Падение. Том 2

– Береги себя, сынок, будь внимателен с людьми, не подведи папу. Папа тебя очень любил.

Хотел снова подойти к маме, но она исчезла, словно растворилась в темноте.

Проснулся, посмотрел по сторонам, сообразил, что все это был сон.

– Надо же сниться такому кошмару! – сказал вслух, оглянулся и добавил: – Что же ты хотел? Если подушкой тебе будет подлокотник дивана, еще и не то приснится!

Немного придя в себя, начал в деталях вспоминать сон и по-своему толковать его. Его вдруг осенило: «Господи, мама же меня крестила во сне, я этого раньше не понимал, вот оно что, и предупреждала насчет людей, окружающих меня; ну что же, все прекрасно, меня окружают отличные друзья. Вот только непонятно, что хотела сказать, приплетая папу? Я его не помню, у меня есть дядя Мелкон, дай Бог ему здоровья».

Посмотрел на часы, было ровно одиннадцать. «Нормально, в Москве только десять, еще не поздно, сейчас же ей позвоню и скажу все». Подошел к телефонному аппарату, поднял трубку и набрал межгород. Когда ответила оператор, назвал московский номер. Не прошло и десяти минут, как его соединили с Москвой. После горячих приветствий, нескольких дежурных фраз сказал:

– Галя, собери все свои вещи, предупреди родителей, что переезжаешь жить ко мне, свадьбу сыграем здесь. У тебя неделя на все сборы, в следующую пятницу жду. Когда купишь билет, позвони, скажи номер рейса – встречу.

На том конце возникла тишина; она некоторое время не могла понять, он это серьезно говорит или шутит, через некоторое время только смогла выдавить из себя:

– Алик, ты серьезно, не шутишь? Ведь я могу и поверить!

Как спланировал, все так и прошло. Через неделю уже стал семейным человеком, взял недельный отпуск (это было сделать легко: шло лето, студенты были на каникулах), с женой поехали на машине путешествовать по районам Азербайджана. Когда вышел на работу, не увидел на привычном месте секретаршу Гюльшен «Длинный язык», сказали, что уволилась как неделю и никто не знает причины.

Может, никто и не знал, но он догадывался.

Позвонил Зордан, поздравил от себя и от товарищей, сообщил печальную весть о кончине дяди Мелкона на прошлой неделе, как раз в день его свадьбы. Подробно рассказал, с какими почестями хоронили его: приезжал лично второй секретарь Пашинян и другие государственные деятели Армении.

Он ему ничего не отвечал, молча слушал и долго не мог положить трубку, после того как Зордан закончил разговор.

«Вот тебе, как говорят, и сон в руку! Коснувшись меня, черный ворон передал недобрую весть, и что получается? Мой друг и есть тот черный ворон. Нет, не может быть, Зордан не черный ворон».

Зашла к нему жена, невольно оторвался от тяжелых мыслей.

– Алик, родной, что случилось, на тебе лица нет!

– Ничего, дорогая, все в порядке, – почему-то в одно мгновение сообразил, что не стоит ей говорить. – Друг звонил, там у его близкого приятеля умер отец, вот и передалось мне его настроение.

– Не расстраивайся, что делать, таков закон жизни. Когда умер? Хочешь, поезжай ты или поедем вместе? – Высоко оценил свою сообразительность: если бы говорил правду, испортил бы все, обязательно настояла бы на поездке, а после в одну секунду весь город знал бы, кто его дядя.

– Спасибо, родная, конечно, что-нибудь придумаем или поедем на сорок дней или на годину. Может, я денег отправлю другу, и тот передаст от моего имени.

– Хорошо, как ты решишь, так и будет.

Она посмотрела на него и прижалась к нему. В ее глазах увидел глубокую нежность, верность и желание любви. Крепко обнял ее и поцеловал.

Все шло по намеченному, каждый месяц, как зональный ответственный тайной организации «Миацум» собирал деньги, передавал в центр, а поступающие из центра материалы распределял по территориям через ответственных. Куратором у него был майор из КГБ республики Сурен Богдасаров, армянин по национальности. Понимал, что готовятся большие дела, но какие конкретно – ничего не мог осмыслить, и от этого недопонимания ему порой становилось страшно. Кроме того, подспудно возникало чувство обиды от ощущения неполного доверия к себе. Об этом говорил во время одной из встреч Зордану, на что тот ответил буквально следующее:

– Алик, я знаю не больше твоего, обидного ничего нет, ты для организации очень ценен и дорог, это я тебе говорю. Каждый знает столько, сколько нужно для его работы; здесь не два или три человека, эта всемирная организация, в ней задействованы все армянские диаспоры по всему миру, а также мировая армянская католическая церковь. Мы, армяне, ломали хребет империям на протяжении всей истории, сломаем и этой, поверь, дело не в военной мощи страны, нужно в основу запустить ржавчину, и она со временем сделает свое дело; пойми, дело не в доверии или недоверии – это просто конспирация.

Согласился с другом и работал с еще большим вдохновением, не понимая, что Зордан врал ему, потому как знал очень много, будучи одной из центральных фигур всей этой тайной игры, проводимой против Азербайджана.

Глава сорок четвертая. Старые знакомые снова вспомнили

В последнее время Абульфат Алисой постоянно ощущал на себе какую-то невидимую тяжесть; все вроде было, как и прежде, однако внутреннее напряжение все сильнее нарастало и превращалось в физическую тяжесть.

Никаких болезней не испытывал, однако тягость все нарастала и не отпускала, и наконец где-то через месяц понял причины своего тревожного состояния. Стал замечать возле общежития для аспирантов с постоянной регулярностью три автомобиля. Две «Волги» и «Москвич», с изменениями в графике, стабильно находились на одном и том же месте. «Ясно, снова начали пасти, ну пусть, – подумал и почувствовал ясность во всем происходящем. – Ну и ну, давайте, – мысленно говорил своим противникам. – Как бы ни старались вы, раскрутившийся маховик уже не остановить. Он будет вращаться все сильнее и сильнее, приводить в движение все новые и новые узлы гигантского механизма, который в силу своего несовершенства придет в резонанс и разлетится на части. Что мы занимаемся историей, можно сказать, чисто просветительская работа, не то что прибалты или западная Украина. Они требуют полного отделения, а это не что иное, как развал всего Союза. Конечно, мы тоже хотим полного отделения, но наши старшие товарищи в частной беседе не соглашаются, мотивируя тем, что так, мол, еще рано, нужно к этому идти постепенно, сначала добиться расширения прав внутри Союза и затем переходить на конфедеративную форму государственного устройства, и только после этого по прошествии многих лет можно говорить о полной независимости. Не знаю, может, они правы, но я хочу сам видеть не только независимый, но и объединенный Азербайджан при своей жизни и увижу!»

Так продолжалось около двух или трех недель. В один из дней, когда вышел на станции метро «Академия наук» и направился в сторону общежития, возле него остановилась «Волга», вышли из неё двое молодых, спортивного телосложения ребят, подошли к нему с двух сторон, вежливо поздоровались и предложили сесть в машину. Сразу узнал машину – это была одна из тех, которые заметил у своего дома уже как почти месяц. Хотя наблюдатели каждый раз меняли номера, не имело значения. Дело в том, что для внимательного человека каждый автомобиль сам по себе индивидуален, он узнает его по невидимым признакам, и какой номерной знак висит – не имеет никакого значения. Один из молодых людей засунул руку во внутренний нагрудный карман пиджака, видимо, за удостоверением, Алисой остановил словами:

– Нет необходимости, я знаю, кто вы.

Молодые люди переглянулись, видимо, расстроились из-за своего прокола; не обращая внимания на их смущение, Алисой добавил:

– Что же тянули так долго, сколько времени стоите – то у дома, то еще где, подошли бы давно, и делу конец.

Приехали в управление КГБ республики; один из молодых ребят подошел к дежурному, недолго о чем-то переговорил и дал знак пройти. Когда они пошли, дежурный крикнул вдогонку:

– Подожди, Самедов, дай выпишу пропуск, как же обратно пойдет?

Самедов обернулся:

– Нет нужды, так пройдет, мы будем сопровождать.

– Ясно тогда!

Алисой все понял, стало ясно, что на этот раз вцепились крепко и, скорее всего, отсюда в ближайшее время не выйдет.

Поднялись на четвертый этаж, остановились перед дверью одного из кабинетов, Самедов зашел и вскоре, выйдя оттуда, провел его в кабинет. Алисой зашел в кабинет один, «Соколы Ежова» (так он прозвал всех работников КГБ еще при первой встрече, несколько лет назад) остались за дверью.

У окна спиной к двери стоял мужчина, хотя лица не видел, но ему показалось, что знает его, – так и вышло, когда тот повернулся к нему… Ахмедов!

– Ну, здравствуй, академик, вот и встретились мы с тобой, добро пожаловать!

Алисой понял, что тот насмехается над ним, но виду не подал, строго ответил:

– Здравствуйте, я не академик, а всего лишь скромный кандидат наук, а вы, вижу, уже поднялись высоко.

– Да, представьте себе, и настолько высоко, что вижу каждый шаг твой и тебе подобных.

– Почему вы со мной на «ты»? Я свою работу не скрываю.

– Работу – да, не скрываешь, а вот деятельность антисоветскую скрываешь, и наша задача – выявлять таких, как ты.

– Я и этого не скрываю, потому нет предмета сокрытия: не занимаюсь я антисоветской деятельностью, я занимаюсь воспитанием той горстки молодежи в духе национального патриотизма, которые приходят ко мне. Так этим занимались Мирза Джалил, Сабир, Ахундов Закир, и очень многие по сей день занимаются, как, например, Шахрияр. Что тут такого?

– Мы доберемся до всех, до единого, кого ты назвал и кого не называл, всех выведем из темноты на свет, как летучих мышей.

– Не достанете, – он чуть было не засмеялся, но сдержал себя, решил продолжить беседу, – все почти умерли, потом они как раз сами любили и приносили людям свет, а вот загонять людей в темноту, точнее, в темницу, – прерогатива вашей конторы, это вы избегаете света, притом везде и во всем.

Ахмедов понял, что не то сказал, видимо, этот «академик» каких-то допотопных людей назвал, и от этого еще больше взбесился:

– Слушай, академик, я учился в нормальной русской школе, а высшее образование получил в Москве, понял? Кто такой Шахрияр, где он работает?