– Ну не томи ты, говори, в чем дело?! – выкрикнул Кузнецов, не выдержав затянувшегося молчания.
Макс оторвался от размышлений, посмотрел на Кузнецова и сказал:
– Так если ты говоришь, что дело там уже уголовное завели, то ты сам и должен знать все подробности, как достоверный первоисточник, – произнес он, внимательно посмотрев на Кузнецова.
– А что я должен знать?! – ответил Кузнецов, немного подавшись назад. – Ну, был я у прокурора, – стал отвечать он, жестикулируя правой рукой в воздухе, смотря куда-то перед собой, – ну хотят они там, – тут Кузнецов сделал паузу, сглотнув слюну, собираясь с силами, чтобы произнести все же то, что сказать ему было тяжело и страшно, – на тебя это… убийство повесить… и что? – выпалил он нервозно, содрогаясь от подступившего страха, сковывающего его тело и душу своими леденящими кровь щупальцами.
Макс все это время искоса наблюдал за Кузнецовым, чувствуя его внутреннюю борьбу и смятение.
– Почему ты считаешь, что это было убийство, а не превышение пределов необходимой обороны? – снова спросил Макс, смотря Кузнецову прямо в глаза.
– Ну как почему?! – ответил Кузнецов, замешкавшись и разводя руками в стороны.
Максу показалось, что Кузнецов сильно нервничает, появилось ощущение, что он оправдывается.
– Я же и кирпичом по башке двинул ему, и пульс потом щупал, и… – Кузнецов отвел глаза в сторону.
– Я тоже все время думаю об этом, – тихо ответил Макс, – и скорее всего… – Макс на секунду замолчал, посмотрел вокруг, почесал рукой затылок, посмотрел на Кузнецова, вздохнул и продолжил: – и скорее всего ты прав.
– Прав?! В чем?!
– Да в своих предположениях, – сказал Макс, посмотрев в небо.
– Ну, вот видишь, – ответил Кузнецов, делая огромное усилие, чтобы взять себя в руки. Посмотрев специально в землю, дабы скрыть от Макса свои чувства, тихо добавил:
– Все не очень хорошо складывается, – сказал он, шаркая по земле ботинком правой ноги.
Максу показалось, что Кузнецов свою последнюю фразу не договорил, в конце явно не хватало слов «для тебя». И он решил сам расставить все точки над i.
– И, что там, в прокуратуре, тебе сказали? На меня хотят это убийство повесить? – спросил Макс, сделав акцент на предпоследнем слове, строго посмотрев на Кузнецова. Виктор Николаевич, не поднимая головы, ответил:
– Да, хотят, – сказал он тихо и на секунду замолчал, пытаясь оттянуть наступающий момент истины. – На тебя, – выдавил он, при этом отвернувшись в сторону.
– Ну, теперь ясно, почему это не было необходимой обороной, если все вешают, как ты говоришь, на меня, – ответил Макс, закрыв глаза.
Наступило молчание. Макс смотрел вдаль, Кузнецов уставился в асфальт, правой ногой он двигал валявшуюся на асфальте пластиковую бутылку, делая вид, что сильно этим увлечен.
«Обыгрывает ситуацию, – подумал Макс, наблюдая за ним. – Ну-ну, блин. Надо же было мне спасти жизнь такому моральному уроду, чтобы теперь видеть, как ему пофигу все, он сидит, с бутылкой играет как ни в чем не бывало. А с другой стороны, почему ему надо париться? Не он же убийца, а я. Хоть он и сказал, что взял всю вину на себя, но судя по тому, как он это сейчас произнес, я вижу, что он очень жалеет о том, что это сделал. Скорее всего, меня же под монастырь и хотят подвести его дружки из прокуратуры. Если бы мы тут случайно не встретились, то он избежал бы такой неловкости, как извиняющимся тоном говорить мне об этом. Вот урод, блин! Сам убил, а признаться боится, – подумал Макс, – на невиновного вешает. Трясется за свою шкуру, подлец!» – закончил свои рассуждения Макс, поглядывая на Кузнецова. Он, надеялся, что Кузнецов первым нарушит молчание, но он, как и Макс в машине, предательски продолжал молчать и дальше, играя с пластиковой бутылкой. Тогда Макс решил поиздеваться над ним и сказал, нарушив молчание первым:
– Ну, не знаю, как ты у него пульс там прощупывал, только, когда мы с тобой уходили с того места, я обернулся и увидел, как они все трое шли своими ногами.
– Как шли?! Куда?! Какими ногами?!
– Ну, обычными ногами, как мы с тобой идем. Я тогда еще подумал, что ты молодец, что не сильно стукнул его, – ответил Макс, посмотрев на Кузнецова.
– Так он жив?! – вскрикнул Кузнецов. – Ты ничего не путаешь?!
Макс так поразился такому искреннему удивлению Кузнецова, что чуть не поверил в свои слова. Он напряг память. «Может быть, я травы накурился, и мне кажется, что этого не было?» – подумал он и закрыл глаза.
– Ну, ну что?! Что ты помнишь?! – спрашивал его Кузнецов возбужденно.
«Ишь ты, как встрепенулся», – подумал Макс, решив продолжать игру:
– Да жив он, тот злодей. Жив сто процентов! – сказал Макс, отведя взгляд от радостного Кузнецова и снова уставившись в мобильник.
– Вот это новость! – удивился Кузнецов, радостно стукнув себя руками по коленям. – Не может быть! Может, ты перепутал? Может, тебе показалось?! – спрашивал Кузнецов, не веря своим ушам.
– Вряд ли показалось, – спокойно ответил Макс, уже и сам поверив в это. Оторвавшись от мобильника, подняв голову, он продолжил: – Он шел своими ногами, держась одной рукой за своего друга, а другой за разбитую голову на затылке. Если б его несли, то всяко руки его висели бы, но за голову вряд ли бы его рука сама держалась, если ее только не приклеили.
Кузнецов был счастлив, он радовался такому внезапному окончанию своих бед, наконец-таки с его души упал тяжеленный груз бремени судьбы, который вдавливал его все глубже и глубже в страдания, лишая покоя и сна.
– Так это все меняет! – облегченно выкрикнул Кузнецов, потирая руками свое раскрасневшееся лицо. – Это меняет многое не только в моих принципах, но и вообще в моей жизни.
– Что ты имеешь виду? – спросил удивленно Макс, посмотрев на Кузнецова.
– Я понял, что все это свыше знаки для меня, чтобы я уходил из следователей.
– А может быть, это неправильный знак? Как ты можешь быть в этом уверен? – спросил Макс, пристально вглядываясь в Кузнецова, удивляясь его такому неожиданному поведению.
– Только по последствиям, – ответил Кузнецов процессуальным термином.
– Значит?..
– Значит, – перебил его Кузнецов, – в момент выбора мы еще не знаем, правильный ли выбор совершаем, пока не ощутили на себе его последствия. Только знаки могут как-то указать нам на его правильность, да и то их надо уметь читать.
– Точно! – согласился Макс, решив подыграть ему.
Кузнецов продолжал дальше:
– …ибо только человек, прошедший через страдания, чистый сердцем, душой, может правильно прочитать их.
– Да уж, – пробормотал Макс, пожав плечами и снова опуская голову к своему мобильнику.
Кузнецов продолжал:
– …значит, к нашим страданиям мы должны относиться с пониманием и быть благодарными Богу за то, что Он послал их именно нам – избранным Его, ибо страдания – это элемент божественного компаса судьбы, – закончил рассуждать Кузнецов. После этих слов он ощутил на себе присутствие эффекта «гусиной кожи», по спине пробежали мурашки.
– Вот – мурашки пробежали, – сказал он, взглянув на Макса, – тоже знак. Значит, я прав. Так что все хорошо, братан! – сказал Кузнецов, стукнув Макса по плечу рукой. – Не дрейфь, прорвемся!
Макс в ответ никак не прореагировал. Он оторвался от своего мобильника, посмотрел прямо перед собой и тихо с горечью ответил:
– Да, может быть, именно поэтому… – сделал Макс паузу, сглотнув подкатившие к горлу слезы, – великомученики… и канонизируются.
И, посмотрев в хмурое питерское небо, добавил:
– Мирское счастье не откроет двери потерянного рая.
Глава вторая. Двойной удар