
Жаршары. Грань сущего бытия
– Что с тобой? В чем причина твоего несчастья? Разве гостям прекрасного города Фариз, в такой солнечный день, следует предаваться грусти? Доченька моя, вытри же свои слёзы. И сними со своих глаз этот печальный занавес безнадёжности. Оглянись вокруг. Ведь наша жизнь, несмотря ни на что, бурлит и кипит… Тебе не стоит предаваться отчаянью. Ибо в душе, с «иманом11», ты не одинока.
Внезапно выдернутая из состояния глубокой фрустрации, фразой, переполненной доброжелательными флюидами. Опешившая Айша, легонько взглянув покрасневшими глазами на этого старика старающегося растянуть своё морщинистое лицо, в доброжелательной улыбке, тут же резко встала и вытерла слёзы. Затем с уважением поприветствовав пожилого мужчину, предложила ему сесть рядом с ней на ступеньках Мечети. А в ответ боязливо вымолвила:
– Почтенный старый господин, прошу прощения у вас за то, что лицезрите бездомную сироту и за то, что стали свидетелем её тяжёлого положения. Однако, как вы узнали, что я не местная и совершенно одна?
Спросив об этом, она плавно отвела свой взор от старика: взволнованно пощупывая и теребя от смущения, своё потрёпанное платье. И не дожидаясь ответа на заданный вопрос, опустила вниз – опухшие от слёз, карие глаза. При каждом вдохе плавно погружаясь в свои воспоминания, она то и дело обволакивала очи, мокрой пеленой отчаянья. В её голове, крохотными вспышками возникали образы домочадцев. А на мгновение – при смене кадров, застыл образ усопшего отца, который всеми самыми тёплыми чувствами, отпечатался на холсте её внутреннего мира. В годы беспечной её юности он часто был надёжной опорой. Ведь жестокий и реальный антураж мрачной мизансцены, уже перемолол своими безжалостными жерновами, немало наивных и неподготовленных к испытаниям, наивных судеб.
Старец вывел Айшу из состояния прострации несколькими покашливаниями, заполнив образовавшуюся неловкую паузу тёплым излучением мягкой улыбки. Затем, полностью просканировав её опытным взглядом, приметил, что она всеми способами пытается спрятать свои руки и лицо, дабы скрыть некогда приобретённые синяки и ссадины. Копаясь в своём мешочке, он достал старую – обтянутую верблюжьей кожей фляжку с водой, и протянул её Айше со словами:
– Выпей доченька. Ты тратишь последние силы на беседы с незнакомым стариком, сама же изнемогая от жажды. Как я могу не отблагодарить тебя за это, своим скромным подношением. Ты пей, пей. А я отвечу на твои вопросы.
Хотя её взгляд был обращён в пустоту, она всё же вслушивалась в каждое сказанное незнакомцем слово. Старец продолжил:
– Думаешь, как я пришёл к мысли, что ты наверняка не местная? Внимательно всмотрись дочка, на эту незыблемую мечеть. Прекрасный золотой купол, замечательные узоры на стенах и роскошная массивная парадная дверь! Здесь почти весь город принял Ислам и усердно старается следовать праведному пути. Издали наблюдая за тобой, вначале я пришёл к определённым поверхностным выводам. К примеру, если бы ты была мусульманкой, то непременно пожелала бы войти вовнутрь. Но ты не сделала этого, почему? Во-первых, я заметил твой растерянный вид. Тогда я решил, быть может, ты не знакома с Исламом и желаешь изучить его? Но ты, то и дело, совершала движение вперёд – подходя почти к самому порогу, а при виде выходящих людей, стеснённо пятилась назад. Тогда первоначальное моё предположение, отпало само по себе. Ведь, если бы ты желала что-то узнать, то не раздумывала бы так долго. Но, а если же нет, то и близко бы не подошла к месту молельни. Во-вторых, я взглянул на твою одежду – местами испачканную от тягот путешествия, да полувыцветшую от летнего палящего солнца. Тогда я понял, что ты пробыла в длительном путешествии и что сей утомительный путь, был весьма тернист и витиеват. Однако почему же ты не осмелилась войти в мечеть, талдычила совесть моей логике? И только поставив себя, на твоё место, осознал, что тебя остановило большое сердце! Ведь как ты могла войти в дом Аллаха в небрежном виде, пренебрегая всеобщей сунной – неотъемлемого омовения, для прихожан! Поскольку каждый уважающий коммуну и строгие своды негласных законов, естественно выкажет своё недовольство, невольно оскорбив тебя за невежество. На фундаменте этого умозаключения, я благодатно ощутил, какая же ты богобоязненная сестра, не желающая наводить грязь на «Умму» пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует) и на саму веру! Теперь же, как я пришёл к выводу, что ты одна. Вот здесь пришлось немного подумать. Первая мысль моя была о том, что если бы ты ждала кого-то, то предпочла бы прохладную тень, нежели жар полуденного солнца – на лестнице, у входа в мечеть. Но, даже если этот человек был бы в мечети, то рано или поздно, он бы вышел из него. А ты сидишь с самого утра и только сейчас проронила свои слёзы. Это привело меня к окончательному выводу, что ты не местная и без знакомых.
Сделав несколько глотков, Айша взглянула на старика и, легонько кивнув головой, тихо промолвила в ответ:
– Да вы правы, добрый господин. И спасибо вам за воду, мне стало легче.
Между ними слово за слово, завязалась доверительная беседа. Затем, она рассказала ему историю нелёгкой биографии, изливая старику глубоко-раненную душу. Дрожащими устами, открыто и навзрыд повествуя душещипательные моменты бренной жизни. Вся глубоко засевшая боль в груди Айши, с каждым высказанным словом, словно тяжело-извлекаемая заноза сострадания, впивались в сердце его внимательного слушателя. Изложив все тяготы своего существования, доброму и отзывчивому старцу, она будто бы избавлялась от постоянно гложущих её ментальных тревог. Таким образом, Айша постепенно самоуспокаивалась. А по завершению её трагического рассказа: искренне сопереживавшей юной повествовательнице старик, печально покачал головой и очень тяжко выдохнул. После этого, безо всяких задних мыслей, утешительно похлопывая многострадальную молодую особу по спине, крепко прижал её по-отцовски, к своей широкой груди. Находясь в таком положении, этот набожный старик, с внезапно осенившим озарением в глазах, воскликнул:
– Постой, ты же ткачиха! Я знаю человека, который может тебе помочь! Поднимайся. Я отведу тебя к нему!
На вопрос Айши – куда и к кому они направляются? Старик ответил:
– Это мой младший брат. Он также шьёт одежду, ткёт ковры и изготавливает многие другие вещи. У него есть группа помощниц. Идём со мной дочка, я поговорю с ним о тебе. Тот, может взять тебя в свою лавку. Конечно, платить тебе он много не сможет, но зато вырученных денег тебе хватит, чтобы снова встать на ноги. И, кстати, жить будешь у него. Мы, мусульмане, должны помогать друг другу, в любой ситуации – когда у порога, притаилась беда!
Вскоре старик привёл Айшу в лавку к своему брату. Но его младший брат, напрочь отказался брать её к себе – сказав им, что это лавка не приют, принимающий всяких бездомных бродяжек. Старик тут же резко прервал его дальнейшее словоблудие. Затем, повернувшись к Айше, тактично попросил у неё прощения. Потом, взяв крепко брата за руку, отвёл того в сторонку, тем самым пожелав побеседовать с ним наедине. Оказавшись немного поодаль, он с теплом, сказал ему:
– Побойся гнева Аллаха, брат мой! Помоги ей! Помнишь, как ты сам начинал? Ведь у тебя вначале не было совершенно ничего. Даже этой процветающей лавки. Жена с сыном хотели уйти от тебя. Беспробудно выпивая каждый божий день, ты проклинал свою жизнь, ведя бесполезное существование! Тогда же я продал своё скромное жильё, чтобы перестроить отцовский дом, в котором жил ты. Дабы твоя жена и сын не бросили тебя. Я купил на своё имущество эту лавку и отдал в твоё распоряжение. За всё время я никогда ничего не просил у тебя взамен. Теперь же, прошу тебя лишь сегодня – мой любимый брат, возьми её, как одну из своих помощниц, да приюти её под своей крышей. Хочешь, я встану на колени перед тобой, если моих слов тебе недостаточно. Выполни мою последнюю волю. Ибо впредь клянусь, я больше ничего у тебя не попрошу! И заклинаю тебя, именем Бога и предков! Дай мне слово, что ты никогда отсюда её не прогонишь!
Он пристыжённо согласился, вспомнив обо всех минувших несчастьях. И о ключевом спасителе, вытащившем его воодушевляющей вервью, из зыбучего болота, в котором многие, так и не получив второго шанса, сгинули в пьяном угаре. После этого старик тут же подвёл Айшу к своему брату и познакомил их: сразу же на месте, объяснив каждому, непосредственные функции. Он, в наказном порядке вменил им неотъемлемые двухсторонние обязанности, которые должны были беспрекословно соблюдаться.
Чуть позже, в разгаре знакомства с остальными коллегами, добрый старик незаметно выскользнул из помещения и растворился в толпе. Айша не успела поблагодарить праведного господина за его благородный поступок и неравнодушность. Ей даже было немножко неловко из-за того, что она даже не удосужилась уточнить, как его зовут? Со временем она узнала, от его младшего брата – по имени Салих, что этого сердобольного старика, звали Жаршары.
Шли месяцы. Айша вскоре привыкла к каждодневной рутине в просторной мастерской, параллельно совмещённой с торговой лавкой. Жить в доме Салиха ей увы не позволили. Поскольку ревнивая жена и высокомерный сын, не пустили её даже на порог. Не сумев им возразить, Салих смог лишь предложить Айше оставаться на ночлег в самой лавке, на что она с радостью и согласилась. Благодаря растущей популярности ткацких изделий Салиха, работы со временем прибавилось. Вместе с этим рос и её живот, периодически доставляя будущей матери физические неудобства.
В один из дней – до намеченного срока, начались внезапные схватки и преждевременные роды. А принимать их пришлось женщинам, работающим в лавке вместе с ней. Роды проходили тяжело. Но в итоге, на свет появился ангельской красоты ребёнок: сын, о котором она видела, почти позабытый в повторяющейся повседневности, вещий сон. Все вокруг ликовали от счастья, восхваляя Всемогущего Аллаха! Салих взял ребёнка на руки, потом посмотрев на Айшу, радостно промолвил:
– Какой здоровый и прекрасный ребёнок! Это такой бесценный подарок от Бога, дарованный тебе как благо и милость. Цени же этот дар – олицетворяющий любовь Всевышнего, к Его рабам! Затем спросил:
– Айша, как ты его назовёшь?
Она скромно ответила:
– Я искала милость от Аллаха и спасение в городе Фариз. И помощь, мне пришла в лице вашего старшего брата. Господин, если вы не против моего решения, то я хотела бы назвать своего сына, в честь него – Жаршары.
На что Салих с превеликим удовольствием ответил утвердительно. Так начиналась судьба маленького Жаршары, в городе Фариз. Он рос и креп очень быстро. Смышлёный и озорной карапуз, ползал и бегал повсюду, куда заводило его врождённое любопытство, и незаурядный ум. Разведывая каждые закоулки по всей лавке, он то и дело иногда вытворял очень неожиданные и смешные вещи, заряжая позитивной энергией всех наблюдавших за его поступками людей: своими невинно-детскими шалостями, порою развеивая монотонную скуку её работниц, ну и приходящих за товарами угрюмых покупателей.
Однако, беззаботное время – это скоротечно осыпающиеся песочные часы. Словно на одном глубоком выдохе, безвозвратно ускользнули из жизни, десять беспечных лет. Салих тяжело болел в последние годы. Бурная молодая жизнь, отрицательно сказалась на его самочувствии. Чуть позже, он скоропостижно скончался, оставив всё своё наследство жене и взрослому сыну. Его супруга, сразу же после похорон почившего мужа, вместе со своим надменным сыном, прогнали Айшу и Жаршары, прочь на все четыре стороны – как жалких бездомных дворняжек. А перед этим, настойчиво угрожая им смертью, если же они решаться когда-нибудь вновь появятся возле их лавки. Ревнивая жена считала, что Жаршары – это внебрачный сын Салиха. И поэтому, ненавидела их обоих. Айша (внезапно оказавшаяся со своим неокрепшим сыном, в таком плачевном положении), тяжело восприняла этот удар судьбы, потрясший её до глубины души. Не сумев перенести данную трагедию, вскоре и она покинула суровый мир. Несчастный отрок, был сиюсекундно раздавлен, поскольку граница прежнего жития, словно глубокая чёрная трещина, разделилась на светлое «до» и тёмное «после». В эту безмолвную ночь лишений, лишь только голос совести шептал подсознанию речь, до которой детская личность, пока ещё не доросла – облачившись саваном мудрости, что присуще единицам!
«О луноликая Айша, свет очей моих! При каждом страдальческом стоне, у обрыва последующих горестей и испытаний: в бесконечных скитаниях, перед навеки закрывшимися райскими сводами твоей материнской милости и любви. Я оказался отчуждённо-блуждающим путником во тьме – невольно вверяемый мученической доли, оставшись один на один со своими кошмарами и непостижимыми напастями жесткого, дольнего мира. Ты, мой вечнозелёный кипарис, взметнувшийся ярким сияньем в небеса, заставив выйти из своих берегов, полноводные и быстротечные реки – обливающегося пульсирующими кровавыми потоками, детское сердце. Твои чёрные, словно ночь, медленно потухавшие угольками очи, застилали кристальные слёзы, внимая моё бедственное положение. От того, что твой короткий земной путь внезапно обрывался – навеки захлопнув незримую дверь, между нами. Теперь же, очутившись во мгле, на горе неподъёмных печалей, склоны ей тяжко вздыхали, сострадательно вслушиваясь в каждое моё сиротское стенание при твоём увы, безвозвратном путешествии. Твой несчастный сын, что видел розалии бессмертной красоты, кто всем сердцем был крепко привязан к родному лику и мускусу материнского аромата. Более не способен вдохнуть петрикор весеннего благоухания цветочного стана, растоптанного безжалостной стопой витиеватой судьбы. И не ощутить ему более тепла нежной длани на своей щеке, что надломанной ветвью повисла на коре безнадёжного самобичевания. Слёзы что ливня сильней, бороздкой оставят глубокие шрамы на фасаде беспечности при лишении скоротечного мига, сего безвозвратного материнского милосердия. О госпожа неуёмно-сакральной боли! Грома раскаты, потопы в душе, от расколовшейся чаши небесного кубка, заставили сироту отчаянно взывать с мольбою к Аллаху – неустанно повторяя: дай же сил побороть вожделение, схождения с прямого пути при почковании слепого недуга! Защити же раба, от очередного наущения шайтана, в момент безрассудного выбора в жизни. Выведи заблудившегося агнца, из мрака горестей и несправедливости. Помоги же бедному Жаршары, преодолеть все испытания мира, обёрнутые опытом и безмерным благом от Творца!»
Так мальчик остался совершенно один. За короткий период, вкусив всю горечь предвзятого мира. Сердечный крик, с воплями безысходности, рвал душу в клочья, словно внутри терзал разбушевавшийся волк. А его глаза, от обильных детских слёз, обволакивались мутной плёнкой разочарованного отторжения. Но он не смел, проронить ни капли – богохульствуя и предаваясь самобичеванию, в память об обещании, данном им умирающей матери. Сей обет осиротевшей кровинки, состоял в том, что он никогда не станет сгибаться под давлением судьбы. И никогда не забудет, что за мрачными тяготами жизни, несомненно, придёт милость Аллаха: в этом мире или ином – рассекая зарёй непременной справедливости и воздаяния. С помощью бывших друзей своей матери он проводил её в вечный путь, мгновенно повзрослев своей юной, но уже обросшей острыми шипами суровости, раненой душой.
Впоследствии, Жаршары будет сожалеть только о том, что он не смог подарить Матери, красоты нерасцветшего бутона женского счастья, среди озябшего поколения невежественно-материального волеизъявления. Где он как сын, положив на чашу весов свою покорность, смиренную веру и безмерную привязанность, не колеблясь, отдал бы тысячу радостных мгновений, дабы кротко поцеловать родные стопы. Ибо только потерявший внемлет, цену материнской любви.
Не желая опускать руки уже в таком маленьком возрасте, он искал любые возможности, чтобы заработать и самоутвердиться, в этом меркантильном обществе. Он помогал носить продукты беременным женщинам, от базара до дома. Ухаживал за больными и стариками – приходившими за помощью в мечеть. Чистил обувь и подносил кувшины с водой, умирающим от жажды прохожим, за любые подаваемые ими в благодарность гроши. В итоге, в возрасте четырнадцати лет, его под своё крыло взял местный кузнец, за ответственность и непоказное рвение.
Ночевал Жаршары в основном в переулках. Бездомные люди никогда не прогоняли его. Напротив, эти бедолаги, оказавшиеся на обочине своей судьбы, искренне позволяли ему так же греться у их костра, дабы не дать мальчику замёрзнуть, в хмурые и завывающие ночи суровых и холодных зим Фариза. Иногда городская стража разгоняла всех этих людей. Однако, они вновь собирались, но уже в других переулках большого города. Все, кто знал, или уже сталкивался с Жаршары, отзывались о нём исключительно доброжелательно. В основном подчёркивая его правдивость и трудолюбие. А также, непременно подмечая в самодостаточной натуре, некую доминирующую силу при подавляюще-властном взгляде.
Но больше всего людей поражало, как он отчаянно боролся с выраженной несправедливостью. Это качество ему передалось от матери. Вдобавок, с глубокой верой в Единого Творца. Он столько раз бросался под розги и невольно принимал удары обжигающих плетей, от жестоких хозяев и ревнивых мужей, вместо провинившихся рабов и ослушавшихся жён. Такое безвозмездное благородство, увы, не ценит фривольное общество, которое находится по социальному статусу выше того, кому чуждо лизоблюдство и вульгарная показушность. В большинстве случаев, в глазах людей он оставался ублюдком и сиротой, не имеющим никакой имущественной ценности, за своей душой. Работая кузнецом, он многое знал об оружии. Трудясь от самого рассвета и заканчивая через пару часов после заката, юный Жаршары, словно сам находился между молотом и наковальней – закалив в кузнечном деле, несгибаемо-твёрдый дух и мощное тело. В шестнадцать лет он решил податься в солдаты. Молодой, но уже совершеннолетний Жаршары, никогда не забывал об Аллахе: пытаясь соблюдать все столпы своей веры, неукоснительно следуя общепринятому шариату и учениям праведных предшественников.
Через четыре года после того, как Жаршары завербовали в армию, хан города Фариз того времени, по имени Муглук, собрал своё огромное войско, дабы дать отпор неведомой буре, что сокрушительно надвигалась пядь за пядью с кровожадно-захватнических окраин. Беспощадная орда кочевых племён и малых народов, объединившая под своими знамёнами тридцатитысячное войско, неизбежно шла в сторону благоденствующего края. Военачальником этой армии, являлся воин знатных кровей по имени Естай, прозванный – «лютым волком востока», не берущим в плен разбитых врагов. Это был гордый хан, бессердечный правитель и просто импульсивный человек. Конфронтация между ханом Муглуком и ханом Естаем, была не в принципиальной форме правления. А исключительно затрагивала аспекты географической особенности, геополитических амбиций условного агрессора. Поэтому цели и причины преднамеренного вторжения, не имели идеологической подоплёки. Просто город Фариз был построен в степи, апологетом которого стали множество поколений смешенных кровей, ярких культур и вероисповеданий. Благодаря своему удачному расположению, через него проходил всеми известный «Великий Шёлковый Путь»! Напротив, ханство Естая и его столица – город Шахар, находились на пустынной территории. Что естественным образом затрудняло его связь с внешним миром и в индивидуальном случае, пагубно влияло на периодичную караванную торговлю и развитие кочевой цивилизации. Хотя Шахар значительно и уступал Фаризу по уровню жизни – по образованию, инфраструктуре и остальным показателям. Несмотря на это, хан Естай обещал своему народу (данным целевым военным походом), повысить их благосостояние: как ему казалось, даруя клондайк с изобилием благ и рабов, с последующей самодостаточностью и обеспеченностью каждого преданного жителя и их будущих потомков.
Обе армии – как достойные друг другу по военной мощи противники, выдвинулись со своими поставленными перед собой задачами: отправившись на ожесточённый бой, из безопасных и укреплённых городов. Войско хана Муглука не уступало противнику в количественном отношении и, несмотря на оборонительное преимущество, решило выйти на открытое противостояние, желая защитить свои земли и его народ, за пределами обусловленных границ. В первом же ключевом бою хан Естай уверенно отбросил хана Муглука до ворот Фариза. Уже в последующие дни, тот неустанно осаждал его стены. Войска хана Муглука не ожидали такого натиска от кочевых племён, разорявших малые селения и убивавших мирных жителей на своём пути. Хан Естай уже проявил свою жестокость, вырезав всех пленённых воинов поголовно – вселяя страх на всех жителей Фариза. Павшие духом военачальники и советники хана Муглука, уговаривали его начать переговоры и отдать часть своих богатств, дабы снять осаду со своих стен. Правитель был совершенно подавлен и не знал, как в этой ситуации ему следует поступить. Он уже смирился с мыслью о поражении и желал лишь сократить потери со своей стороны.
В этот момент, стоявший часовым на городской стене молодой и непоколебимый воин Жаршары, заметил, что вражеская конница, и вообще всё войско хана Естая, пьёт ту же воду, что и они сами. Тогда его внезапно осенило. Он сразу же прибежал к военачальнику, поделиться своей идеей. Командир в свою очередь, услышав его план, отвёл солдата прямиком к хану Муглуку. Хан удивлённо спросил у военачальника:
– Кто этот юнец?
Тогда храбрый Жаршары, опередив волнующегося военачальника, сам ответил на заданный вопрос:
– Хан, моё происхождение будет вам совершенно не интересно. Скорее вас порадует идея, как отвести угрозу от наших стен.
– Продолжай! – ответил хан Муглук.
Тогда Жаршары с полной уверенностью промолвил:
– Высокочтимый хан Муглук! Все, включая и вас, обращают внимание на количество вражеских солдат и на их военную мощь. Но, откуда же берётся физическая сила? Заявил Жаршары, выдерживая некоторую пазу. Затем, поясняюще добавил:
– Она преобразовывается от мяса, что мы едим, и от воды, которую мы пьём. Ну и, конечно же, от периодического отдыха и сна. Как мы знаем, всё это у нас есть. Но из-за продолжительной осады, наших продовольственных запасов хватит (примерно) всего на пару месяцев. Следовательно, нам рано или поздно придётся сдаться, либо выйти на смертный бой. Но в этих двух случаях, мы, к сожалению, всё равно потерпим неизбежное поражение.
Хан Муглук спросил:
– Так что же ты тогда предлагаешь?
Жаршары ответил:
– Я предлагаю отравить всю нашу воду! Но перед этим, необходимо набрать в кувшины и в другие ёмкости столько воды, сколько сможем.
Тут же его перебил один из советников:
– Ты что, сумасшедший?! Мы и так, изнемогая, медленно погибаем от рук неприятеля: к великому несчастию, собственноручно вогнав себя в такое положение, как ослушники, навлекшие на себя гнев Аллаха! А ты вознамерился ещё быстрее ускорить нашу и того, тяжёлую участь?!
Хан оборвал речь своего советника и спросил:
– Чем это нам поможет? Ведь, если мы отравим всю нашу воду, мы разве сами рано или поздно не умрём от жажды?
Жаршары разъяснил исход такого решения – хладнокровно заявив:
– Я всё понимаю. Невзирая на всеобщее опасение, я без утайки отвечу вам, что по началу, всем нам будет неимоверно тяжело. Однако если план удастся, мы сумеем не только снять осаду, но и переломить исход всего противостояния. Как вы знаете, мы берём воду из наших старых колодцев. А они связаны с каналами под землёй. За стенами хан Естай так же вырыл для своего войска временные колодцы, спокойно дожидаясь момента, пока мы сами им не откроем наши ворота. Следовательно, мы используем одну и ту же воду, для обеспечения людей и скота. Но надо поторопиться, ибо идея, которая пришла ко мне, рано или поздно может прийти в голову и ему.
Хан Муглук, немного подумав, спросил:
– То есть, ты считаешь, если мы отравим всю воду в колодцах, то она по каналам вытечет за стену, к войску хана Естая? Но ты не думаешь, что они определят по вкусу, что вода отравлена?
Жаршары добавил:
– Я и это предусмотрел. Так как человеческий организм очень стоек ко многим растительным ядам, я предлагаю отравить не людей, а их лошадей. Ну, а кочевник без скакуна, словно птица без крыльев. Воспользуемся моментом внезапности! Они все пьют из этих колодцев, но разрушающее воздействие почувствуют лишь только их жеребцы, да и другой имеющийся у них скот. По соображениям безопасности, мы всё-таки наберём немного воды, а в остальную воду бросим табак и будем тщательно выжимать его вручную, чтобы весь никотиновый сок просочился по каналу прямиком к неприятелю. Что примечательно, из-за большего объёма воды, вкус его почти не изменится. Но эффект будет колоссальным. А в этот момент, наша кавалерия будет уже стоять у главных ворот и по вашей команде, ринется победоносной поступью на врага! Мы легко пробьём их строй, ведь без своей «двуглавой манёвренной силы», они не осилят молниеносный смертельный натиск нашей летучей – тяжёлой конницы, вынудив надменного врага обратиться в бегство!