Падение. Том 1

Орхан всю ночь спал крепким сном и проснулся лишь в половине десятого, хотя они с Зорданом договорились о встрече в девять. Поднялся, пошел в ванную, сполоснулся, побрился и вышел. Сирануш тоже встала и, когда он вышел из ванной, спросила:

– Вернетесь сегодня?

На что он пожал плечами и ответил:

– Не знаю, как там получится.

Она обняла его, крепко поцеловала и сказала:

– Буду ждать к вечеру все равно.

Буквально выбежал из номера, подошел к кабинам лифта, горела красная лампочка. «Тьфу! Вечно, когда нужно, то обязательно занят», – подумал про себя и быстрыми шагами пошел к ступенькам; когда спустился вниз, как и предполагал, Зордан сидел на диване и читал какую-то газету на армянском языке. Поздоровались, извинился за опоздание. Зордан похлопал его по плечу и сказал:

– Не стоит переживать, с тебя такси до Дилижана и столик на троих в ресторане, тогда считай оплаченным мое драгоценное время, потраченное на ожидание вашего величества.

Он улыбнулся и коротко сказал:

– Идёт, вопросов больше нет.

Вышли из гостиницы, новенькая 21-я ждала прямо у входа. Оказывается, Зордан уже давно заказал им машину для поездки. Сели на заднее сиденье, и машина плавно тронулась, словно поплыла; по дороге говорили о разном и за разговорами не заметили, как вскоре оказались на знаменитом Дилижанском перевале. Зордан сказал ему:

– Сейчас начинается самая интересная часть нашей дороги. Ты таких мест еще не видел, смотри, чтобы голова не закружилась.

Водителем оказался молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, чувствовалось, что он знает свое дело. Зордан кивком головы показал Алику, как тот вёл машину на серпантине: практически не нажимал на педаль тормоза, скорость менял, только переключая передачи. Алик не выдержал и спросил, почему он так ведет машину (конечно, про себя подумал, что специально, хочет продемонстрировать свое мастерство), на что водитель улыбаясь ответил:

– На таких дорогах только так нужно. Если постоянно эксплуатировать тормоза, то нагреются колодки и система откажет, а к чему это приведет, можно посмотреть вниз и легко догадаться.

Прошло совсем немного времени, и они оказались в Дилижане. Зордан назвал адрес, и водитель сказал:

– Знаю, где это место. Скоро будем, от города всего пять-семь километров.

Вскоре они выехали из города и взяли курс к востоку. Через некоторое время свернули с трассы на проселочную дорогу и оказались в поселке. Поселок назвался Чархадж. Дома здесь были выстроены аккуратно в ряд по обе стороны дороги, по типу квартального проектирования. Центральную улицу, по которой они ехали, пересекали также улицы, но они были как бы второстепенными. Проехав до конца улицу, они свернули направо и остановились у ворот крайнего дома слева. Зордан договорился с шофером, чтобы тот приезжал за ними на следующий день к половине одиннадцатого. Шофер попрощался с ними, развернулся и уехал. После Зордан нажал на кнопку звонка, однако долго (может, так показалось) никто за воротами не отзывался. Алик предложил постучаться, сославшись на возможную неисправность звонка. Зордан дал рукой знак потерпеть, и в это время они оба услышали громкий голос: «Кто там? Сейчас иду», – и через короткий отрезок времени створка ворот отворилась и перед ними встал мужчина лет семидесяти – семидесяти пяти, выше среднего роста, крупного телосложения, с большим животом. Заметно прихрамывая на правую ногу, он вышел к гостям, протянул руку Зодану:

– Добро пожаловать, Зорик-джан, – затем повернулся к Алику, сказал: – Здравствуйте! – и подал руку.

При виде его наш герой немного растерялся, посмотрел на Зордана, а тот улыбаясь сказал ему:

– Не робей, это тот человек, с которым, может быть, всю жизнь ты мечтал встретиться. – Потом добавил: – Дядя Мелкон, познакомьтесь, это Алик, сын тети Наирик.

При этих словах у молодого человека из-под ног словно земля ушла. Хотел сделать шаг вперед, не смог, перед глазами все поплыло, и чуть было не грохнулся о землю, однако сильные руки Мелкона подхватили его. Приходя в себя, он только произнес:

– Дядя Мелкон, вы не представляете, как я рад встрече с вами.

– Знаю, мой мальчик, все знаю, – ответил Мелкон.

Они вошли во двор. От ворот к дому вела вымощенная камнями дорожка, по обе стороны которой росли виноградные кусты, ветки которых, свиваясь по стойкам из труб, поднимались к верху и создавали коридор. Росли также другие фруктовые деревья, которые были аккуратно подстрижены. Чувствовалась забота знающего человека. Дом был большой, двухэтажный, с верандой. Жил здесь Мелкон один, после того как лет десять назад умерла жена. Единственная дочь, которая проживала в Ереване, изредка приезжала навещать отца. Жизнь его протекала однообразно, но и нельзя сказать, что совсем скучно. К нему постоянно ходили школьники, и сам часто по приглашению классных руководителей ходил в школу по поводу различных праздников. В школе его называли свидетелем века и всегда с интересом слушали его рассказы о войне 1918 года, которая происходила в Армении и вообще в Закавказье. Его также частенько навещали гости из Еревана: писатели, поэты, художники, которые в своем творчестве обращались к данной теме. Чаще всех у него гостил Зордан, который по своему духу и образу мышления был с ним очень близок. Поднялись они на веранду, откуда вид на сад был очень красивый. Мелкон оставил их, пошел колдовать над самоваром, который стоял на балконе первого этажа, и оттуда «отчитывал» Зордана за его редкие приезды; тот, в свою очередь, пытался как-то оправдываться, ссылаясь на занятость, но у него это получалось очень неуклюже. Зордан посмотрел на Алика и спросил:

– Ну как ты, не шокирован моим сюрпризом?

– Слов нет, это действительно сюрприз. Спасибо тебе. Последние слова мамы были только о нем, она просила меня найти его. Я твой вечный должник.

– Ладно, будет тебе. Радуйся встрече с родным человеком.

Прошло не так много времени. Старый, но очень бодрый Мелкон принес большой самовар и поставил на стол, попросив предварительно Зордана подставить под него небольшую алюминиевую тарелку. Потом поставил на стол три граненных стакана на блюдцах. На столе стоял также большой заварной чайник с сеточкой на соске и полная сахару сахарница.

– Недавно заварил, как раз отстоялся, хорошая заварка. Давайте пока попьем чаю, а потом вместе приготовим обед.

Зордан улыбаясь посмотрел на Алика и сказал:

– Нет, дядя Мелкон, тут один молодой человек задолжал нам с вами стол на троих в ресторане, и я думаю, обидим его, если сами будем готовить.

– Как решите вы, Зорик-джан. Тогда мы попьем чаю и вечером поедем в Дилижан, а сейчас легкий обед.

Он поставил на стол хлеба, сыра и прочей еды; тут же началась оживленная беседа.

– Расскажи про маму. Я не смог приехать на похороны, извини, мой мальчик, – обращаясь к Алику, сказал он.

Алик вкратце рассказал дяде о жизни своей и матери за последние немногим больше двадцати лет. Он также сказал о том, как мама, умирая, просила найти его, и все эти годы он думал только об этом. Также попутно благодарил Зордана за содействие.

Постепенно беседа из личной темы сползла на политическую. Мелкон спросил Зордана о работе армянской интеллигенции по установке памятника для увековечения памяти о геноциде армян. Сказал о том, что нельзя предавать забвению память трехсот тысяч армян, погибших в 1915–1918 годах в Османской Турции. На это Зордан ответил, чтобы тот не беспокоился об этом, так как уже внедрили в сознание людей число более шестисот тысяч, и работа в этом направлении будет вестись, пока в мировом масштабе в сознании людей не укрепиться более внушительное число, скажем, более миллиона.

– Надо, Зорик-джан, надо. Создание Великой Армении – это наша мечта, и мы должны сделать все. Мы должны освободить все наши земли от тюркской нечисти. Они недостойны жить на наших землях.

Далее Мелкон продолжил:

– Ожидаются большие перемены в верхних эшелонах власти. Об этом говорил каталикос. Недавно он вернулся из Москвы, встретился там с самим председателем, тот сам принял его и в приватной беседе поведал о том, кто займет место первого. Пока твердо не решили, но надо быть готовым ко всему. Зорик-джан, вы, творческая интеллигенция, должны сделать все, чтобы командарм занял достойное место в истории нашего народа.

После этих слов Мелкон замолчал, уставился взглядом в неизвестную точку и смотрел, даже не моргая. Зордан не стал перебивать его, а Алик тем более смотрел на него все время как завороженный, ловя каждое слово, даже, можно сказать, каждый вздох его. Сколько прошло времени в таком молчании, никто не мог сказать, и наконец Мелкон «вернулся» из своего мира воспоминаний, полного драматических, незабываемых событий. Он, как будто и не «уходил», продолжил свой разговор.

– В нашей истории Андроник-паша занимает особое место. Никто не отомстил тюркам так, как это сделал он, разве что Нжде. Я горд тем, что служил под его началом.

Здесь Алик хотел попросить его рассказать об этом поподробнее, но не решился, и правильно, потому как тот сам продолжил рассказ об этом периоде своей жизни.

– С командармом я был знаком еще с Первой мировой, когда тот перешел в сторону сначала англичан, а потом русских, – был генералом Турецкой армии. Правда, эти уроды поймали его и, чтобы опозорить, отрезали ему правое ухо в надежде, что командарм покончит с собой. Они ошиблись, глубоко ошиблись: полководец наш сохранил свою жизнь для борьбы с врагом. Нас не так много, чтобы еще заниматься самоистреблением. Понятия чести, достоинства, самоуважения, гуманности и прочая ерунда должны отходить на второй план, а еще лучше исчезнуть, когда речь идет о судьбе Великой Армении. О них можно говорить на общих собраниях. Наши души, наша мораль должны быть многослойными и не подлежащими полному раскрытию, и при этом каждый слой, в свою очередь, обладает свойством гибкости. Говорят, точнее, придумали грязные турки, что у нас, у армян, мораль неуправляема; нет, как раз наша мораль даже очень управляема и служит интересам родины. Служил я у командарма командиром истребительно-карательного батальона. Почему такое двойное название этого подразделения – все очень просто, командарм говорил: «Врагов настоящих нужно истреблять, а врагов из своих нужно карать», – чем я и занимался все годы службы у него. Еще в Османской Турции в годы Первой мировой входили в села, где жили турки, уничтожали всех, не щадя никого, а когда приходили правительственные войска, просто отступали, при этом карая армянские населенные пункты, которые были пассивны в нашей борьбе или выступали против. Это было одним из гениальных тактических приемов командарма, как говорят, тактика на века. А потом же призывали мировое сообщество поглядеть на все это. В армянских населенных пунктах показывали зверства турков. Об этой тактике мы с вами еще поговорим, Зорик-джан, позже, – при этом взгляд направил на Алика, как бы спрашивая, можно ли ему доверять.

Зордан в ответ улыбнулся и незаметно кивнул головой в знак согласия. Алик же был в своем мире и вовсе не заметил их кивки и ужимки.

– С 1918 по 1920 год мы с командармом воевали, можно сказать, везде, по всему Закавказью. Начали из Нахичевани, прошлись по Зангезуру, Каракоюнлу, Геокча, Казах, Гянджа, Карабах Борчалы, Шамахы, Губа. Помешали нам большевики, так бы мы добились своего. Сначала они нас поддерживали, помогали всем: оружием, продовольствием и всем необходимым для войны, – а потом помешали. Оккупировали в 1920-м их, потом нас, а потом и Грузию. Теперь нужно создавать такую же ситуацию и не упускать возможность захвата, точнее, освобождения новых территорий. В последние годы я работал в тех местах, где воевал в молодости. Многих, против которых я воевал, знал лично. Эх! Столько воды утекло с тех славных лет. Если сегодня начнется такая же война, я готов взять под свое командование такой же батальон и вести его. Я знаю вход в каждый дом в тех краях. Все эти годы, что я работал там, был вхож во все дома. У этих азербайджанцев наивность и доверчивость граничит с глупостью. Правда, они не знали, что я тогда воевал против них, даже если и знали бы, ничего не изменилось: очень отходчивы, все быстро забывают и еще быстрее прощают. Об этом я не распространялся, сидя в их компании, слушал их беседы и в душе смеялся над ними. Они мне рассказывали, что большинство погибших в этот период армян были уничтожены своими же по приказу Андроника, будто я этого не знал, и при этом очень грубо обзывали командарма. От них же я узнал более точно, при каких обстоятельствах и кто ранил меня тогда в ногу. Если тогда знал бы точную картину, продолжил бы преследование и истребил бы всех. Да… Очень жаль, что не знал. Они меня приглашали в свой дом и угощали самым лучшим, чем могли, и считали, что я их друг.

В этот момент Зордан и Алик поняли, что Мелкон разговаривает будто с самим собой, словно не замечая их присутствия. Зордан исподлобья посмотрел на Алика, и тот понял, что не стоит перебивать дядю, скоро сам «вернется».

– Я в последние годы работал в Алтычайском отделении Дилижанского управления лесничества. Знаете, я ведь там многим помогал обустраиваться. Помогал тем, что давал лесоматериалы для строительства домов. Не нравилось мне одно: стали возвращаться те, кого выселяли в 48–50-м годах. Такую политику нужно остановить. Последним, кому я помогал, был тоже возвращенец, но более того – мы воевали друг против друга. Свое ранение в ногу получил, когда преследовал их, и это был мой последний бой.

Здесь Зордан все-таки осмелился и спросил:

– Дядя Мелкон, а почему вы помогали им, да тем более последнему, с которым воевали?

На что Мелкон спокойно ответил: