения, а кружение по ограниченным территориям с целенаправленным сбором информации по заданному набору критериев/вопросов. Поэтому представлена она не как географически последовательное описание увиденного по мере передвижения из одного места в другое, а систематизированное тематическое изложение, в котором интерес проявлен уже не только к политической истории и ландшафту, но земле как производительному ресурсу, т. е. к экономике и хозяйству региона. В географическом разделе среди прочего перечислялись основные продукты, которые давала нагпурская земля. Указывалось, что среди сельскохозяйственных культур самыми главными по выращиваемому объему были пшеница, нут, джавари и рис. Хлопчатник наряду с сахарным тростником, коноплей, табаком, опиумом и бетелем оказался в разделе «Прочая продукция». После географического экскурса в отчете следовало описание населения, составленное по переписям, проводившимся ежегодно с 1819 по 1824 г. Население разбито на группы по территориальной, кастовой, этнической, профессиональной, религиозной принадлежности [Дженкинс 1827: 19–70].
Третья часть отчета была посвящена сельскому хозяйству, торговле и ремеслам. Сразу же Дженкинс классифицировал почву Нагпура по ее качеству – кали, плодородный чернозем, карди, бедная каменистая почва, и барди, краснозем. Для целей налогообложения почвы ранжировались на первый, второй и третий сорта. Урожай же делился на осенний – кариф, и весенний – раби. К осеннему относились такие культуры как рис, паспалум, могар (разновидность проса), джовар, каян (голубиный горох) и др. К весеннему – пшеница, нут (турецкий горох), урд (черный маш), льняное семя, бобы мунг (маш), кунжут, масур (красная чечевица, клещевина [Там же: 72]. Хлопчатника в этом перечислении нет.
О сельскохозяйственной практике в Центральной Индии Дженкинс сообщал следующее:
«Главные сельскохозяйственные орудия – букхар, разновидность плуга, запрягаемого парой животных; сами плуги двух видов для твердых и мягких почв; для сеяния используется тифан, т. е. грабли, создающие борозды, а также до-уран для пропалывания сорняков. Запашка полей для осеннего урожая, главной культурой которого является джовар, начинается в мае. Плуг, запряженный парой волов, дважды или трижды вспахивает почву, а затем по ней еще раз проходятся три или четыре плуга, выстроенных в колонну. Когда земля готова, пахарь ждет первых дождей, а затем высеивает семена… Широко распространено высаживать ряды хлопчатника и голубиного гороха между посадками джовара и мунга… На 20–25 день после появления первых всходов в поле используется лущильщик для уничтожения сорняков и прореживания посадок. Еще через 30 дней процедура повторяется с помощью того же инструмента» [Там же: 73].
После описания способов выращивания самых разнообразных культур едва ли не в конце появилось и описание хлопчатника:
«Хлопок созревает как в сезон кариф, так и в сезон раби. Последний ценился больше. В Девгаде он в основном собирается женщинами, которым в качестве вознаграждения отдается одна девятая часть собранного. За три-четыре раза урожай полностью снимается, после на поле выгоняется скот, который подъедает остатки растений. Изготовление пряжи – повсеместно распространенное занятие женщин в домах крестьян.
Не существует системы регулярной ротации культур или оставления земли под паром. Пшеница – традиционная культура и редко меняется, однако считается, что голубиный горох хорошо ежегодно менять на лакх, а хлопчатник на джовар…» [Там же: 80].
Хотя в отчете Дженкинса хлопок не претендовал на роль ведущей агрикультуры[116 - Нужно принимать во внимание, что Берар – главный хлопковый район – не учитывался в отчете Дженкинса, а также не отражался на карте Нагпурского княжества Норриса, так как с 1803 по 1853 г. был под контролем низама Хайдарабада.], но тем не менее число занятых в его обработке людей было весьма внушительно. Так, при перечислении ремесленников города Нагпура Дженкнс указывал:
чесальщиков хлопка – 189 чел.;
прядильщиков (не уточнено, из какого сырья) – 1008 чел.;
ткачей хлопчатобумажных тканей – 4162 чел.;
красильщиков тканей (не уточнено, из какого волокна) – 367 чел. [Там же: 83].