На переломе от конца к началу времени, в сакраментальные 6999, 7000, 7001 годы устроился и новый ноль пространства: площадь Пожар.
Фроловские ворота стали первым камнем явленного средокрестия Москвы.
Красная площадь началась как время. И как место времени, Последнего и нового.
Древние кремлевские куранты. Рисунок из альбома А. фон Мейерберга. 1661-1662
Глава II. На рву
Алевизов ров
В начале XVI века перед стеной Кремля, между Неглинной и Москвой-рекой, был вырыт обводненный ров. Увековеченный в урочищном определении Покровского собора – «что на Рву», он назывался Алевизовым, по имени фряжского (итальянского) архитектора Алоизио да Карезано. До засыпки в начале XIX века Алевизов ров наглядно разобщал собор и весь Посад с Кремлем.
Ров ставил сцену средокрестия – полемику холмов при слиянии рек. В отсутствие на новом месте природных предпосылок для полемики, сцена была поставлена делением единого холма на Кремль – и Великий посад, будущий Китай-город. Кремль превратился в остров.
А. М. Васнецов. Книжные лавочки на Спасском мосту в XVII веке. Показаны Алевизов ров и башни по Красной площади до надстроек
Ф. Я. Алексеев и ученики. Никольские ворота Кремля и Алевизов ров. 1800-е. Ров показан накануне засыпки. Слева – корпус торговых рядов конца XVIII века, просуществовавший еще несколько лет
Китай тире город
Китайгородская стена, поднявшаяся в малолетство Грозного, сделала новой частью города Большой посад. Кремлевский холм, несколько раньше разделенный Рвом, теперь был схвачен и объединен в своих вполне естественных пределах совокупным треугольником кремлевских и китайгородских стен.
Став городом, Китай немедля затруднился отнестись к Кремлю в привычных терминах неглименского средокрестия, в координатах город – загород. И тут, возможно, пригодился итальянский взгляд. Взгляд зодчего китайгородских стен Петрока Фрязина Малого, например. Кремль и Китай во фряжском взгляде должны были составить отношение замка и города, castello и cittа («читта?»).
Название Китай, как стали понимать топонимисты, родственно этому cittа. А значит, и французскому cite, и city англичан. Так что когда в исходе XIX века журналисты нарекли Китай московским Сити, они не знали, что дают искомый в заседаниях различных обществ и комиссий ответ на жгучую загадку этого названия.
По существу, ответ в самой загадке. В самом названии, стоит лишь заменить дефис на долгое тире: Китай есть город. Неясен только возраст слова и произрастает ли оно из общего с другими корня, или просто снято с языка у итальянцев. Того же корня слово Китеж говорит за первый вариант.
Искусственная сцена средокрестия обдумала себя по-итальянски.
Город и замок
Переход московских форума и торга с Боровицкой площади на Красную ответил переходу княжеской Руси в Русское царство. Обратный ход равнялся саморазвенчанию царя, возврату в князи. Уход Ивана на Опричный двор и приобщение Ваганьковского царского двора к опричнине сдвигали центр Москвы в былое средокрестие на Боровицкой. В раздвоенном и спорящем холмами городе возобновился спор двух средокрестий.
Опричный кризис сделал явной неотлучность Красной площади от царства. Пронзительно ее сиротство в годы царских бегств, между- и послецарствий. Площадь и царство устраивались вместе.
Выход князя из Кремля равен уходу, расставанию с землей. Напротив, взлобье Красной площади служило выходам царя земли, равняющимся входу, единению с землей.
Так вышел молодой Иван IV в первый день первого Земского собора. С Лобного места царь призвал людей отдать друг другу вражды и тяготы. Позднее, в 1551 году, он исповедовал церковному Стоглавому собору собственные прегрешения, и может статься, что с того же места.
Обе сцены трудно представимы без Покровского собора за спиной царя. Меж тем, собор еще не начат, даже не задуман. Тем виднее внутренняя связь его постройки с политической архитектурой первой половины грозненского царствования.
В год закладки храма был заложен новый камень этой архитектуры: даны распоряжения о земском самоуправлении. Оба значения слова «собор» были тогда особенно близки, так, как близки на Красной площади оба значения слова «земля».
Подобно земскому царю возвысившийся над Москвой, храм Покрова объединил монарший Кремль с Китаем, поместившись в центр их общей панорамы от реки и общей геометрии на плане. Даже принимая в ракурсах сторону Китая, храм остается манифестацией царя всея земли и образом всеземской полноты.
В опричном кризисе ни Кремль, ни храм не взяли сторону ушедшего царя, поскольку царь ушел на третью сторону, оставив весь Кремлевский холм быть земщиной, собственно городом. Оградой, угрожаемой извне, из Занеглименья. Храм Покрова остался центром земской геометрии.
И царский взгляд со стен Кремля, будто бы остановленный в архитектуре Царской башни, напрасно принимать за любопытствующий о казнимых взгляд опричного царя, коль скоро Кремль был им покинут.
И если правда, что малые церкви «на Рву», или, в позднейшем представлении, «что на Крови», «что у Голов», были поставлены на площади в эпоху казней, памятью казненных, – то именно казненных, а не палача.
В XVII столетии престолы упраздненных храмов перешли в подклет Покровского собора. С тех пор его мемориальная программа усложнилась на порядок. Взлобье, голова Москвы, вслед за церквями «у Голов» растянутое было в линию вдоль Рва, с перенесенными престолами вернулось в точку. Став «на Крови», «на Головах», храм Покрова воспоминает избиение земли в ее же средоточии.
Царская башня Кремля (слева от Спасской). Фото 1900-х. Фрагмент
…Но это в исторической ретроспективе. А в чертежной перспективе переноса Боровицкой площади на Красную опричнина и земщина должны найти себя модельно.
Тут и пригождается предание о Царской башне как о царской ложе. Знаки полюсов коллизии проставлены над башней и над храмом Покрова. Храм остается стороной страдательной. Царская башня смотрит на многобашенье собора, как царь на жертв. Собор не просто остается земским, но делается таковым сугубо. Образом земщины периода опричнины.
Нет, Кремль не замок, не castello. Замок всегда помимо города (опричь него), в договорных с ним отношениях. Московский Кремль есть ограждение дворца, дворцовых храмов, кафедрального собора города и нескольких частновладельческих кварталов с их церквями. Кремленаград, как называется его древнейший достоверный план. Но в постановке опричного деления на Красной площади Кремль представляет замок.
Глава III. На крестце
Ослепление зодчих
Предание об ослеплении строителей Покровского собора первым обнаруживает напряженность между сторонами Рва – Посадом и Кремлем.
Когда Иван IV боялся Постника и Бармы, он боялся Бармы, а не Постника. Их парность, как и версия соединения двух лиц в лице «Постника Яковлева Бармы», причастны архетипу Китовраса – кентавра, строителя Соломонова Храма. Архетипичен даже смысл имен. Барма есть имя ипостаси царского брата, искателя царства, носителя царственных знаков. Постник есть имя ипостаси первозодчего, смиренного сотрудника царя.
Барма и Постник суть два положения Покровского собора. Нужен был Барма, чтобы увенчать предградие Кремля царственным храмом-городом. Нужен был Постник, чтобы не противостать Кремлю, но сочетаться с ним. Чтоб храму не давалась фронда, но даны были неколебимость, самость и возвышенность престола, алтаря. Не оппозиция Кремлю, а неподвижная позиция вблизи, но вне земной, кремлевской власти.
Блаженный Василий
Эта позиция собора сродни позиции блаженного Василия, юродивого, говорившего не от себя, но от лица небесной власти перед земной. В год царского венчания Ивана Грозного Василий предвестил пожар, так высветливший душу юного царя. Блаженный выговаривал Ивану за мирские думы на молитве. Настоятельно народное прозвание собора: храм Василия Блаженного. Святой Василий – ангел Красной площади.
Легенда утверждает, что блаженный сам собрал на храм, нося в ограду по копейке, а вор, забравшийся в ограду, окаменел на месте. Запись легенды сделана Евгением Барановым в 1920-е, когда столичность, возвратившись на Москву-реку с Невы, искала закладное сокровище первопрестольной. Из Никоновской летописи знаем, что в конце XVI века у Покровского собора была «великая казна», и некоего князя Щепина изобличили в умысле предать огню весь город, чтобы взять ее. Спустя сто лет под храмом был отыскан и засыпан лаз в пещеру, обиталище воров.
Еще рассказывали, будто, умирая, святой Василий отдал собранные деньги царю и лег в готовую могилу посреди ограды. Этой фольклорной записи вторит предание о преставлении юродивого накануне взятия Казани, в тот же год, а не пятью годами позже. Гроб святого, самим царем несомый к месту погребения, – начальный камень храма.
Вот разделение властей по-русски, по-московски: не в горизонте социума, а по вертикали – на неделимую земную и безраздельную небесную.
Местная фабула, фабула места Последнего времени, уточняется: всё здесь об отношении небесной и земной властей.
Чудо девятого престола
«…Дарова ему Бог дву мастеров руских, по реклу Постника и Барму, и быша премудрии и удобни таковому чюдному делу.»
Вдвойне чудному, ибо чудо Покровского собора не только архитектурное.
Согласно тому же Сказанию из Румянцевского сборника, царь «повеле им здати церкви каменны заветныя 8 престолов», – то есть обставлять центральный столп семью столпами. Словно Иван IV видел розу московского начала семиконечной. – «Мастеры ж Божиим промыслом основаша 9 престолов, не якож повелено им, но яко по Бозе разум даровася им в размерении основания».
Собор Покрова на Рву. План; реконструкция В. А. Рябова на вторую половину XVI века
То есть по высшему, чем царское, внушению.
Продолжим словами другого источника – Пискаревского летописца XVII века: