На Кубани служил инженер-лейтенантом Дмитрий, имел пятерых сыновей. Один из которых служил в полку вместе с отцом, другой окончил Суворовское училище и избрал карьеру военного. Жил многодетный Дмитрий трудно и, только когда его перевели в Новочеркасск, построил дом, завёл подсобное хозяйство и выбился из нужды.
У брата Прасковьи – Василия – было трое сыновей: Павел, Вячеслав, Борис и дочь Ольга. Павел занимал высокую должность – заместитель председателя Краснодарского крайисполкома. Вячеслав в годы войны был удостоен звания Героя Советского Союза, под Сталинградом его тяжело ранило, он потерял ногу. Борис – полковник Советской армии.
Краснодар, 1949 г.
Стоят (слева направо) Павел, Вячеслав, Борис, их отец Василий (брат Прасковьи)
Вечерами станичная молодёжь собиралась у дома Гаврей попеть и поплясать под гармонь. Братья Василий и Леонтий считались лучшими гармонистами в станице Челбасской. Дагестанцы Ибрагим и Мудун тоже присоединялись к станичной молодёжи. Василий вскоре специально выучил мотив лезгинки, чтобы кубанские девчата и парни могли любоваться исполнением задорного кавказского танца и самим выходить в круг. Среди зрителей можно было увидеть и самого атамана Чубаря со старыми казаками. Трезвые, рассудительные, услужливые, степенные горцы быстро заслужили уважение станичников.
А в сердце Прасковьи разгоралась настоящая любовь. Вначале она старалась избегать Ибрагима и вроде не обращала внимания на то, как и он тянулся к ней, но длилось это недолго. Вскоре всем стало ясно, что Ибрагим и Прасковья любят друг друга. Трудолюбивый кавказец Ибрагим открыл сначала мануфактурную лавчонку, потом «азиатский» магазин, который давал неплохую прибыль. В его магазине было всё для того, чтобы и казака с ног до головы одеть-обуть, и украсить доброго коня попоной, кабардинским седлом, отделанным серебром, крепкой уздечкой и лёгкими стременами. Часть товаров – черкески, андийские бурки, конскую сбрую, сёдла – Ибрагим скупал по всему Кавказу вместе с кинжалами, шашками, пистолетами, а каракулевые и овчинные папахи, лёгкие ноговицы братья шили сами. Не только челбасцы, но и казаки других станиц приезжали к дагестанскому купцу за товаром и, переодевшись в кавказских наездников, гордо восседали в мягких, удобных кабардинских сёдлах. Уезжали довольными.
Богатству, нажитому трудом Ибрагима и Мудуна, народ не завидовал. Не только под расчёт, но и в долг отпускали честным уважаемым казакам свои товары братья-купцы. За то и были уважаемы. И ещё за то, что не кичились своим состоянием, не возносились над теми, кто ничего не имел, не чурались немощных, старых казаков и по-прежнему спешили вечерами туда, откуда доносились звуки гармошки и задушевные песни дивчин, среди которых бывала и гордая Прасковья.
Как боролся Ибрагим с воспламеняющейся с каждым днём любовью к иноверке! Он свято верил в Аллаха, пятикратно в день совершал молитву, но никогда не испытывал неприязни к христианам, будучи твёрдо убеждённым в том, что все племена и народы, обитающие на земле, так же, как и всё живое, созданы волею единого всемогущего Небесного Владыки. Боролся он со своими чувствами потому, что там, в горах, в родном ауле Хуты, была у него наречённая, которую выбрал для него отец. Как пойти против воли отца?
Знал, вся родня будет недовольна, хотя открыто и не выразит свой протест. А он ведь кормилец не только своей семьи, но и других бедных родственников – одиноких вдов и сирот и не сможет отречься от них и навсегда остаться в чужой, пусть даже хорошей стороне.
Но без любимой мир тесен, несмотря на его просторы. Конечно же, он только на ней женится. А в угоду отцу и родне уговорит её принять ислам. А вдруг не выдадут её родители? Вдруг она сама не захочет отречься от христианской веры? Что делать?
Но не отказали сватам Ибрагима, почтенным казакам станицы, с которыми явился сам атаман Чубарь.
Ибрагим и Прасковья заключили брак у муллы-татарина, и стала Прасковья зваться Патимат.
СВИДЕТЕЛЬСТВО О БРАКЕ
1913 г., 23 октября
Заключили брак Ибрагим Мухаммед, 22 лет от роду, из Дагестана из аула Хуты, на Праскеве, дочери Петра Гаврина из Кубанской области, 18 лет.
Уплачен калым в размере 30 рублей. Брачный договор выдан в станице Маштокской Екатеринодарского отдела Кубанской области
Свидетель – Исмаил Аль-Бумохи из селения Хаджа. Екатеринодарский отдел Кубанской области.
Муж – Ибрагим подписал собственноручно.
Жена – Праскева подписала собственноручно.
(Перевод с арабского профессора Г.И. Бочкарёва, Институт Азии и Африки)
Шумную свадьбу сыграли, богатое приданое собственноручно изготовили братья-краснодеревщики. Счастливо стала жить молодая семья.
Год 1914-й… Началась война с Германией. Проводили братьев Василия, Ивана и Леонтия на фронт. Загоревал дед, затосковал по сыновьям, от которых не было писем, и умер от разрыва сердца. Осталась бабушка с двумя младшими дочерьми – Елизаветой и Александрой. Старался зять Ибрагим заменить Елене Васильевне сыновей, но кто может заменить матери сына? Извелась Елена вконец.
Все братья геройски воевали в Первую мировую войну. Были награждены и стали полными георгиевскими кавалерами. Старший из братьев, Василий, попал в плен и был увезён в Германию, вернулся на Кубань в 1918 году.
А тут грянула революция с её неразберихой. Вернулись в восемнадцатом с фронта сыновья Иван и Леонтий, из германского плена – старший Василий со своей верной спутницей-гармошкой, благодаря которой, быть может, и выжил, скитаясь по чужбине.
Братьев Ибрагима и Мудуна стала изводить тоска по родному краю. Жизнь в кубанской станице становилась невыносимой – налетали то красные, то белые, то зелёные, то батька Махно, то «Марусин отряд». Недобрые вести доходили из Дагестана. Не советовали земляки Ибрагиму трогаться с места, говоря, что революционным движением и Гражданской войной охвачен Дагестан и весь Кавказ. Убеждали, что ехать опасно – под Грозным налетают и грабят озверевшие банды.
После 1920 года отец с матерью вернулись в родные края – в Дагестан. Но и тут было неспокойно.
Отец, добряк по натуре, человек щедрый, здоровый и красивый, в тридцать пять лет заболел и умер, оставив маму с тремя детьми.
Окружённая заботами и лаской сельчан, я не чувствовала сиротства.
От тех богобоязненных, веками безропотно покорявшихся превратностям судьбы горцев, ценивших свободу, совесть и честь дороже жизни, я научилась веротерпимости, почтительному отношению к сединам, милосердию к немощным, презрению к подлым.
Что удивляло – это не виданная нигде больше всеобщая доброта, готовность в любую минуту прийти на помощь друг другу, отсутствие зависти, злословия, безропотная покорность судьбе, вверение всех бед фатальной неизбежности.
Я оказалась в далёком ауле Хуты. Тяжёлые были те времена в горах. Трудились от зари до зари, довольствуясь тем, что есть. На клочках земли сеяли пшеницу, ячмень. Сажали картофель, морковь, выращивали горох и чечевицу. Печь топили соломой или кизяком раз в сутки, обычно вечером, по возвращении с полевых работ. Один-два раза в неделю пекли тонкие пресные лепёшки. Повседневной пищей было толокно – мука из зёрен овса, её разводили сырой водой, в особых случаях добавляли к толокну масло и брынзу – это уже считалось деликатесом.
Мы, дети, словно грачи, следовали за плугом, выбирая из разрыхлённых комков земли корнеплоды округлой формы, лилово-серые снаружи и белые внутри, сладкие и необыкновенно приятные на вкус. Я могла грызть их целыми днями и ничего подобного в равнинных краях не встречала.
Местные жители называли их «лакской картошкой». Величиной они были от горошины до грецкого ореха, с выпуклостями, уплощёнными у корня.
В восемь лет привезли меня в Темир-Хан-Шуру. Записали в тюркскую школу Читать и писать по-русски научилась самостоятельно, спрашивая у старшего брата названия букв и складывая их в слова. В сентябре я сама пошла, записалась в русскую школу Когда у меня спросили фамилию, я не знала, что ответить.
– Как зовут твоего отца?
– Ибрагим, – ответила я.
Записали: «Ибрагимова Мариам, класс «А».
Любовь к чтению нам прививали с первого класса, учителя давали задания своим ученикам на дом – прочесть книгу и суметь потом рассказать, что и как в ней мы поняли. В школу я не шла, а бежала с удовольствием. Училась хорошо. Когда в классе попросили назвать ударника, почему-то все назвали моё имя и выбрали членом санитарной комиссии. Наш школьный врач раз в неделю проводил час санитарного просвещения, рассказывая о правилах санитарии, гигиене, микробах, насекомых – переносчиках заразных болезней, и о многом другом. Тогда впервые почувствовала тягу к медицине.
Многие наши учителя и до революции преподавали в гимназии – люди больших знаний, высокой культуры и какой-то необыкновенной притягательной доброты. Я всегда с неизменным чувством искренней любви вспоминаю свою первую учительницу Антонину Антоновну. Настоящая русская интеллигентка, мягкая, тёплая, необыкновенно добрая и в то же время спокойная, выдержанная женщина с притягательным, проницательным взглядом. Ко всем детям, особенно бедным, она относилась с исключительным вниманием. Через городской отдел народного образования добивалась талонов на бесплатную одежду и обувь для нуждающихся учеников.
Наш маленький город отличался исключительной чистотой домов и улиц.
Дворников не было, убирали сами жители. В шесть утра по свистку участкового приступали к работе. Эта обязанность лежала на детях-школьниках, в нашем домена мне. Так что мне приходилось заботиться и о хорошей лейке-поливалке, метле и совках. Я частенько мобилизовывала для этого дела соседских мальчишек.
У знакомых учителей, медиков, старых учёных я достала много интересных книг, в том числе исторических. Читала и думала, задавая себе вопрос: почему многочисленные этнические группы до сих пор не сложились в нацию? Понимала: ответ на этот вопрос следует искать в прошлом, когда Дагестан представлял собой глубокую провинцию, где господствовали феодальные и полуфеодальные отношения. И я углубилась в историю. Потом, когда стала писать книги, это моё раннее увлечение историей очень мне помогло.
Из шестого класса нескольких успевающих горянок, в том числе и меня, взяли на подкурсы медучилища. Обучались со мной в основном девушки-горянки из всех районов и городов Дагестана. Были среди них и свободно посещающие занятия – жёны членов местного правительства. Учились неважно и выезжали на наших подсказках.
Окончила в 1936 году медицинское училище с отличием, два года отработала фельдшером-акушеркой в горных аулах Лакского и Кулинского районов.
Затем устроилась в городскую поликлинику медицинской сестрой. С врачом Антониной Курняковой быстро нашла общий язык. Видя мою дисциплинированность, исполнительность и добросовестное отношение ко всяким поручениям, она стала мне во всём доверять. Попросила поработать по совместительству медсестрой ещё и в больнице. Я согласилась, тем более что она не ограничивала меня ни в чём.
Махачкала, май 1940 г. Мариам Ибрагимова – среди выпускников медицинского техникума. Всех ждала работа в городах и сёлах республики
Потом была учёба в Махачкале, в Дагестанском мединституте. Помню, как обрадовались нашему появлению старики-преподаватели. Ведь в годы войны с первых курсов забирали ребят, а старшекурсников выпускали досрочно. Учились почти одни девчата да инвалиды, побывавшие на фронте, и просто больные. Но об этом – рассказ в другой главе.
Основой жизни была, есть и будет крепкая семья
Мариам Ибрагимова
Из последней книги-завещания «Грядущему поколению»