Бых. Вторая часть

– Если вам будут чинить незаслуженные препятствия, то да. Но вы справитесь и без меня. А если не справитесь, вы мне не нужны.

– Очень дружелюбно, – обиделся Эдуард.

– Так мы готовы стать друзьями?

– Мы-то обязательно. А что насчет твоих товарищей? Вряд ли тобой будут довольны, если ты в контору людей из МВД приведешь, да еще на руководящие должности.

– Мне плевать.

– Охотно верю. Только нам наши новые коллеги работать не дадут.

– Да, без моей поддержки вы не выживете. Меня это устраивает. Мне нужны люди, которых привел я, которые ни с кем, кроме меня, не связаны, которые полностью от меня зависят и составляют только мой клан.

Эдуарду ситуация стала куда понятнее. Каким-то образом Артем добрался до своих высот, не имея своих людей и команды. И осознал, что рано или поздно его загрызут… если он не подготовит пару костей. Впрочем, те могут оказаться достаточно прочными, чтобы не поддаться челюстям местных каракалов. Эдуарду перспектива работать под началом Артема не нравилась. Но вызов вдохновлял его.

– Зачем ждать меня, если есть Хайруллин? – спросила Лера, все еще испытывая ей самой неясное ожесточение.

– Нет. У него свой клан.

– У него есть клан? – поразился Эдуард. – Я имею в виду, в который входит кто-то, кроме него?

– Вы удивитесь.

– Пока это все похоже на благотворительность, – оставался подозрительным Эдуард. – Что от нас потребуется?

Они бы не поверили, если бы Артем попытался убедить их, что ему действительно нужна их дружба. Он сам в это не верил.

– Лояльность. От нас всех требуется лояльность.

Поймана с поличным

СМИ утоляли жажду о произошедшем на Никитском бульваре лишь информацией, аккуратно сцеженной пресс-службой: «Проходит операция по задержанию подозреваемого в массовых убийствах на улице Грекова и Шелепихинской набережной». Однако эвакуация раненых и убитых спецназовцев все-таки попала в случайный объектив. Мало-помалу просачивались слухи; собеседников переспрашивали: «Жабры?..» – и выпускали это загадочное сообщение в сеть.

МВД держало твердую позицию: «Мы не подтверждаем информацию о жабрах». И пресс-служба была честна, как кукла чревовещателя. Более разумным было предположение о некоем искусственном фильтрующем аппарате, подключенном, например, к трахеям.

Кто-то предположил, что неуловимый убийца может обращаться к древним участкам ДНК, хранимым в наших клетках, как планета хранит ископаемые, и пробуждать в себе гены внутренней рыбы. Человек действительно пронес через эоны эволюции наследство древнего океана – икоту и код, позволяющий открывать жабры. Однако активировать его нужно на ранней стадии онтогенеза. В дальнейшем мы развиваем из этих заготовок гортань и слуховые косточки, так что для взрослого существа задача резко усложняется. Требовалось отращивание нового органа, встраивание его в действующие системы тела, присоединение к кровеносным и нервным магистралям, подключение к продолговатому мозгу, где дыхание управляется в автоматическом режиме, или хотя бы к коре, из которой можно руководить этим процессом сознательно. Синтетический морфогенез такой сложности современной науке был неизвестен; во всяком случае, за пределами какой-нибудь законспирированной лаборатории.

Раздался звонок; Лера открыла дверь и улыбнулась Марине, но в следующую секунду это выражение запечаталось, как на дагерротипе. Соседка лишилась ухоженности; вымоченная, полузадушенная, раскрапивленная красными пятнами. Следы лоска отслоились, и вылез немолодой уже возраст.

– Ты спишь с моим мужем?

– Да. – Лера созналась без борьбы, как если бы ее застали с поличным. Сознание ее укрылось в какой-то толстой броне, через щель в которой виднелся сузившийся, отдалившийся мир. Поэтому пощечину она почти не ощутила.

– Ясно, – с какой-то отупелостью отреагировала Лера. – Но если ты ударишь еще раз, я сломаю тебе запястье.

Даже в своем состоянии Марина уловила угрозу. Впрочем, она и не имела сил второй раз поднять руку. Она плюнула бывшей подруге в лицо и ушла. Лера закрыла дверь, вернулась в комнату и продолжила чтение сводки. Не сразу она вспомнила, что нужно умыться.

Один спецназовец погиб от пули; тело второго стало багровым, а вокруг рта застыла черная гуща со следами алой пены – смесь излияний из легких и желудка. Резко возросшая скорость и масштаб неферментативного гликозилирования привели к разрушению кровеносной системы. Хорошо известное диабетическое осложнение, которым погибший не страдал.

Стрелявший был в шоковом состоянии. Причины его поступка остались необъясненными, но сбой включал в себя воспаление паутинной мозговой оболочки с поражением хиазма и зрительных нервов (у человека еще некоторое время выпадали участки зрительного поля), а также избыточную секрецию серотонина, что вызвало состояние, напоминающее пеллагру. Симптоматическое лечение помогло вернуть пациента в норму.

Еще один боец продолжал стирать воображаемое пламя с рук, повторяя, что горит; его пришлось спеленать, так как он начал сдирать кожу. В его клетках резко возросло число молекул, активирующих рецептор TRPV1, который поднимает в голове красную тревогу ожогового состояния. Острое болевое ощущение купировать было легко, однако фактор, заставлявший организм производить множество обжигающих лигандов, пока не удалось выявить. Хотя человеку удалось объяснить, что он не горит, соматосенсорные поля головного мозга в отсутствии медикаментов начинали бить в болевой колокол.

Необычные изменения произошли в организме третьего пострадавшего. В его костях сократилось количество гидроаксиапатита, зато стало куда больше коллагена. Образно говоря, прутья превратились в веревки. Обратить произошедшее вспять медики не могли, но патология охватила только верхние конечности, и можно было восстановить утраченную функциональность установкой имплантатов. Министерство обязалось оплатить операции.

Следствие, наконец сойдя с мощеных дорог общепринятого и несомненного, открылось для версий, не входящих в пазы повседневности. Стало очевидно: Неизвестный контролирует не просто поведение, а всю биохимию жертвы. Человеческий организм превращался его волей в послушную молекулярную фабрику, способную превращать кости в пластилин, зрение – в обман, чувства – в боль, вызывать эндокринные заболевания, провоцировать воспалительные процессы, раскачивать выработку нейромедиаторов.

Мистические теории сменились фантастическими. Геномодифицированный агент для спецопераций. Пришелец. Сальтационная мутация. «Все это чушь», – настаивал, почти требовал Хайруллин. Михаил Потапович больше слушал; происходящее было слишком далеко от его жизненного опыта. Лера больше молчала, принимая сверхсущество как вещь саму по себе. «Ему еще надо придумать имя», – предложил творческое осмысление Эдуард. Синтет. Биомод. Homo sapiens rex. Ignotus. Постчеловек. Человек Грейвза. Все, конечно, продолжали называть сверхсущество Неизвестным.

У Леры был выходной, но весь день она провела дома, изучая накопленные материалы. Хоть и понимая, что столкнулась с чем-то далеко выходящим за пределы обыденного, Лера работала над делом с теми же чувствами, с которыми раскрывала убийства жен и мужей, отнимание золота и телесные насилия. Она только хотела справиться со своей небольшой частью задачи, и этого было достаточно.

И все же привычные чувства лежали на неустойчивой поверхности. Дело было не в Неизвестном и не в визите Марины (Лера научилась оставлять пощечины за порогом). Нет, догадалась она, это было из-за Артема. Что он хочет от нее? Если причиной было то, что она понравилась ему, Лере стало бы гораздо спокойнее. Артем мог делать, что ему захочется, – Лера бы только соглашалась.

Но в глазах Артема не было симпатии или похоти. Взгляд плоский, как лезвие, шарящий в груди точно хирургический инструмент. Чистое, бескровное вскрытие извлеченного из формалина кадавра. Возможно, это была ее извращенная фантазия о какой-то жестокости, стремление быть расколотой, подобно скорлупе, просьба о гибельном ударе, который виртуозно мог нанести такой человек…

Новый звонок в дверь. Лера посмотрела на часы и догадалась, что это Вадим: он приходил в это время с работы. Не колеблясь, будто забыв о произошедшем утром, она открыла и даже надела ту же выскобленную улыбку.

Вадим втолкнул Леру внутрь и схватил за горло.

– Ты зачем ей рассказала? – взревел он, не разжимая зубов.

– Она уже знала, – просипела Лера, не пытаясь вырваться.

– А ты зачем подтвердила?! – рявкнул он.

– Чего ты хочешь? Мне плевать на тебя и на Марину (так ее быстрее оставят в покое).

Вадим дважды ударил Леру щекам, не зная, как иначе объяснить себя – несчастное существо, чья голова одубела от гнева.

– У меня семья разваливается, тварь!

– Ты сам в этом виноват.

– А твоя совесть, значит, чиста, паскуда? Вешалась на меня, а теперь ни при чем? Сука, ни черта от тебя не получил. Трахаешься, как кукла, а когда реально не надо ничего делать, ты свой рот раззявила!

Он продолжал стегать ее обвинениями, а она перебирала оправдания, все глупые, выскальзывающие. И, роняя их, она отступала в себя все глубже, пока пятиться больше было некуда, и осталось лишь коснуться этого предела окнутованной спиной.

– В чем я виновата, в чем я виновата, в чем я виновата? – запричитал кто-то, оставленный на растерзание. – Я все делаю, как вы хотите. Может быть, мне сдохнуть? Вы все отдохнете от меня, – как-то протяжно, надрывно не говорила, а подвывала Лера. – От моей тупости, неуклюжести, никчемности. Я же только раздражаю. А хорошая, когда делаю все правильно, по инструкции. Ну зачем я? Ведь кого угодно можно научить правильному, дать инструкцию…

Слез не было; она говорила, не слыша себя, не воспринимая себя, как в оглушающей засветке. Вадим ждал, когда вытечет гной ее жалоб, вызывавший у него отвращение. Вдруг Лера ненавидяще оскалилась:

– А может, это вам всем сдохнуть?

Вадим наотмашь ударил ее, потом еще раз и еще раз. Он не прилагал большой силы, словно ему стало противно даже насилие над ней. Лера сжималась в углу, закрываясь от ударов, а он все искал, как попасть ей по лицу. «Нужно не разрыдаться», – помнила она откуда-то. Ей было страшно; не из боязни быть покалеченной, а потому что она натворила что-то и виновата перед всеми.

Вадим наконец бросил этого уродливого дрожащего птенца, существо беспомощное настолько, что не было никакого удовольствия лупить его, и ушел, хлопнув дверью. Он бы изумился, увидев свою жертву через мгновение. Лера тут же распрямилась, вытерла глаза – и отправилась работать. Но, не дойдя, замерла, то ли наяву, то ли в памяти услышав тонкий голос ребенка, пытающегося разнять двух несказочных монстров – ругающихся родителей.

Да какая от нее там может быть польза? И все же это требовало от нее усилий, поработать палачом над собой, чтобы не броситься на помощь детям Марины и Вадима. Точно таща собственное тело, Лера вернула себя за стол. Она склонилась над текстами и фотографиями, но все никак не могла сосредоточиться. Как трудно было ей разгребать свои эмоции! Все равно что возиться в глине. И едва в вязкой массе возникала форма, Лера сама тут же портила ее.