Клуб разбитых сердец

Зазвонил телефон.

– Глори? – послышался в трубке знакомый голос.

– Мне не о чем говорить с тобой, Бадди, – помолчав, сказала она.

– Погоди, не вешай трубку. Я звоню, чтобы сказать…

В общем, завтра я уезжаю в Детройт, к дяде, ну, помнишь, к тому – полицейскому. Он вроде может помочь мне устроиться в тамошнюю полицию. Хочу как бы начать жизнь сначала – понимаешь, что я имею в виду? Мне ужасно жаль, что все так получилось. Знаешь, в ту ночь я надрался до чертиков, а иначе разве… Ведь я по-прежнему люблю тебя, что бы там между нами ни произошло. Не думаю, что ты простишь меня, но знай: мне очень стыдно. Я занял у отца деньги, так что о больничных счетах не беспокойся, все будет, как договорились. Не подумай только, что я таким образом хочу расплатиться за то, что сделал…

Бадди замолчал, словно ожидая ответа, но Глори не произнесла ни слова, и он заговорил вновь, заговорил быстро, как будто боялся, что она в любой момент может повесить трубку:

– Здорово, что ты не подала на меня в суд. Анкетка у меня была бы подпорчена, так что о работе в полиции и говорить не пришлось бы. Хотя, видит Бог, срок я заслужил. Как вспомню, что я с тобой сделал…

Наконец Глори обрела дар речи:

– Это уж точно. Но всю жизнь помнить об этом я не собираюсь. Удачи тебе в Детройте.

Вот и все. Этот человек остался позади. Удивительно, но она его больше совсем не боится. Может, потому, что худшие опасения сбылись, и тем не менее вот она – жива и здорова.

А если бы мистер Санторини не оказался рядом? Неужели Бадди убил бы ее? Ну, на этот вопрос не ответишь. А может, она делает глупость, принимая его слова, будто он собирается начать новую жизнь, на веру? Вполне вероятно. Впрочем, всегда можно позвонить его старикам и все выяснить…

Однако, несмотря на все, что он с ней сделал, Глори была склонна поверить бывшему мужу. Была в его голосе какая-то искренность, врать, в общем, Бадди не умел. Ладно, к черту, надо как можно скорее забыть эту историю. Жизнь продолжается.

* * *

На следующее утро Глори начала обучаться тому, что Стив называл приемами самозащиты. Несмотря на неизбежный телесный контакт, который возникает при демонстрации тех или иных движений, держался он отстраненно, вполне в профессиональном духе. Умом Глори понимала, что так и нужно, и даже была довольна, но в душе ей не хватало былой теплоты и даже легкой насмешки в свой адрес. В какой-то момент она чуть не сказала ему: «Ну же, смелее», – но вовремя спохватилась. Ведь не следует его поощрять, не так ли?

После пятого занятия Стив пригласил ее поужинать Хотелось согласиться – вот, кстати, и повод обновить вечернее платье, которое она пока так и не надевала, – но в конце концов Глори все же сказала нет.

Больше Стив не возобновлял своих попыток.

* * *

Стив Голден решил перебраться в Сан-Франциско после очередной ссоры с отцом, которому наряду с иными предприятиями принадлежала и целая сеть оздоровительных клубов.

Стив, наделенный покладистым характером, всю жизнь уступал отцу, возлагавшему на него огромные надежды, и мирился с его властностью. Но на сей раз Голден-старший зашел слишком далеко.

Он не только обрушил на сына обычные свои упреки, но даже позволил себе обвинить его в нахлебничестве. Когда же, мол, ты своими руками что-нибудь сделаешь? Речь не о деньгах. Бабушка Стива по материнской линии, которая души во внуке не чаяла, оставила Стиву столько ценных бумаг и всего остального, что он всю жизнь мог жить припеваючи на одни лишь проценты, – именно это и бесило отца.

Ибо Эрл Голден, и это не было тайной для Стива, как раз хотел бы иметь у себя на руках все козыри, чтобы над головой сына всегда как дамоклов меч висела угроза лишения наследства. Когда, по окончании Йеля, Стив, вместо того чтобы сразу, как рассчитывал отец, приступить к работе на одном из его нью-йоркских предприятий, решил годик поболтаться по Европе, старик взорвался. Далеко не самым сильным обвинением из тех, которые он швырнул в лицо сыну, было то, что бабкино наследство его испортило, что вся его праздность от того и проистекает, что ему известно: можно и не работать, денег все равно хватит на всю оставшуюся жизнь.

Стив, утративший на сей раз свое обычное хладнокровие, возразил, что быть трудоголиком и делать деньги в ущерб нормальной семейной жизни куда хуже, чем немного побездельничать, прежде чем начать участвовать в тараканьих бегах – семейном деле.

Угрозы и доводы не помогли, Стив отправился-таки в Европу и, между прочим, прекрасно провел там время. Тогда отец лишил его доли в семейном деле и вообще заявил, что он ему больше не сын.

Стив воспринял это более болезненно, чем мог предположить. Всю жизнь он прожил в тени отца, возлагавшего на него такие надежды, которые – молодой человек прекрасно понимал это – никогда не могли сбыться. Чтобы достичь успеха в мире большого бизнеса, надо видеть на пять аршин в глубину и обладать такой жесткостью, которой Стив явно не обладал.

Может, в его бунте и последовавших за ним годичных странствиях по Европе воплотилось подсознательное стремление воздвигнуть между собой и отцом барьер? Может, он и хотел, чтобы его лишили наследства, чтобы уже не было выбора: работать или не работать в системе «Голден инкорпорейтед»? Как бы то ни было, после этой исторической схватки Стив решил держаться от отца как можно дальше.

В этом смысле Сан-Франциско оказался отличным выбором. Вначале Стив поселился на Русском холме, под самой крышей дома, в котором некогда располагалась пожарная команда.

Вокруг расстилались невысокие холмы, разбегались в разные стороны кривые улочки, открывался чудесный вид на безбрежные воды залива. Расположенный недалеко от центра города и деловых кварталов, этот район поистине поражал своими контрастами. Здесь можно было встретить кого угодно – рабочих и служащих, хиппи-переростков, бродячих артистов и писателей и даже людей вполне преуспевающих. Точно так же и вереницы полузаброшенных домов, которые вполне могли превратиться в обыкновенные трущобы, но каким-то удивительным образом сохраняли очарование, свойственное одному лишь Сан-Франциско, перемежались вполне современными зданиями и коттеджами на несколько семей, выглядевшими совершенно не к месту в окружении всей этой старины.

Жить здесь становилось все дороже, так что Стив, узнав, что и Глори обретается в этих же краях, терялся в догадках, как это официантка ночного бара может позволить себе здесь даже крохотную квартирку.

Вот это, а также яркая внешность, уличный жаргон, ну и, надо признать, строптивый характер поначалу совершенно сбили его с толку. Ну а когда Глори все расставила по своим местам, Стив уже безумно в нее влюбился да и просто хотел, как никого в жизни. И то и другое чем дальше, тем больше выбивало его из колеи, к тому же Глори постоянно держала дистанцию. Терпеть, видите ли, не может спортсменов Ну а он-то тут при чем?

Да, в клубе он начинал как инструктор по силовым единоборствам. Да, в университете он завоевал пару призов по карате и дзюдо, был в команде гребцов и другими видами спорта, например фехтованием, понемногу занимался, но соревновательного духа, той железной воли, без которой не бывает чемпионов, он был лишен начисто. И вообще сравнение с бывшим мужем Глори глубоко задевало его. Вот и решил он на все плюнуть и оставить любые попытки на этом фронте.

Так что же ему, черт возьми, здесь надо, чего он колесит вокруг Русского холма в поисках, где бы поставить машину?

Сегодня утром Глори позвонила и отменила занятия – заболела. Голос у нее был кошмарный, а как, собственно, еще может говорить сильно простудившийся человек? Короче, Стив оказался здесь, потому что она ему небезразлична, потому что дурно делается от одной мысли, что лежит она, беспомощная, пластом на кровати и некому вскипятить чай из трав с лимоном и подогреть суп. Глупо, конечно, так переживать из-за той, кто и в упор тебя не видит, но что поделаешь?

В конце концов он пристроился на Ларкин-стрит, в добрых четырех кварталах от дома, где жила Глори. Проходя мимо ресторанчика «Братья Феттучини», где готовили пиццу на вынос, Стив, повинуясь мгновенному импульсу, остановился и купил целую упаковку макарон под соусом. В бакалее поблизости он добавил к ней на всякий случай несколько банок с куриным супом, травяной чай в бумажных пакетиках, шесть лимонов и под конец ванильного мороженого.

– Кто тут? – откликнулся на звонок голос такой хриплый, что он в первый момент даже не узнал его.

– Твоя еврейская мамочка. Она принесла тебе куриного супа.

Увидев Глори, Стив с трудом удержался от смеха. На ней была свисавшая до колен мужская рубаха, из-под которой выглядывали хлопчатобумажные штаны. Волосы торчали во все стороны, нос распух, глаза лихорадочно блестели.

– Только слово скажи и получишь коленкой в пах, – хрипло предупредила Глори, явно заметившая его попытку сдержать смех Стив переложил покупки в одну руку, а другую торжественно воздел:

– Обещаю молчать.

После чего его впустили в дом.

Он обвел взглядом крошечную кухню и поставил покупки в раковину. Кроме нее, в кухне были только миниатюрный холодильник, плита о двух конфорках еще меньше, расшатанный столик да ржавый железный стул. Через дверь виднелась спальня или то, что должно ею быть. Обстановка ограничивалась старым комодом, книжным шкафом, матрасом, разложенным на полу, и лампой, водруженной на чемоданы.

– Ну и где же суп? – язвительно спросила Глори.

– В пакете. Сейчас подогрею. А ты возвращайся в кровать.

Как ни странно, Глори покорно вернулась в спальню. Стив отыскал консервный нож и кастрюлю и высыпал в нее содержимое жестянки. Удивительно, но посуды здесь хватало, были даже четыре хрустальных бокала. За исключением немытых чашки и блюдца в раковине, на кухне царил полный порядок.

Дождавшись, пока суп вскипит, он налил его в глубокую тарелку и отнес в спальню. Глори спала, лежа на спине, слегка приоткрыв рот. Какое-то время Стив молча смотрел на нее.

Больше всего ему сейчас хотелось залезть к ней под одеяло и заняться любовью.

И чем уж так привлекает его эта девушка? Наверное, не внешностью. Некая пикантность в ней, разумеется, есть, но он знал сотни таких, что заткнут ее в этом смысле за пояс. И уж, конечно, не легким нравом. Вот уж чего в ней нет, того нет. А также – мягкости, женской беззащитности, одни только колючки да бычиное упрямство. Так в чем же дело, отчего он так сильно, аж в паху заныло, хочет ее?

– А ну-ка перестань глазеть на меня, – сказала Глори, и только тут он сообразил, что глаза у нее открыты. Она попыталась сесть. – Конечно, вид у меня ужасный, но ведь я никого не ждала. А незваным гостям надо мириться с тем, что есть.

– Незваный гость как раз приготовил тебе суп. Съешь?

Глори взяла тарелку и, отправляя в рот ложку, как-то забавно икнула.

– А еще я принес немного макарон под соусом и мороженого. Ванильного.