Истина в сумраке. Знаки. Том 1. Книга 3

– Ну ты, блин, даешь, а еще говоришь, стыдно тебе. Вон как ты пролечил этих лохов, молодец! – сказал Макс, похлопав друга по плечу, когда они выходили из аптеки на улицу. – Смотри, сколько наторговал, я даже так бы не смог.

– Ну, так талант, фигли, – ответил Сергуня, вытирая нос рукавом куртки.

– Ну что, в магазин? – спросил Макс.

– Вот если б сейчас была зима, – загадочно пробормотал Сергуня.

– А причем тут зима? – удивился Макс.

– Да если б сейчас была зима, то мы могли бы купить много, очень много бутыльков йода.

– И что?

– А то, что йод намного дешевле водки.

– Ну?

– Ну так вот, Леша нашел бы лом или арматуру, мы бы подошли к стене, ты взял бы лом в руку за один конец, вот так, вертикально, – при этом Сергуня показал, как нужно было бы Максу держать этот лом, – а потом под другой конец лома мы бы подставили стакан, а я бы стал лить йод на этот железный лом.

– И что?

– А то, что все дерьмо прилипло бы к железу, а в стакан стекал бы чистый медицинский спирт.

– Ну ты, блин, даешь, – удивился Макс. – Жаль, что сейчас не зима. Просто ты профи, я бы точно сплясал за такую идею дважды, а то и трижды.

– Да, хреново то, что сейчас не зима, – сказал, вздохнув при этом, Сергуня – единственный человек, тосковавший о зиме в Питере.

– Ну ладно, делать нечего, пора брат, пора, – многозначительно произнес Макс, похлопав Сергуню по плечу.

– Да уж, пора, – задумчиво ответил друг.

Они зашли в открытый рядом овощной магазин, в котором всегда продавалась водка, и купили аж целых две бутылки.

– Только давай Леше не будем говорить, что у нас их две, – жалким голосом сказал Сергуня, – а то он, наверное, ничего сам и не наторговал-то еще, а пить прибежит к нам на халяву.

– А мы пошлем его, не ссы. Кто не работает – тот не…

– …не пьет! – закончил Сергуня.

– Точно! Как я раньше-то не догадался об истинности этой фразы.

Пьянка началась весьма успешно. Макс с Сергуней на все деньги купили только водку, на продукты посчитали, несерьезно их переводить. Пришли в общагу, налили водочки по полстакана каждому и жахнули за свое здоровье, которое тут же улучшилось, сердце забилось, нос задышал, наступил мир и покой у каждого на душе и в реальности. Единственное, что вспоминал потом Макс, так это то, что он почему-то лежал на полу у батареи под окном в комнате Сергуни в грязном замызганном Лешином пуховике и в его шапке, рядом с ним стоял магнитофон Сергуни, клавиши управления которого Макс сквозь сон ловко перебирал, перематывая закончившуюся кассету на начало, потом снова нажимал «PLAY» и лежал, балдел, ему было тепло, он был пьян и счастлив, потому что он в комнате у своего лучшего друга, а значит не один в своей страшной пустой злой комнате, где царило его трезвое похмельное одиночество, которое, как неподкупный судья, жестоко выносило свой суровый приговор, безжалостно карая суровой реальностью, лишая при этом возможности уйти в спасительное забытье пьяного мира. Неожиданно Макс захотел в туалет. Но у него не было сил встать. Тогда он расстегнул брюки и пописал, не заботясь о том, куда и на кого, главное, что процесс этот прошел у него успешно. Затем он снова включил магнитофон, завернулся поуютнее в теплый Лешин пуховик и провалился в приятное райское небытие, добытое ему тяжким унижением и трудом лучшего друга. «Дружба все-таки есть», – подумал Макс, проваливаясь в пустоту, и это была его горькая правда.

Часть вторая. Ничто не бывает случайно

Глава первая. По наклонной

– Ну все, расписывайся здесь, – сказал Любе оперативник Светлов, показав пальцем место в протоколе допроса потерпевшей.

– И что теперь будет?

– Что будет? Тебя признали потерпевшей, заявление ты написала на своего Соломонова. Все. Теперь иди домой и жди. Повесткой тебя вызовут в суд.

Люба замешкалась и продолжала сидеть на стуле.

– Все, гражданка, вы свободны, – с нажимом сказал оперативник, – идите.

Люба медленно встала со стула и пошла к двери. Она вышла на улицу и остановилась в нерешительности, потому что не знала, куда ей теперь идти. Домой она не хотела – там была смерть, а больше ей идти было некуда.

– Жизнь – дерьмо! – зло сказала она. Люба подошла и села на скамейку возле отделения милиции. Под ногами валялась старая газета с высохшей сушеной рыбой на ней. Между пивными подтеками виднелось красочное объявление. «Приглашаются девушки, – прочитала Люба, текст дальше был запачкан, и она подняла газету поближе к глазам, – возможно проживание. Оплата высокая». Дальше был написан телефон. Люба знала, что это за объявление, но ей вовсе не хотелось возвращаться к прежней жизни, балансируя между нормами «хорошо-плохо» и своей совестью. Ей впервые в жизни хотелось на все наплевать также, как плевала на нее жизнь; как наплевал на нее Бог и как плевала она сама на себя.

Люба зашла в кафе и подошла к бармену.

– Здравствуйте, – сказала она, – можно от вас позвонить?

– Звонок платный – десять рублей.

– У меня, к сожалению, нет денег, – сказала она извиняющимся тоном.

– Ну, тогда извините, – сказал бармен, уйдя на кухню. В этот момент Люба решилась позвонить.

– Алло, – сказала Люба, – я звоню по объявлению из газеты. Меня интересует ваша работа.

– Да, да, конечно, – ответил милый женский голос на другом конце провода, – приходите, пожалуйста, к нам в офис.

Люба увидела, что бармен выходит из кухни, она постаралась запомнить адрес и повесила трубку.

– Что, стерва? Все-таки позвонила, твою мать? Ну, вали теперь отсюда, – дико заорал он.

– Сам пошел, – сказала она, – пока за базар свой гнилой не ответил, а то скажу я кое-кому, враз пожалеешь об этом.

– Ты мне, сука, не угрожай! Я тебя не боюсь! Таких шалав – проституток вроде тебя – вообще надо валить просто, даже трахать вас впадлу.

– Тебе, может, и впадлу, так как ты сам падла, – сказала она.

– Ну, сука, я тебя запомню, – сказал ей вслед бармен, – и когда будет момент, я тебе все припомню.

Люба ушла, не сказав больше бармену ни слова, поехав в офис новой работы.

***

– Здравствуйте. Я звонила сегодня по поводу работы, – сказала она в домофон.

– Да, а вы подойдите к памятнику, что за вашей спиной, и постойте там минуту, потом снова позвоните в домофон.

– Хорошо.

Люба отошла к памятнику. Неожиданно в окне третьего этажа дрогнула штора. Люба снова подошла к домофону и позвонила: